Александр Алябьев

Одна из княжон Оболенских, внучек потомственного Почетного гражданина, московского купца первой гильдии Алексея Мазурина, Софья Михайловна Оболенская, была выдана за Петра Панкратьевича Сумарокова, сына Панкратия Сумарокова, который нарисовал сторублевую ассигнацию и был сослан в Тобольск. Губернатором Тобольска был Александр Васильевич Алябьев, который благоволил ему и позволил сосланному Сумарокову жить в Тобольске и даже нанял образованного и одаренного ссыльного в качестве домашнего учителя для своих детей.

Один из этих детей, сын гражданского губернатора Алябьев Александр Александрович, родившийся 15 августа (4 августа по ст. с.) 1787 года, стал впоследствии известным композитором, основоположником русского романса, которых он написал более 180 за свою творческую жизнь.

В 14 лет начал службу в Берг-коллегии Санкт-Петербурга, а затем Москвы. Одновременно посещал уроки известного петербургского композитора Иоганна Миллера. В 1810 году выходят первые произведения композитора – вальсы и романсы.

Когда началась Отечественная война 1812 года, Александр Алябьев пошел в армию добровольцем. Принимал участие во взятии города Дрезден, сражении под городом Лейпцигом, закончил войну в Париже, был ранен, награжден двумя орденами Анны 3-й степени, орденом Владимира 4-й степени и медалью «В память Отечественной войны 1812 года»; в служебном формуляре офицера Алябьева появляется запись:

«употреблен в самых опаснейших местах, везде отлично исполнял данные препоручения».

После окончания войны продолжил военную службу в Петербурге. В возрасте 36 лет в 1823 году Алябьев переезжает из Петербурга в Москву, где за нарушение воинской дисциплины вынужден был уйти в отставку в чине подполковника с полным пансионом.

Вскоре на одном из балов Александр Александрович встретил Екатерину Александровну Римскую-Корсакову, стал за ней ухаживать. Дом Александра Яковлевича Римского-Корсакова находился на Страстной площади и считался одним из прототипов дома Фамусова, выведенного Грибоедовым в своей комедии.

Ведя светский образ жизни, Алябьев тем не менее много и плодотворно занимается музыкой, сочиняет романсы, хоры, пишет музыку к театральным пьесам. Оперы-водевили Александра Алябьева приобрели широкую известность и ставились в нескольких театрах Москвы и Санкт-Петербурга. Его музыка исполнялась в представлении «Торжество муз», показанном на открытии нового здания Большого театра в Москве в 1825 году.

Но случился резкий поворот в жизни Александра Алябьева. 24 февраля 1825 года к Алябьеву, жившему в Леонтьевском переулке (современный адрес: Леонтьевский переулок, дом 18/17, строение 2) в доме его замужней сестры Варвары Александровны, по мужу Шатиловой, приехал с приятелем своим Калугиным отставной полковник, воронежский помещик Тимофей Миронович Времев.

Женат он был на Наталье Алексеевне Мартыновой, двоюродной сестре писателя М.Н. Загоскина и Н.С. Мартынова, участника дуэли с Лермонтовым, в которой поэт впоследствии был убит. Позже пришел отставной майор Глебов. Ужин плавно перешел в карточную игру…

Компания села играть в карты. Как водится, сначала Времеву везло. Но затем он проиграл Глебову 100 000 рублей – гигантская по тем временам сумма. У Времева было только несколько сот. В Москву он приехал заложить свое имение. Помещик отказался платить, обвинив друзей в шулерстве.

Глебов ушел, сказав Алябьеву, как хозяину дома, чтобы он урегулировал вопрос долга с Времевым. По одной версии, после этого Алябьев залепил ему пощечину и чуть ли не вызвал на дуэль. Времев уехал домой и через пару дней умер, от апоплексического удара, случившегося с ним, когда слуга отвел его на двор по “телесной надобности”. Смерть наступила в присутствии слуги.

3 марта 1825 года воронежский помещик Времев Тимоофей Миронович был погребен на кладбище Симонова монастыря в Москве. А 5 марта Калугин подал записку на имя генерал-губернатора, в которой обвинил участников обеда у Алябьева 24 февраля в крупной и непорядочной игре и последовавшей драке, приведшей к смерти обыгранного ими Времева, то есть, фактически обвинил их в убийстве.

Эта записка послужила поводом для начала уголовного “Дела о произведении следствия о внезапной смерти коллежского советника Времева”. У Алябьева, Шатилова, Глебова отбирается подписка о невыезде. Обер-полицмейстер Москвы Ровинский 11 марта обращается к московскому митрополиту Филарету с просьбой разрешить эксгумацию тела Времева и получает разрешение.

Эксгумация была произведена 14 марта 1825 года при большом стечении народа среди бела дня во дворе Симонова монастыря, и была превращена в публичное зрелище. Заключение по результату эксгумации тела Времева подтвердило ненасильственную причину смерти Времева.

Остроумный Петр Вяземский иронизировал по поводу этой истории: “Вот как в Москве проводят и убивают время”.

Алябьев, Глебов и Шатилов были посажены под домашний арест вместе с домашними слугами Алябьева. В апреле 1825 года их уже обвиняют в организации “Игрецкого общества”. После этого по резолюции самого императора Александра их отправляют в тюрьму на время следствия, с тем чтобы после окончания предать суду.

Следствие завершилось осенью, и 23 октября 1825 года на совместном заседании Московского уголовного и Земского суда они были оправданы. Но с таким решением не был согласен судья И.И. Пущин, друг Пушкина, будущий декабрист, который заявил протест на решение суда по этому делу 29 октября. Скорее всего объяснялась его позиция политическими взглядами Пущина, а не обстоятельствами дела и фактами.

Пересмотр дела пришелся на время больших перемен в Российском государстве: 19 ноября умирает в Таганроге император Александр I, 14 декабря следует бунт на Сенатской площади… Расследование дела и ожидание окончательного решения тянулось три года. Именно в этот период, в тюрьме, Александр Алябьев написал свой знаменитый романс “Соловей”.

Наконец, по решению Государственного совета в декабре 1827 года Александр Алябьев приговорен к церковному покаянию, лишен чинов и дворянского достоинства, отправлен на жительство в город Тобольск Западно-Сибирского генерал-губернаторства (ныне Тюменской области):

“Подполковника Алябьева, майора Глебова, в звании камер-юнкера титулярного советника Шатилова и губернского секретаря Калугина лишить их знаков отличия, чинов и дворянства, как людей вредных для общества сослать на жительство: Алябьева, Шатилова и Калугина на жительство в сибирские города, а Глебова – в уважении его прежней службы в один из отдаленных великороссийских городов, возложив на наследников их имения обязанность доставлять им содержание и, сверх того, Алябьева, обращающего на себя сильное подозрение в ускорении побоями смерти Времеву, предать церковному покаянию не время, каково будет определено местным духовным начальством”.

Вдова помещика Времева после его смерти оказалась в долгах, вынуждена была продать свою усадьбу, которую, по слухам, купил бывший слуга Времева, получивший от нее деньги для передачи помещику Времеву для выплаты карточного долга, но так и не отдавший этих денег барину.

Екатерину Александровну Римскую-Корсакову выдали замуж за Офросимова Андрея Павловича, одного из сыновей эксцентричной московской барыни Офросимовой, золовки матери Сергея Соболевского. Алябьев узнал об этом в ссылке, в Тобольске, куда был отправлен за преступление, которого он не совершал:

“…лишенный всех надежд, – лишенный всех прав, и гражданского моего бытия, заживо так сказать похороненный…”.

Сопровождала его в этом тяжком пути сестра, тоже Екатерина Александровна, которая хлопотала о смягчении участи брата, вела хозяйство и долгие годы поддерживала брата в его ссылке.

Так же, как и Сумароков в свое время, Александр Алябьев был принят властями Тобольска с уважением и пониманием, и в итоге отбывал ссылку не в Тобольске, а в Омске, в доме генерал-губернатора Западной Сибири Броневского, который относился к нему как к родному.

Известно, что Алябьев давал уроки музыки сыну Броневского, Николаю, полковнику, женатому на графине Апраксиной. Генерал-губернатор в Омске организовал оркестр казачьей военной музыки, в котором участвовали ссыльные музыканты, а Алябьев управлял этим оркестром.

В 1832 году удалось выхлопотать поездку на лечение Алябьева на Кавказ. Согласно сохранившимся документам пятигорской городской управы за 1832 год,

“бывший подполковник Алябьев, лишенный чинов и дворянства и сосланный на жительство в Тобольск… прибыл для пользования глазной болезни на Минеральные воды, а 19 августа сего года выбыл из Пятигорска на Кислые воды. Квартировал в г. Пятигорске в доме умершей майорши Карабутовой”.

В марте 1833 года министр внутренних дел Блудов специальным письмом на имя оренбургского военного губернатора Перовского сообщил, что царь повелел отправить Алябьева на жительство в Оренбург, так как «северный и южный климаты вредны для его болезни». Одновременно министр предлагал установить за композитором полицейский надзор.

На Кавказе по воле судьбы Алябьев встретился с Екатериной Александровной Офросимовой, и давняя любовь вновь наградила его счастьем любить. Но Екатерина Александровна была замужем, отпуск закончился, ей пришлось уехать домой, а ему – ехать к месту новой ссылки в Оренбург, где местные власти тоже благоволили к ссыльному композитору, а местное общество имело возможность услаждать слух его романсами и песнями.

18 сентября 1833 года Алябьев в сопровождении военной охраны был отправлен с кавказских минеральных вод в Оренбург. Здесь он пользовался расположением и вниманием се стороны Перовского и его окружения. Они стремились всячески облегчить пребывание Алябьева в Оренбурге. Тем не менее, он тяготился своим положением. Все его мысли и желания связывались с Москвой, где жила его семья, где оставалась старые друзья, где, наконец, ждали его новых произведений как театры, так и широкая музыкальная общественность столицы.

Письмо композитора Александра Алябьева оренбургскому военному губернатору Василию Перовскому с просьбой разрешить выезд на курорт «Сергиевские минеральные воды». 13 мая 1834 года.

Изо дня в день ухудшалось здоровье Алябьева. 13 мая 1834 года композитор направляет Перовскому письмо, в котором сообщает:

«Пользующий меня медик находит нужным для поправления расстроенного здоровья моего употребление сергиевских серных вод… Поэтому покорнейше прошу нас позволить мне воспользоваться отпуском для укрепления слабеющих от климата и душевных скорбей сил моих».

Поездка была разрешена, причем Перовский уведомляет полицейские органы сергиевских вод (расположенных в Самарской области) о продолжении надзора над Алябьевым.

По возвращении с курорта Алябьев усиленно занимается музыкой. Он первым из композиторов занялся записью башкирских, киргизских (казахских) и туркменских народных песен.

12 декабря композитор испрашивает разрешение военного губернатора на поездку в Уральск к одному из ссыльных товарищей. Несмотря на то, что Алябьев выезжал всего на несколько дней, канцелярия губернатора просила уральского полицеймейстера «иметь над ним надлежащий надзор во время пребывания в городе».

Вскоре по просьбе друзей Алябьева, Перовский возбуждает перед Николаем I ходатайство о его помиловании. Царь отказал Алябьеву в помиловании, несмотря на то, что он находился в ссылке свыше восьми лет. Правда, министр внутренних дел Блудов сообщал Перовскому 18 января 1835 года, что

«находящемуся в Оренбурге и лишенному чинов и дворянства бывшему подполковнику Алябьеву дозволено жить у родных с запрещением въезда в обе столицы и о отданием его под надзор полиции в месте его жительства».

20 марта 1835 года Алябьев уезжает к родным в село Рязанцы, Богородского уезда, Московской губернии. После пребывания у родных Алябьев неожиданно вновь появляется в Оренбурге в феврале 1836 года. Встревоженный его отъездом в Оренбург тульский губернатор секретно запрашивает Перовского, что побудило поднадзорного Алябьева вернуться к месту ссылки. На отношении Перовский накладывает любопытную по своему содержанию и стилю резолюцию:

«Уведомить, что г. Алябьев по прибытии здесь несколько дней возвратился к месту своего жительства и приезжал сюда по надобности у него собственной до меня имевшейся».

Что же это была за надобность? Алябьев всегда рассчитывал на помощь и содействие Перовского. В Оренбург он вернулся для того, чтобы использовать связи, которые имел военный губернатор в обеих столицах.

Идя навстречу композитору, Перовский добивается у Николая I разрешения поступить г. Алябьеву на гражданскую службу по Оренбургской губернии первым классным чином. Так как в «высочайшей повелении» от 21 августа 1836 года не было указано о дальнейшем полицейском надзоре и воспрещении въезда Алябьеву в столицы, Перовский, зачислив композитора в свою канцелярию, командирует его в Москву для наблюдения «за малолетками оренбургского казачьего и башкиро-мещеряцкого войска, обучавшимся там разным мастерством».

Живя в Москве в качестве чиновника канцелярии оренбургского губернатора, Алябьев знал об установлении за ним полицейского наблюдения. Не имея официального разрешения царя на жительство в Москве, Алябьев воспользовался тем, что «проезд» через столицу не был запрещен и ежедневно «разъезжал но городу в дорожном экипаже, с привязанными к нему пустыми сундуками».

В 1839 году Екатерина Александровна Офросимова овдовела, получив в наследство имения своего мужа. В 1840 году 20 августа в церкви Святой Троицы села Рязанцы Богородского уезда, принадлежавшего зятю композитора Владимиру Михайловичу Исленьеву, Александр Александрович Алябьев обвенчался с вдовой Екатериной Александровной Офросимовой.

Согласно записи в метрической книге, поручителями со стороны жениха были полковник граф Федор Иванович Толстой-Американец и корнет Николай Иванович Иохимсен, а со стороны невесты — князь Андрей Иванович Вяземский, титулярный советник Иван Петрович Рышков и Владимир Михайлович Исленьев. Алябьеву было 53 года. После женитьбы Алябьев переехал к жене в Москву, где на Новинском бульваре у Екатерины Александровны была усадьба с домом (сейчас Новинский бульвар, дом 7).

Пребывание Алябьева в Москве не прошло незамеченным для тех, кто в его лице видел нарушителя государственных устоев. 24 января 1841 года Алябьев пишет оренбургскому генерал-губернатору Перовскому из Москвы:

«Случайно, совершенно неожиданно и по секрету узнал я, что московский обер-полицмейстер взошел с вопросом к московскому военному генерал- губернатору, испрашивая его разрешения: дозволить ли мне пребывание в Москве и учреждать ли за мною секретный надзор полиции?»

Далее в письме Алябьев сообщает о болезни своей жены, о возникшей тяжбе с ее родными о наследстве и своем тяжелом материальном положении.

«Помогите и защитите меня от всех предстоящих мне неприятностей со стороны московской полиции, которая, имея в виду данное мне вашим превосходительством поручение в Москве по делам службы, не обращает на онное внимание».

В ответ Перовский через правителя своей канцелярии полковника Середу пишет Алябьеву:

«Желал бы, чтобы вы сколько возможно избежали бы всего того, что могло бы дать повод к заключению, что болезнь не препятствует отъезду вашему из Москвы. Если же действительно вы найдете возможным выехать из этой столицы и сочтете нужным заехать к родным в Московскую губернию, то поспешите в то же время уведомить об этом… Сообщаю все это единственно для вашего сведения и соображения».

Одновременно канцелярия оренбургского военного губернатора разъясняет московскому генерал-губернатору, что Алябьев командирован в Москву по делам службы и будет отозван из Москвы как только получит облегчение от болезни. Переписка по этому вопросу ведется в течение года. 3 апреля 1842 года Алябьев пишет Перовскому:

«Тяжкая моя болезнь, опасения лишиться куска хлеба и вообще двадцатилетиям бедственная моя участь вынуждает меня просить Вашего Превосходительства возбудить ходатайство перед Его Величеством о помиловании… может быть гнев монарха смягчится».

Оренбургский военный губернатор вновь возбуждает перед Николаем I ходатайство о помиловании «коллежского регистратора Алябьева и разрешения проживать ему в столице».

Шеф-жандармов, всесильный Бенкендорф, 16 июля 1842 года сообщил Перовскому, что «Император в отношении просьбы коллежского регистратора Алябьева об оставлении его в Москве, не изъявил на сие свое соизволение и повелел Алябьева выслать из Москвы на жительство в Коломну, уволив от службы».

К письму Бенкендорфа канцелярия 3 отделения приложила, документ с подлинной резолюцией царя по делу Алябьева:

«Генерал-адъютанту Перовскому заметить, что он не имел никакого права командировать его (Алябьева) без испрошения моего дозволения, а Алябьева выслать на жительство в Коломну, уволив от службы 24 апреля 1842 года».

Его жена поехала вместе с ним. Детей у них не было. Еще при жизни прежнего мужа Офросимова Екатерина Александровна взяла на воспитание девочку Леонилу Васильевну Пассек – дочь бывшего ссыльного в Тобольск Василия Васильевича Пассека. В 1842 году 18-летняя Леонила выдана замуж за 37-летнего капитана Григория Петровича Сорокина, впоследствии дослужившегося до генерал-майора.

Сорокин происходил из тульских дворян, воспитывался в Императорском военном сиротском доме. Венчание их состоялось 18 января 1842 года в церкви святого Спиридона Тримифунтского на Козьем болоте. Свидетелями со стороны жениха были его сослуживцы Павел Дмитриевич Рудаков и Алексей Абрамович Якимов, со стороны невесты — Екатерина Александровна Алябьева и брат Леонилы Вадим Васильевич Пассек.

3 июня 1842 года Александр Александрович выдал доверенность своей сестре Авдотье Соймоновой на получение заемных писем от его жены Екатерины Александровны на сумму 42 тысячи 857 рублей серебром. Сумма эта, судя по всему, была взята Екатериной Александровной для обеспечения приданым своей приемной дочери Леонилы Пассек.

17 июня 1842 года Екатерина Александровна Алябьева оформила доверенность на имя Григория Петровича Сорокина на управление своим имением Пущино, а 14 августа передала полномочия управляющего Ивану Петровичу Рышкову.

6 апреля 1843 года Екатериной Александровной Алябьевой была подана на имя князя Д.В. Голицына письменная просьба о восстановлении ее мужа на службе и ходатайство о разрешении ему жить в столицах.

Наконец 5 июля 1843 года в Коломенском городническом правлении Александр Алябьев дал подписку в том, что ему объявлено “о Высочайшем соизволении разрешения жительства в Москве с тем, чтобы не показываться в публике“.

С 17 июня 1843 года Алябьевы проживали в доме на Новинском бульваре. Здесь же композитор Александр Александрович Алябьев умер 6 марта (22 февраля по ст. с.) 1851 года. Похоронили его в Симоновом монастыре у церкви близ северной ограды, рядом с отцом и матерью.

Екатерина Александровна на три года пережила своего мужа и скончалась 9 марта 1854 года. Похоронена тоже в Симоновом монастыре. Могилы их не сохранились, т.к. некрополь Симонова монастыря был полностью уничтожен, а сам монастырь был подвергнут разрушению.

Александр Алябьев – автор порядка 200 романсов, 6 опер, 20 музыкальных комедий. Наиболее известные из них: романсы «Соловей» на стихи Антона Дельвига (1826), «Зимняя дорога», «Два ворона» на стихи Александра Пушкина (1826, 1830).

Источники: