Что стоит за “анекдотом”?

Некоторое время назад в статье “Как рождаются слухи” мы писали об анекдоте, который Даль рассказал Пушкину по дороге из Оренбурга в Бердскую станицу. Однако выяснилось, что у этой истории встречаются разные упоминания об авторах рассказа и о месте, где она произошла.

Сегодня же мы попытаемся разобраться, имело ли место это событие в действительности. В этом нам поможет статья “Встреча в Оренбурге”, написанная известным пушкинистом Реджинальдом Васильевичем Овчинниковым.

“Даль вспоминал как по пути из Оренбурга в Бердскую станицу он сообщал Пушкину предания о фактах, относящихся к пребыванию Пугачева в Берде. Пушкин слушал их «с большим жаром» и притом «хохотал следующему анекдоту…»…

Предание это устойчиво бытовало в Оренбурге и в последующие годы. Известный путешественник А. И. Макшеев, служивший в 1847—1853 годах старшим адъютантом штаба Отдельного Оренбургского корпуса, в заметке, напечатанной в 1870 году, сообщал: «”В Оренбурге в конце 1849 года я слышал от престарелого помещика Скрябина [1] следующий рассказ:

Пугачев при вступлении в Берду был встречен колокольным звоном. Священник вышел к нему в облачении с крестом. Пугачев с благоговением приложился к кресту и вошел в церковь. Царские двери в алтарь были растворены. Пугачев прямо вошел в алтарь, сел на престол, подбоченился и сказал: «Давно я не сидел на престоле!

Соответствует ли действительности этот «анекдот», дискредитирующий Пугачева со стороны религиозной? Имеются ли в свидетельствах современников восстания и в документах той поры какие-либо упоминания о приписываемом Пугачеву поведении в церкви Бердской слободы?

Обратимся к источникам. Священником в церкви Рождества Богородицы [2] был Алексей Васильев. Летом 1773 года он жаловался Оренбургскому духовному правлению на равнодушие прихожан: как в обычное время, так и воскресные и праздничные дни, церковные службы проходили при почти пустом храме, и все это «за нерачением легкомысленных казаков». В конце сентября, при первых слухах о приближении войска Пугачева, отец Алексей бежал из слободы в Оренбург.

Обосновавшись 4 ноября 1773 года в Бердской слободе, Пугачев определил на вакантные места в штат местной церкви оказавшихся в его лагере церковников: священником — Филиппа Гаврилова (священника из села Гасвицкого), дьяконом — Алексея Сергеева (дьячка из Сорочинской крепости); в торжественных службах по праздничным дням участвовали иногда Степан Семенов (священник из Татищевой крепости) и Иван Федоров (священник из села Стайкина под Бузулукской крепостью).

Все они весной 1774 года были арестованы карателями, привлечены к дознанию, после чего подверглись церковному покаянию и были понижены в должности (священники — лишены священства и переведены в дьячки). В сохранившихся протоколах показаний этих священнослужителей нет каких-либо сведений о предосудительном поведении Пугачева в церкви Бердской слободы.

Филипп Гаврилов говорил на допросе, что Пугачев был в церкви всего один раз «декабря 6-го числа, то есть в праздник Николая Чудотворца», и добавлял, что служба в этой церкви велась «не по раскольническому обряду», а по канонам официальной церкви, «по церковному чиноположению», и поэтому яицкие казаки-повстанцы, «будучи все раскольники, в церковь не хаживали». Упоминаний о том, что Пугачев садился на царский престол в алтаре, мы не находим ни в показаниях пленных повстанцев, ни в свидетельствах перебежчиков из бердского лагеря.

Осенью 1774 года Оренбургское духовное правление собирало от подведомственных церквей сведения о причиненных им «поруганиях, грабительствах», а также об умерщвлении священнослужителей. Из церкви Бердской слободы сведений такого рода не поступило. В январе 1775 года Сенат обнародовал «Описание, собранное поныне из ведомостей разных городов, сколько самозванцем и бунтовщиком Емелькою Пугачевым и его …сообщниками осквернено и разграблено божиих храмов…» В их числе названы и тринадцать находившихся в Оренбургской губернии, в которых повстанцы «оклады с икон и всю утварь церковную грабили» (IX, 118). Церковь Бердской слободы не упомянута и тут. Значит, ни сам Пугачев, ни его сторонники никаких предосудительных поступков в ней не совершали.

Задолго до опубликования сенатского «Описания» вопросом о поругании церкви повстанцами, а особенно самим Пугачевым, занималась Оренбургская секретная комиссия. Спрошенный ею Иван Яковлевич Почиталин, первый любимец Пугачева и думный дьяк его Военной коллегии, ответил:

Чтоб Пугачев в церкве на престоле садился, — того я никогда не видал, кроме как в последний раз, при приступе к городу Оренбургу, в стоящую недалеко от города, в бывшем Форштате, Егорьевскую церковь взвозил пушки, и оттуда палили в город, для того, что сие место казалось других способнее.

С чьих-то слов знал «анекдот» подпоручик Михаил Александрович Шванвич, который был взят в плен повстанцами 6 ноября 1773 года. Потом он говорил следователям:

Слышал же и сие в толпе злодея, что, когда оренбургский форштат был вызжен, то спустя несколько время, блиско города Оренбурга, в церкви Георгия Победоносца, Пугачев, при собрании своих разбойников, садился на престол и плакал, говоря притом: “Вот, детушки! Уже я не сиживал на престоле двенадцать лет”. Чему многия толпы его поверили, а другия оскорбились и разсуждали так: естли б и подлинно он был царь, то непригоже сидеть ему в церкве на престоле».

Как в этом свидетельстве, так и в других показаниях на допросе, Шванвич стремился приуменьшить свою роль в лагере восставших и выказать отрицательное отношение к Пугачеву. Но будем придерживаться истины. Эпизод в Георгиевской церкви случился тогда, когда Пугачеву было не до такого рода речей. В тот день шел штурм Оренбурга, и сам Пугачев едва не погиб в бою. К тому же он хорошо знал, что такое царский престол в церкви, и если даже случайно присел на него, так в тот момент Георгиевская церковь была уже не «божиим храмом» и не «святилищем», а артиллерийским блокгаузом, подвергаемым интенсивному пушечному обстрелу из Оренбурга, со стороны осажденных «ревнителей благочестия».

Надо полагать, что показание об эпизоде в Георгиевской церкви, взятое к тому же в сомнительной версии Шванвича, и явилось той почвой, на которой родился пресловутый «анекдот» о Пугачеве.

Пересказанный Далем, он не был использован Пушкиным в «Истории Пугачева». Освещая в третьей главе пребывание Пугачева в Бердской слободе, автор лишь кратко отметил, что «Пугачев, будучи раскольником [3], в церковь никогда не ходил» (IX, 26). Как справедливо полагает Н.В. Измайлов, «анекдот» был отвергнут но той причине, что высокомерно тенденциозно подчеркивал полное невежество Пугачева, а это не соответствовало действительности и шло вразрез с представлениями Пушкина о предводителе народного движения”.

[1] То был, видимо, Афанасий Григорьевич Скрябин, который в 1833 г. занимал пост плац-майора в Оренбурге.
[2] Церковь деревянная, была выстроена в 1756 г., сгорела «от поджога» в 1789 г.
[3] Пугачева убежденным раскольником считать нельзя; он был человеком, равнодушным к вопросам веры, но, учитывая реальные обстоятельства, охотно использовал поддержку со стороны старооб­рядцев и служителей официальной церкви.

Источник: “Встреча в Оренбурге” / Р.В. Овчинников // Рифей: уральский литературно-краеведческий сборник. – Челябинск: Южно-Уральское кн. изд-во, 1981. – С. 7-45.