Оренбургские студенты

В канун Татьяниного дня предлагаем нашим читателям ознакомиться, как развлекались и где учились  оренбургские студенты в конце XIX – начале XX веков.

В первый день Нового 1894 года газета “Оренбургский край” опубликовала весьма лестную для оренбургского студенчества заметку:

“На святки к нам в Оренбург съехалось очень много студентов и, как заметно, они вносят оживление в общество. Студентов можно везде встретить и надо отдать справедливость – наше студенчество производит приятное и отрадное впечатление. Все это юноши с такими светлыми взглядами и стремящиеся работать честно на пользу своей родины. За последние годы студенчество сильно упало и тем приятнее в наших студентах-оренбуржцах найти еще живучими традиции старых времен. Общество также радушно принимает их всюду”.

Теперь перенесемся в 1882 год на традиционные празднества российского студенчества.

Собралась значительная университетская семья

На страницах газеты “Оренбургский листок” в 1882 году появилось сообщение:

“Кассьян Васильевич Ушаков поручил нам объявить, что он организует общий студенческий обед 12 января (по старому стилю) в день Татьяны или в годовщину старейшего из русских университетов – Московского. Бывшие студенты всех русских университетов, а также и медицинской академии приглашаются поэтому заявить о своем желании участвовать в обеде подписью на лист у швейцара общественного собрания. На обеде предполагается сделать посильный сбор в пользу общества вспомоществования беднейшим ученикам мужской гимназии…”

Участник трапезы вскоре делился впечатлениями:

“Годовщина старейшего из русских университетов – Московского не забыта и в Оренбурге. Во вторник, 12 января, в залах Европейской гостиницы (ныне здание на ул. Советской, 52) собралась значительная университетская семья и отпраздновала день Татьяны торжественным обедом. Тут были, кроме москвичей, студенты всех университетов, даже Дерптского и немало студентов медицинской академии.

В 3,5 часа дня зал заполнился гостями разных званий, сословий и рангов – от только что кончившего курс студента до седых генералов. Мало-помалу семья сошлась, объединилась и дружески заговорила. Но спокойному праздничному настроению помешал было следующий эпизод: К.В. Ушаков доложил собранию, что один из коллег – И.И. Евфимовский-Мировицкий (редактор-издатель “Оренбургского листка”) не будет на обеде. Так как ему безжалостно опозоренному господином Весниным 10 января в театре за какие-то статьи в “Листке” (Иван Иванович получил пощечину), не только неловко, но просто стыдно появиться среди общества образованных людей, из которых иные вовсе не знают редактора, иные не знают, в чем дело, или знают о нем превратно – о “скандале” же, наверное, знают все.

Начался шум, толки, послышались рассказы очевидцев. Дикая саморасправа вызвала массу суждений. Все, однако, сознавали, что дело касается не личности товарища, а редактора и его посильной газетной службы местному обществу, у которого вкусов много. А потому единодушно решили выразить пострадавшему товарищу чувства соболезнования в постигшей его скорби и просить прибыть на обед. Депутатами для приглашения редактора были избраны К.В. Ушаков и А.М. Лавров”.

Кулачная расправа презирается

О времени томительного ожидания остались такие строки:

“В студенческой семье чувствовалось какое-то тяжелое, щемящее, напряженное состояние. В самом деле, кто же из нас, общественных слуг, застрахован от приключений, даже более диких? Никто. Ни судья, ни врач, ни администратор, тем менее частный деятель. Печально, конечно, что среди общества возможны подобные явления. Но было бы неизмеримо прискорбнее, если бы семья коллег к подобному положению товарища отнеслась безучастно и не выразила к дикому самосуду своего презрения.

Но вот музыка заиграла тушь и в залу вошли депутаты с редактором “Листка”. Крики “ура”, объятия, поцелуи, дружеские рукопожатия, приветствия быстро сменили картину и не дали господину Мировицкому докончить благодарственное слово. Послышался авторитетный возглас: “К чему слова? Пусть знают господа Веснины и им подобные, что кулачная расправа не употребляется там, где могли быть употреблены гласное слово, гласный суд и что в интеллигентном обществе эта кулачная расправа презирается”.

Началось живописное волнение, то доброе движение, которое пресуще лишь беззаветному чувству товарищества в лучшие минуты нашей жизни. Наконец порешили бросить злобу дня, оставить все эти житейские невзгоды, которых у каждого не мало и шумной, говорливой семьей коллеги уселись за стол. Хотели было сначала усесться по университетам, отдельно, предоставив хозяйничанье москвичам, но это не удалось – все пожелали составить одну семью”.

“Сеньор студиозус” провозгласил тост…

А теперь, любезный мой читатель, знакомимся с той частью архивного документа 120-летней давности, где речь идет о застолье:

“Обед начался в 4,5 часа и шел сначала тихо. Но не подали еще второго блюда, как председатель обеда “сеньор студиозус” (т.е. старейший из собравшихся студентов университетов) полковник Телесницкий провозгласил тост за Августейшего Покровителя наук и просвещения в России, за Его Величество Государя Императора. Все поднялись и пока музыка играла троекратно гимн “Боже, Царя храни”, раздавалось единодушное громкое “ура” и пение гимна не прекращалось. Вслед за сим провозглашены тосты за Ея Величество Государыню Императрицу, за Наследника престола Цесаревича Великого Князя Николая Александровича и за весь Царствующий Дом…

За вторым блюдом поднял бокал “второй сеньор” господин Трусколявский и сказал речь за процветание науки вообще и Московского старейшего русского университета в частности. Речь свою “сеньор” Трусколявский закончил следующими словами:

“Благодарю Вас, господа, за сделанную мне честь избрания меня в “сеньоры” – честь не за заслуги какие-нибудь особенные, но за привилегию лишь старшинства, по моим летам, украсившим меня сединами. В мое время в Московском университете все диспуты и диссертации писались и говорились обязательно на латинском языке, ныне уже сданном, по крайней мере в университете, в архив (слава современности!)”.

“Второй сеньор” попросил у товарищей позволения “в воспоминание древних обычаев сказать хоть несколько слов на латинском языке”, утверждая:

“Скажу я эти слова не для того, чтобы пощеголять моей уже почти забытой латинской речью, как древними развалинами, которые имеют историческое значение, а для того, думаю, что, вероятно, едва ли не последний я, как сеньор, произнесу вам несколько латинских звуков”.

Получив разрешение, Трусколявский сказал на латинском, что “как старейший из студентов Московского университета, как матери нашей, кормилицы” он “за постоянное и вечное процветание университета” провозглашает тост.

Затем доктор Завадский произнес тост “за умножение на Руси студенчества”, присяжный поверенный Думашев – “за объединение студенческой семьи в Оренбурге и за дружное благотворное воздействие ея на местное окраинное общество”.

Праздник достоин общей поддержки

Между прочими распорядитель обеда К.В. Ушаков сказал:

“Товарищеские обеды бывают двоякого рода. Одни обеды бывают временные, как, например, по поводу каких-либо случаев, событий, войн, а другие постоянные или, лучше сказать, вечные, как наше сегодняшнее товарищеское собрание. Московский университет, основанный 12 января 1755 года, есть первый светочь, зажегший огонь европейского просвещения в России и воспоминание об этом событии на Руси не прекратится.

А потому настоящий праздник достоин общей поддержки. Неужели можно назвать обед товарищеским, если каждый из нас, заплатив деньги за кушанья, поест и уйдет. Нет, мы должны разойтись, оставив связующее нас, товарищей, звено. Обеды, даваемые, например, в воспоминание кровавых битв, оканчиваются подпиской в пользу раненых воинов и сирот погибших. Сколько мне известно, и студенческие обеды всегда кончаются также подпиской в пользу учащегося юношества”.

Бывший студент К.В. Ушаков в 1882 году предложил поддержать

“тот учащийся юный контингент, из которого университеты наши получают студентствующую молодежь, который учится в гимназиях и который по бедности и нищете нередко теряет две трети товарищей, прежде чем окончить гимназический курс. Помочь этим беднякам – значит почтить университетское дело вообще и дело старейшего университета Московского в особенности”. Как сотрудник общества вспомоществования недостаточным ученикам оренбургской гимназии Кассьян Васильевич произнес тост “за разширение сочувствия местного общества к школе, за развитие потребности образования детей” и пригласил “принести посильную лепту в пользу учащейся в Оренбурге бедноты, из которой выйдут наши преемники”.

Кто-то попытался возразить:

“На обед собрались мы не для дел филантропии, которая имеет свои права во всякое другое время, а для дружеской беседы и товарищеских воспоминаний”. Но “торжественное настроение русских людей отказалось понять это возражение, не прошло четверти часа, как подписной лист покрыт был подписями, которые гласили: “Х. – 30 р.”, “У. – 10 р.”, “З. – 1 р.” и т.д. На доброе дело удалось собрать 145 р. 50 к., из которых одна половина отправлена к начальнице женской гимназии, а другая сдана в общество вспомоществования”.

Житейской суете нет места

Согласно свидетельству очевидца, события

“обед, тосты, беседы, речи тянулись до 6,5 часа и имели характер дружеской простоты, непринужденности. Собравшиеся, видимо, обрадовались, что случай свел их вместе и что житейской суете и розни нет более места.

Из тостов отметим еще один, принадлежащий М.Н. Мунту, который отвечая на тост за объединение университетской семьи, развил мысль о необходимости объединения на Руси и рассадников высшего просвещения. Он пожелал, чтобы ни провозвестники науки, ни слушатели университетские никогда не теряли согласия, чтобы они были далеки от всякого сепаратизма и забыли тенденциозные слова: “я московский”, “я дерптский”, “я казанский”, “я варшавский”. Это пожелание принято весьма сочувственно.

Прекрасно ораторски сказал другое слово господин Завадский, заключив его тостом за русскую учащуюся женщину, благотворно действующую не только на студентов, но на семью и на русское общество. Этот тост, сказанный под конец, принят особенно оживленно.

Завершая свой пространный репортаж, автор подчеркнул: “Дружной беседе бывших студентов не мешала даже теснота помещений в гостинице, или, вернее, недостаточная высота комнат, духота.

Обед студенческий готовил господин Зальпиус, содержатель Европейской гостиницы, и при скромной подписной цене ухитрился сделать кушанья не только изысканными, но и вкусными, за что и удостоился от общества обедавших благодарности с поднесением бокала. Всех обедавших было тридцать семь человек.

Так как празднования годовщин отдельно по группам того или другого университета не всегда удаются у нас, главным образом, по малочисленности коллег, то мы приветствуем мысль общего праздника в годовщину университета Московского – мысль, так удачно в нынешнем году осуществившуюся”.

Теперь рассмотрим, как помогали студенчеству в Оренбурге отцы города на рубеже ХIХ и ХХ столетий

Увеличить число женщин-врачей

«Общество для усиления средств Санкт-Петербургского женского медицинского института» осенью 1896 года обратилось в Оренбургскую городскую думу с пространным посланием. В начале сообщалось, что «при учреждении института имелось в виду не только желание дать женщинам доступ к высшему образованию, но и прийти на помощь страждущим, увеличив число таких врачей, к которым охотно обращалось бы женское население, часто вследствие стыдливости вовсе лишённое медицинской помощи, теряющее силы в борьбе с женскими недугами. Увеличение числа женщин-врачей имеет также огромное значение для местностей, где укоренились сифилис, дифтерит, тиф и другие заразные болезни.

Результат деятельности женщин-врачей будет тем плодотворней, чем лучше будут они подготовлены институтом…»

Затем речь идёт об отсутствии необходимых средств на устройство и содержание библиотеки, лабораторий, кабинетов, общежития, на приобретение учебных пособий. При этом цитируется указание Министерства народного просвещения о том, что «эти значительные суммы дать должно русское общество и русские общественные учреждения».

В заключение выражалась надежда, что «оренбургское городское общество окажется в числе учреждений, сочувствующих целям «Общества для усиления средств женского медицинского института» и следовала просьба «прийти на помощь «Обществу» пожертвованиями, нисколько не стесняясь их величиной».

При обсуждении этого письма на заседании городской думы 10 октября 1896 года большинством голосов решено:

«В течение 10 лет отпускать пособие женскому медицинскому институту по 100 рублей каждогодно» (для сравнения: пуд мяса стоил тогда от 2 р. до 2 р.60 к.; за 100 рублей можно было купить «хороший кабриолет»).

Долг отслужить по окончании курса

Тем временем в городскую управу периодически поступали просьбы об оказании материальной помощи оренбуржцам, желающим получить высшее образование. Студенту Варшавского ветеринарного института Бродову на исходе 1898 года постановлением городской думы назначено пособие в размере 10 рублей ежемесячно в течение двух лет «с условием возврата полученной суммы или службы городу после получения образования».

Ранней осенью 1900 года оренбургский мещанин Борис Соболев, как свидетельствуют архивные документы, «заявил городской управе, что сын его Николай, окончивший курс в Оренбургском реальном училище, зачислен в число студентов Томского технологического института и что он по недостаточности средств не в силах содержать сына в Томске без посторонней помощи». Житель Оренбурга ходатайствовал о «выдаче на содержание сына во время пребывания в институте пособия по 20 рублей в месяц». При этом он обещал вернуть ссуду или «отслужить городу».

Депутаты высшего органа городской власти единогласно решили:

«Поручить управе выдавать студенту Соболеву пособие в размере 20 рублей в месяц в течение двух лет с тем, чтобы ссуда по окончании образования была отслужена городу или внесена в городскую кассу».

Обращаясь в начале 1901 года в городскую думу, студент Киевского политехнического института Пётр Чаплыгин, писал:

«Вследствие полной материальной беспомощности осмелюсь беспокоить покорнейшей просьбой о денежной поддержке. Единственным источником существования в Киеве является для меня урок, который, отнимая много времени, оплачивается очень скудно, и летние практические занятия. Из дома я не получаю денег потому, что мои родители обременены большим семейством, живут только на 40 рублей в месяц. При таких условиях хорошее прохождение курса наук политехнического института является делом очень трудным. Несмотря на это, я успеваю в науках настолько, что меня освобождают от платы за право слушания лекций. Выбиваясь из сил, я осмелюсь просить дать мне возможность хорошо окончить курс моего учебного заведения, тем более что до его окончания остаётся всего два года. В каком виде выдать мне заимообразно деньги (сразу или частями), я представляю на благосклонное решение думы. Со своей стороны полагал бы, что для меня при самом экономном содержании достаточно в год 200 рублей. Смею надеяться, что моя убедительная просьба будет уважена и тем самым будет решена моя участь».

Принимая во внимание, что «студент Чаплыгин уроженец города Оренбурга, воспитанник местных учебных заведений и что родители его здешние старожилы, хотя и имеют недвижимую собственность, но доход с неё не соответствует семейному положению, дума признала справедливым удовлетворить ходатайство молодого Чаплыгина, назначив ему пособие по 200 рублей в 1901 и 1902 годах с тем, чтобы расход этот по окончании курса им был отслужен городу или возвращён в городскую кассу», а потому 25 января 1901 года определила:

«Поручить управе вносить эту сумму в городскую смету и выдавать Чаплыгину частями на каждое полугодие вперёд».

Несмотря на дефицит городской сметы

«В видах поощрения к высшему образованию» в июле 1902 года Оренбургская городская дума назначила стипендию в размере 300 рублей в год в течение пяти лет дочери умершего отставного майора, сестре милосердия Валентине Григорьевой для обучения на Санкт-Петербургских женских медицинских курсах «с условием прослужить городским лечебным учреждениям год за год обучения или возвратить полученную сумму».

Через год гласные решили:

«Желая прийти на помощь несостоятельным молодым людям из местных жителей, стремящимся к получению высшего образования, учредить 5 стипендий по 300 рублей в год. Причём получивший стипендию обязан по окончании образования отслужить городу поступлением на службу в одну из должностей, отвечающих полученному образованию, или уплатить городу полученное пособие».

К сентябрю 1906 года из городской казны выдавались пособия на получение высшего образования восьми студентам (среди них только одна девушка), обучающимся в Казанском университете, горном и политехническом институтах, на медицинских курсах, в рисовальной школе и в школе глухонемых. Девятым стипендиатом стала тогда дочь заведующей Оренбургским женским приходским училищем Юлия Скворцова, мечтающая поступить в Санкт-Петербургский женский медицинский институт. Ей было выдано единовременное пособие в размере 150 рублей.

Чуть позже студент медицинского факультета Казанского университета Михаил Лепихин, получающий стипендию в течение 1903-1906 гг., попросил продолжить её выдачу до окончания курса обучения. Городские думцы удовлетворили его просьбу, определив к выдаче 300 рублей в год с условием, что «господин Лепихин будет успешно заниматься».

Накануне нового учебного года в августе 1909 года, «несмотря на крайнюю задолженность городской кассы и солидных размеров дефицит городской сметы, стипендии в размере 240 рублей назначены пятнадцати студентам высших учебных заведений».

Не имеется ни одного университета

Директор Оренбургских высших курсов, на исходе лета 1906 года писал городскому голове:

«Правила Оренбургских высших курсов или Оренбургского вольного университета утверждены. Так как высшие курсы есть частное высшее учебное заведение, то Оренбург становится университетским городом.

Покорнейше прошу Вас поддержать высшие курсы. Для Оренбурга они весьма полезны, так как дают возможность всем желающим, не стесняясь никакими формальностями и оставаясь на службе, получить образование. Курсы эти со временем будут преобразованы в настоящий университет. Поддержка города могла бы выразиться в принятии расходов на электрическое освещение четырёх аудиторий ремесленного училища, любезно уступленных инспектором училища для помещения высших курсов, на счёт города».

В последний день августа 1906 года депутаты Оренбургской думы «признали возможным отпускать электрическую энергию для освещения аудиторий при чтении лекций бесплатно».

Во время чрезвычайного заседания думы в декабре 1906 года несколько гласных заявили о необходимости учреждения в Оренбурге университета. Городская дума, «принимая во внимание, что во всей громадной восточной области европейской России, заключающей в себе губернии Астраханскую, Оренбургскую, Уфимскую, Пермскую и территории Уральского и Оренбургского казачьих войск, не имеется ни одного высшего учебного заведения», сочла «своевременным и вполне необходимым возбудить ходатайство об основании в Оренбурге университета».

Целесообразно открыть ветеринарный институт

Когда уже шла Первая мировая война, осенью 1914 года гласными «был поднят вопрос о возбуждении ходатайства об открытии в Оренбурге высшего учебного заведения, наиболее целесообразным явится открытие ветеринарного института». Но, выслушав пространные доклады по этому поводу, думцы признали решение этой проблемы несвоевременным.

Тем не менее в январе 1917 года на заседании городской думы был сделан вывод:

«Постоянные заботы городского самоуправления в образовательных нуждах населения привели к тому, что общедоступность начального обучения в Оренбурге уже несколько лет как является реальным фактом. Количественный рост начального обучения пробудил интерес в подрастающем поколении к дальнейшему образованию.

Пройдёт несколько лет, и вся эта молодёжь, получившая среднее образование, несомненно, будет стучаться в двери высших учебных заведений. Но огромная территория Оренбургского края, превышающая во много раз целые государства Западной Европы, не имеет ни одного высшего учебного заведения. Из-за недостатка образованных, развитых и идейных деятелей целое столетие наш край остаётся ещё малоисследованным и его природные богатства неиспользованными.

Молодёжь вынуждена ехать за высшим образованием в столичные и другие университетские города. Невольно за 4-5 лет своего пребывания в высших учебных заведения молодые люди теряют связь с родными местами и по окончании курса применяют полученные знания в других, более культурных местах нашей обширной родины… С другой стороны, далеко не вся молодёжь, получившая среднее образование, может поступить в иногородние высшие учебные заведения. Это доступно лишь обеспеченному меньшинству.

Министерство народного просвещения признало необходимым открыть 10 университетов и ряд медицинских факультетов, но Оренбург не значится местом ни для одного высшего учебного заведения. Пункт этот отодвинут на восток в Ташкент. Нет данных, чтобы учесть степень нужды в культурных силах Оренбургского края и отдалённых среднеазиатских владений, но с уверенностью можно сказать, что Оренбургский край с его непочатыми природными богатствами в неменьшей степени нуждается в образованных людях… Министерство также недостаточно оценило степень культурной подготовленности местного населения, которое в этом отношении стоит, несомненно, выше Средней Азии и, следовательно, более способно к восприятию высшего образования».

После того как выяснилось, что «уездные земские собрания Оренбургской губернии уже вынесли постановления об открытии в Оренбурге высшего учебного заведения, сопроводив их более или менее значительными денежными ассигнованиями», Оренбургская городская дума единогласно «определила»:

«Высказаться за открытие в Оренбурге высшего учебного заведения и ассигновать на его открытие единовременно 200000 рублей. Высказать принципиальное согласие на отвод под высшее учебное заведение бесплатно участка городской земли…»

Но революционные события помешали осуществлению этих планов.

Источники:

• Оренбургский край, 1 января 1894
• Татьяна Судоргина, “В день Татьяны – студенческий обед”, Вечерний Оренбург, № 04 от 23 января 2002 г.
• Татьяна Судоргина, “В видах поощрения к высшему образованию”, Вечерний Оренбург, № 04 от 27 января 2011 г.
• Фото из группы Оренбургский ЧАСТНЫЙ АРХИВ

© 2017, «Бердская слобода», Лукьянов Сергей