Александр Ялфимов: Сноха

Сноху взяли. Не казачку. Русскую.

Когда еще сватать ехали в санях выбягных, попенял жениху дядюшка родимый:

– Ай казачку не нашел, мужичку берешь? Чай знаш, музланы-то – кошемно брюхо, рагожны кишки… Матри в горсть не наплачься…

Смолчал жених, мать с отцом тоже.

Папаня-то еще ранее говорил: по мне – хоть калмычку возьми, лишь бы жили.

Жег жених взглядом широкую дядину спину, тот за кучера сидел, правил жеребцом норовистым, шлеей с кистями да бляхами блескучими убранным.

Не отступился, настоял на своем, женили как надо.

Известное дело – казак уральский – поперешный.

Сношка-то ничего попалась, покладистая, услужливая. Одно ей непонятно – на каком языке говорит родня-то новая.

Со свадьбы началось, с песен. Сидела, широко глаза открыв, слушала, мотив вроде хороший, а слов не понять: ой-да да ой-да-да…

Мелькнут слова ясные: “Скакал казак через долину, через маньчжурские поля”, а дальше “скакаааа и ичужби-нуууу…” И все сплошное “а-а-а” да “и-и-и”.

Ладно, была свадьба да прошла, жить начали с родителями вместе.

Первый же день обед со свекровью взялись готовить, свекровь и говорит:

– Подзапонься, дочка, в щенях варки да обмохи вожьми, уху сварим.

Из всех слов только сени да сварим поняла.

Вышла в сени, смотрела, что взять-то, какие варки, какие обмохи, назад вернулась. Свекровь от печки повернулась.

– Ты чаво пуста, варки-то где?

– Мама, я не знаю, что это такое…

– Мамыньки, – удивилась свекровь, – головы до хвосты рыбьи… Нещи, запон-то одень.

Принесла сноха требуемое, опять спрашивает:

– Я запон не знаю, что такое…

– А, м-ма, – ахнула свекровь, – вот он, – и сует снохе.

– Так это же фартук!

– Ну а я что говорю, подзапонь фартук-то и картошку чистий, я уж воду приставила…

Кинулась сноха к картошке, про себя думает: “К кому она воду-то приставила?..”

Свекор прихромал с улицы, с мороза, заявил, бороду от инея расчищая:

– От ток бальчик был на дворе, а теперя стыть – терпенья нет.

Картошка из руки выпала, что сказал-то?! И спросить неловко.

Сел ближе к борову печному, валенок снял, ногу простреленную на войне растирая, попросил:

– Доченька, мало-маненько погодя, выди-ка на час, надергай тялушке щенца. Там, в углу, багор стоит и подбагренник, так ты подбагренником дергай.

Глаза и так большие, еще больше стали:

– Папа, я ничего не поняла… что вы мне сказали-то…

– Ай, не поняла? – хмыкнул с улыбкой недоверчивой. – Чаво не поняла-то?..

– Мало-маненько не знаю, да и на час не поняла.

– На тебе, не поняла! – часто-часто заморгал свекор. – Кончишь вот тут с матерей-то, выдишь на минутку, щена дашь тялку…

– А чем дергать-то и зачем?

– Хах-ты, – крякнул свекор, – подбагренником! Крючок такой на палке, без няво щено-то ай вытащишь снизу?..

– А-а-а…

Через время вышла во двор, около сена в углу нашла палку с крючком на конце, кое-как надергала, телку кинула. Петух как на грех привязался, наскакивает, клюется, кое-как отогнала. Пока с сеном управлялась, все думала: “Свекор про какой-то бальчик говорил, про стыть упоминал во дворе. Что это такое, где они стоят или лежат?”

В дом вошла – еще новость. Свекор опять:

– Я тебе, дочинька, забыл сказать-то: пятух у нас клявачкый. Так ты яво резни униной вдоль вонищи-то, враз отстанет.

Как была в фуфайке, так и села у порога, чуть не мимо лавки:

– Папа, я ведь опять ничего не поняла… Резни-то догадываюсь, а “униной”-то – это что, да вдоль чего резнуть-то?

– Ай-нуй, братцы мои, – удивился свекор. – Слышь, мать, в дому чисто тиятра, не понимат сноха ничаво… Унина – палка это, тяпни яво вдоль шпины, заразу, питуха-то. Питуха-то хоть знашь?.. Ай-яй!

Слезы на глазах снохи.

Свекровь, видя это, на мужа кинулась:

– Пострели-те, чаво к девке привязался, откуда она слова твои шиворот-навыворот знат?

Успокоилась немного, муж на работе, а то у него спросила бы…

После обеда, посуду перемывая, решилась:

– Мама, а что такое бальчик и стыть какая-то?

– Бальчик – это грязь, а стыть-то – мороз, ты не тушуйся, привыкнешь.

Чуть позднее решила сноха постирать немножко, полотенца да салфетки белые для рук. Расположилась в теплых сенях, стирает.

Девка огонь, быстро управилась, только вокруг блюда воду грязную набрызгала. Занесла салфетки, на веревочку около печки вешает. Свекровь с вопросом к ней:

– Пазылки-то не выплиснула?

Сноха, с руками вверх поднятыми к веревке, так и застыла:

– А я их и не стирала…

– Я тибе про пазылки говорю, ты их не выплиснула?

Сноха назад, в блюде с водой рукой завертела. Может, свекровь-то что клала в воду-то, а она и не заметила. Вернулась.

– Нет, мама, пазылков никаких там.

Вышла в сени свекровь на блюдо показала:

– Эк ты, вот они, пазылки-то. Помои после стирки, возьму я их, отцовы носки потом в них простирну. А ты сасык-то вытри да отдохни маненько.

– Мам, – жалобно, бессильно воскликнула сноха, – сасык-то – это что-о-о?

– Брызги, брызги!..

Вымахнул из своей половины свекор, на раненую ногу припадая, пробурчал недовольно:

– Воткнулся на щякунду, а куры чаво-то ряут, ряут…

Схватил ведерко небольшое, по пути кота пинул, ну, растопырился тут, из сеней холодных женщинам крикнул:

– Идите сюда кто ни на есть, лузык у мешка развижите да расщеперьте, отходов курям насыплю.

Через срок малый привыкла сноха.

Понимать и говорить научилась. Придет муж, на работе случайно выпивший, а она ему подает полотенце после умывания и шепчет:

– Глыкнул никак, паразит, вот возьму унину-то да как резну вдоль вонищи-то…

Иллюстрации:

• А.П.Лях. Сюжет из жизни Сибирских казаков

Источник:

• Ялфимов Александр. Предания. Рассказы. Байки. Из жизни яицких-уральских казаков. Подворье уральского казака. Уральск,  издательство ТОО “Оптима”, 2010 г.