К вопросу о происхождении названия оренбургской Маячной горы.
«Теперь принужден только маячить».
Из письма генерала Кара к графу 3. Г. Чернышеву.
Когда мы подъезжали в первый раз к городу Оренбургу по направлению от Самары и когда поезд стал заметно замедлять свой ход, мы увидели на правой стороне железнодорожного полотна какую-то гору, на вершине которой лепилось несколько домиков. На предложенный нами вопрос — что эта за гора — наши соседи по вагону поспешили ответить, что это оренбургский дачный курорт, называемый Маяком. «Почему так?», – спросили мы. — «Потому что на этой горе Пугачев во время осады Оренбурга устраивал какие-то маяки»… – ответил кто-то из наших спутников.
Этот ответ показывает, что Пугачев и пугачевцы оставили такую крепкую память о себе, что некоторые оренбуржцы готовы каждое явление прошлой истории Оренбурга связывать с именем самозванца и приурочивать к кровавой эпохе пугачевщины.
Примечание “Бердской слободы”: Авторский текст оставлен без изменений, старая (дореволюционная) орфография приведена к современному виду.
Но ознакомившись немного с прошлым города Оренбурга, мы пришли к твердому убеждению, что название горы «Маяк» существовало еще гораздо ранее Пугачева и произошло скорее всего от маяков, устроенных на этой горе бердскими казаками. Об этом именно и будет идти наша дальнейшая речь.
Можно считать за вполне достоверный факт, что Уральское казачество образовалось из Донских казаков, переселившихся с берегов тихого Дона на берега тихого Яика (В. Витевский: . стр. 220.), но донские казаки были настолько давно и настолько хорошо знакомы с устройством маяков, что Петр Великий вменил им в обязанность устройство маяков не только по всей т.н. Царицынской линии, но и в прочих пограничных и опасных местах губерний Киевской, Воронежской, Казанской. Астраханской и Белогородской (Указ Петра Великого от 7 января 1723 года. (Полное Собр. постановлений по Ведомству Православ. Исповедания, СПБ. 1875 г., т. III стр. 36.).
Поэтому нисколько неудивительно, что как только появились Яицкие казаки в Гурьевском городке нынешней Астраханской губернии, так сейчас-же там появилась местность с названием Маячного бугра, послужившего впоследствии границей войсковых рыбных промыслов (В. Витевский: “И.И. Неплюев”, стр. 637.).
То же самое явление можно наблюдать и среди казаков, населивших нынешнюю Оренбургскую губернию. Одинаково тревожные условия жизни у тех и других породили и одинаковые способы самозащиты в случаях внезапного набега врагов. За это говорят предания, записанные протоиереем П. Райским, который сообщает, что в Хабарном поселке имеется урочище Маяк, представляющее собою возвышенное место, на которое прежде «посылался часовой для наблюдения за киргизами». (Труды Оренбургской Ученой Архивной комиссии» вып. XXV стр. 217.)
«В Хабарном поселке», говорит тот же автор, «на речке Киргильде было в старину не одно сражение с киргизами. Здесь прежде было два маяка (караула) и казенные луга, которые, обрабатывались казаками. Однажды во время покоса часовой на маяке заметил приближавшихся к этому месту до 40 человек киргиз. Он тотчас дал сигнал казакам, косившим траву, и киргизы были отбиты. Другой же часовой на другом маяке почему-то не доглядел тех же киргиз, почему они врасплох напали на троих казаков, из которых один остался целым, другой раненым, а третий, из Уртазымского поселка, убит наповал» (Там же, стр. 219.).
Из этих слов протоиерея Райского ясно видно, что маяки были в большом употреблении у местных казаков и играли весьма важную роль в их несложной жизни: спокойно на маяке — и они могут спокойно заняться своими домашними или полевыми работами, дают с маяка тревожный сигнал — и казак должен бросить свою работу, чтобы отстоять свою жизнь и целость поселка.
Каждый яицкий форпост (а такими форпостами были все первоначальные поселения яицких казаков) имел поэтому всегда «одну или две пушки, каланчу или вышку и маяк».(Н. Дубровин: «Пугачев и его сообщники», т. II, стр. 11). Вот почему мы и озаглавили наш очерк: «Где казак, там и маяк».
Маяк был положительно необходим казаку. Для него он заменял и нынешний телеграф и нынешний телефон. В виду этого мы и полагаем, что нет особенной нужды приурочивать происхождение названия Маячной горы непременно ко времени Пугачева. Скорее всего – это название произошло от маяка, устроенного на этой горе казаками, населявшими прежний Бердский поселок, находившийся на месте нынешнего Оренбурга (П. Столпянский: , изд. 1906 г., стр. 10).
Так как Маячная гора господствует над всей местностью, окружающею нынешний Оренбург, а прежний Бердск, то естественнее всего предположить, что бердские казаки при первоначальном своем поселении (в 1735 году) (примечание «Бердской слободы»: в 1736 году) здесь поспешили прежде всего, чтобы обезопасить свой поселок, устроить на соседней богатой лесом и высокой горе маяк.
Существует мнение, что благодаря своему положению Маячная гора всегда играла роль стратегического и сторожевого пункта у всех многочисленных племен далекой древности, которые, сменяя друг друга, обитали здесь и перекочевывали из Азии в Европу. По свидетельству П.И. Рычкова в «Истории Оренбургской» на Маячной горе у Ногайских ханов был город «Ак-Тю-бе», т.е. белый стол, их ханская ставка. (А. Деревенсков. Труды Оренбургской Ученой Архивной комиссии, вып, XXIII, стр. 58—59). Но если это и верно, то во всяком случае не от умерших народов древности произошло название горы «Маяк» как показывает это самое слово.
Чтобы наше предположение не казалось висящим в пустом пространстве, а имело бы более прочную опору, укажем на следующие слова историка Пугачевского бунта — Н. Дубровина:
«Пугачев, – говорит Дубровин, – 18 Октября (1772 года) (прим. «Бердской слободы»: 1773 года) перешел от реки Яика (Урала) к реке Сакмаре и, остановясь в пяти верстах от Оренбурга между Бердинской слободой и Маячной горой, расположил часть своей толпы по домам и сараям, а для остальных начал строить землянки (Н. Дубровин: (Пугачев и его сообщники», т. II. стр. 86).
Из этих слов Дубровина как нельзя лучше видно, что название Маячной горы появилось еще раньше Пугачевского бунта: в противном случае Дубровин должен бы был сказать, что Пугачев расположил свою толпу между Бердинской слободой и горой, названной впоследствии Маячной. Да и из всего описания Дубровиным осады Оренбурга нигде не видно, чтобы Пугачев устраивал маяк на этой горе (Алекторов: «История Оренбургской губернии», изд. 2, стр. 107.)
В виду всего сказанного нами мы приходим к тому заключению, которое для нас равносильно убеждению, что название Маячной горы появилось не во времена Пугачева, а со времени первого поселения казаков в Бердском поселке.
Взойдя на Маячную гору, Пугачев, как известно, только и сделал, что растянул свою толпу в одну шеренгу, чтобы устрашить защитников Оренбурга и показать им свои силы более значительными, чем они были на самом деле.
«И так устроясь, показывал он впоследствии, пошел к городу и остановился на горе в тех мыслях, чтобы городским меня, а мне было видно» (Н. Дубровин: «Пугачев и его сообщники», т. II- стр. 73).
Точно такое же происхождение имеет несомненно и название Маячной горы, находящейся около Илецкой Защиты.
Весьма характерно в этом отношении то, что автор «Географии Оренбургской губернии», Оренбург, 1896 г. — г. Хохлов, говоря очень подробно для учебного пособия, предназначенного для учеников городских училищ, о Маячной горе (стр. 127), ни словом не обмолвился о том, откуда же появилось такое странное название горы, находящейся не среди безбрежного моря, а на суше и вблизи населенного города.
На этом предположении мы и остановимся до тех пор, пока не найдется какого либо доказательства, вполне опровергающего наше предположение. А теперь скажем несколько слов о самом устройстве маяков. Последний вопрос почему-то обычно обходится местными историками, но мы считаем небезынтересным, пользуясь случаем, указать здесь и на прежнее примитивное устройство военных сигналов, очень недалеко ушедших, по-видимому, даже от времен библейских (см. например, у прор. Исаии 30 глава, стих 17).
Так называемые маяки устраивались таким образом, как это можно видеть из указа Петра Великого от 7 января 1723 года. Так как в этом году ожидался набег на Россию крымских и кубанских орд, то Петр Великий повелевал
«учинить в каждом (заранее определенном) месте по три маяка или пирамиды в вышину по три сажени трех аршинных и чтоб те маяки один от другого были в таком расстоянии, как в одном месте одна или все три пирамиды зажжены будут, чтобы в другом — дым был виден; а те маяки, говорится далее в указе, делать из сухого дерева, и как внизу, так и вверху класть хворост и солому, а где есть смоленые бочки, и такие бочки употреблять в те ж пирамиды, дабы возможно было во время случая (появления неприятеля) зажечь те маяки вскоре. И когда явится какая неприятельская партия, тогда зажигать по одной пирамиде, а ежели явится неприятель во многой силе, тогда зажигать все три пирамиды, начав с того места, где неприятельские люди покажутся, во все стороны, как но самой границе по всем форпостам, так и внутрь по всем дорогам, дабы во всех пограничных городах и селах и деревнях жители все вскоре сведать и в надлежащую осторожность притди (могли) и неприятелю отпор чинить. А для скорого зажигания чтоб при тех маяках непрестанно был готовый огонь, а на изготовление этих маяков лес, хворост, солому и смоляные бочки, ежели где оные случатся, брать в тех местах у жителей» (Полное собрание распоряжений по Ведомству Православн. Испов., т. III. стр. 36- 37).
Так просто и, как это бывает очень часто, весьма остроумно было устройство маяков. Были бы только под рукою горючие материалы, да три столба аршина в три-четыре, вот и готов маяк. Маяк должен был указывать не только появление неприятеля, но даже и то, в каком количестве, в большом или малом, он появился. Так как же можно было обойтись казаку без этого удобного приспособления?
Они действительно и не обходились без них, а как только где селились, так сейчас же, вероятно, и устраивали этот сторожевой пост.
У Оренбургских казаков маяки были в употреблении даже еще в прошлом столетии, как свидетельствует об этом П. Юдин в своем очерке:
«Граф В.А. Перовский в Оренбургском крае». В это время под именем «маяков» были известны «особые на четырех столбах устроенные помосты с длинными шестами, обвитыми соломой, которые зажигались тогда, когда угрожала опасность». («Русская Старина» 1896 г. май, стр. 414)
Теперь нам становится вполне понятным и смысл тех слов генерала Кара, которые мы избрали эпиграфом для нашего очерка.
«Теперь принужден только маячить», – писал генерал Кар графу 3.Г. Чернышеву, – «а к Оренбургу идти, то надобно всю собранную горстку людей от морозов и злодейской канонады бесплодно только потерять. В поле вышины занимать не можно, а в деревнях по редкости их и по состоянию все в ямах, окруженных горами, никак держаться нет средств для того, что по чрезмерной стуже людей тотчас всех перезнобишь, без провианта и без выстрелов останешься (Н. Дубровин: «Пугачев и его сообщники», т. II. стр. 152).
Застигнутый суровой зимою и имея в своем распоряжении весьма незначительные силы сравнительно с полчищами самозванца, генерал Кар очевидно предпочел совершенно отказаться от наступательного движения вперед, а держаться оборонительного положения. При таком положении дела генералу Кару, действительно, оставалось только «маячить», т.е. устроить в удобных местах маяки и зорко следить за их сигналами, чтобы не быть застигнутым самозванцем врасплох. Такое положение, конечно, было не из завидных и не мудрено, что впоследствии слово маячить стало равносильно слову канителить, скучать, проводить жизнь без смысла, монотонно и без надежды на улучшение.
Генерал-майор Василий Алексеевич Кар или правильнее Карр, посланный Екатериною II для усмирения пугачевского бунта, как известно, не выдержал того положения в которое попал с своим отрядом и «бесславно бежали из своего отряда», был помещиком в Калужской губернии, Малоярославецкого уезда. Верстах в 30-ти от Калуги доселе существует село Сергиевское или Каррово, названное так потому, что оно принадлежало некогда этому бесславному генералу-майору В.А. Карру, («Калужская старина», изд. калужского историко-археологического общества, т. VI стр. 2)
Такою именно и была жизнь людей, обязанных постоянно находиться при маяках. Заняться каким-либо делом слишком рискованно: как раз проглядишь врага, а полнейшее безделье очень скоро прискучивало. Отсюда-то, вероятно и пошло крылатое слово «промаячить, смаячить жизнь».
«Ну, как-нибудь промаячу или смаячу свою жизнь: не долго уж и жить-то мне осталось».
Такую фразу можно услыхать иногда и теперь от какого-нибудь неудачника или старика.
Чтобы закончить наш очерк, мы должны решить в заключение еще один оставшийся вопрос — долго ли просуществовал маяк, устроенный бердскими казаками на нынешней т.н. Маячной горе? Полагаем, что не долго.
С построением Оренбургской крепости (в 1743 году), устроенной по всем правилам тогдашнего инженерного искусства, дальнейшее существование маяка на соседней горе должно было казаться отжившим свое время анахронизмом и поэтому он, вероятно, был уничтожен.
Только этим и можно объяснить внезапное подступление Пугачева к самым валам Оренбурга. Нельзя не пожалеть поэтому о преждевременном уничтожении этого маяка. Просуществуй он до времен Пугачева, тогда, быть может, и вся пугачевская эпопея приняла бы совсем другое течение…
Пугачев только потому и подступил к Оренбургу внезапно, что воспользовался прикрытием Маячной горы, чего, конечно, не могло бы случится, если бы на этой горе, с которой прекрасно видна Сакмарская долина на очень большом расстоянии, в то время существовал еще маяк. Как известно Пугачев в первый раз подступил к Оренбургу именно, со стороны Сакмары и шел по Сакмарской долине.
Священник Николай Модестов
Источник: Труды Оренбургской Ученой архивной комиссии №29, 1913 год, стр. 171-177
© 2019, «Бердская слобода», Лукьянов Сергей
