П.П. Свиньин: Картина Оренбурга и его окрестностей, 1824

Из живописного путешествия по России издателя «Отечественных записок» в 1824 году

Я приехал в Оренбург 18-го июля из Илецкой Защиты. Дорога столь гладка и лошади так исправны, что 70 верст я пролетел невступно в 5 часов. Оба форпоста, встречающиеся на сем расстоянии – Елчанский и Декузский, выстроены из камня и могут служить неприступными крепостями в случае нападения киргизцев.

Не стану говорить о той приятной ошибке, в которую введен я был, найдя Оренбург во всех отношениях несравненно выше, превосходнее, чем я представлял его себе, – скажу только, что я встретил здесь, на краю киргизской степи, общество людей самых образованных, лучшего тона, обладающих отличными талантами, а потому проводящих время как нельзя приятнее. Под руководством столь просвещенных наставников я весьма скоро ознакомился с городом и его окрестностями и поверил предварительные мои сведения о важной торговле с Азиею, о народах, обитающих в степях и горах его окружающих, то есть киргизцах и башкирцах, о действиях политических сношений наших с сими землями, в том числе о замечательном посольстве г. Негри в Бухарию и о многих экспедициях, отправлявшихся в разные азиатские страны по разным предметам и с разными успехами свершенные, – так что я надеюсь составить довольно полную картину сего любопытного, мало известного края.

Павел Петрович Свиньин, Вид города Оренбурга, 1824

Примечание «Бердской слободы»: Авторский текст оставлен без изменений, старая (дореволюционная) орфография приведена к современному виду. Обращаем внимание, что в тексте исправлен авторский вариант написания фамилии Ивана Кирилловича Кирилова.

Оренбург находится на правом берегу Урала, несколько выше устья Сакмары, в оный впадающей.^[1] Река и прибрежная крутизна возвышения, на котором построен сей город, делают его неприступным со стороны пограничной; с прочих же сторон защищается оный овальным укреплением, построенным по старинной голландской методе. Оно состоит из сухого рва и земляного вала, который имеет: четверо ворот^[2], десять бастионов и два полубастиона и снаружи обложен до половины тесаным камнем.

Вышина вала в самом низком, месте лежащей под крепостью площади простирается до 12 футов; вся же окружность крепости, включая и ту часть крутизны, которая служит естественным укреплением, заключает в себе около семи верст.

Примечание «Бердской слободы»: По мнению Игоря Вильямовича Савельзона, кандидата филологических наук, доцента кафедры литературы, журналистики и методики преподавания литературы ОГПУ, в тексте Павла Петровича Свиньина содержится много ошибок, неточностей и выдумок:

“Свиньинским травелогам вообще свойственны снисходительность к ошибкам и неточностям, склонность к преувеличениям и выдумкам, особенно в тех сведениях, которые читатель (а иногда — и сам автор) не мог проверить<…>

Незамысловатость свиньинского обмана порою изумляет. <…>

В первом же абзаце оренбургского очерка Свиньин также упоминает два топонима, искажая их, но так уверенно, что никто из читателей и даже исследователей-краеведов в их достоверности пока не усомнился:

«Я приехал в Оренбург 18-го Июля из Илецкой защиты. Дорога столь гладка и лошади так исправны, что 70 верст я пролетел невступно в 5 часов. Оба форпоста, встречающиеся на сем расстоянии — Елчанский и Декузский, выстроены из камня и могут служить неприступными крепостями в случае нападения Киргизцев».

Однако названия этих пунктов легко восстанавливаются: по дороге из Илецкой Защиты (ныне — г. Соль Илецк) Свиньин мог проехать только два форпоста: Елшанский (второе название — Мертвые Соли, близ речки Елшанки) и Донгузский.

Примечание: «Постановление о новой солевозной дороге (тракте) было принято в 1811 году. Вероятно, в этом же году на том месте, где сейчас находится село Боевая Гора, около речки Елшанки был воздвигнут форпост Мертвые Соли (Мертвосольский), получивший свое название по горе Мертвые Соли (сейчас Боевая гора). На форпосте постоянно дежурила военная команда, охранявшая солевозную дорогу и возчиков соли от нападения киргиз-кайсаков» [Моисеев Б.А. Местные названия Оренбургской области. Историко-топонимические очерки]. И в том же издании: «На солевозной дороге Илецкая Защита — Оренбург на 26-й версте от Оренбурга вблизи реки Донгуз располагался Донгузский форпост, на котором находилась кордонная стража, охранявшая солевозную дорогу от нападения киргиз-кайсаков (см. очерк «Дорога от Оренбурга до Илецкой Защиты»). Возникновение форпоста относится приблизительно к концу 40-х или к началу 50-х годов XVIII столетия» [Моисеев Б.А. Местные названия Оренбургской области. Историко-топонимические очерки].

Возможно, названия их он записывал со слуха, едучи в трясущейся повозке, а впоследствии — до публикации очерка прошло четыре года — не смог разобрать и не обратился к современным ему картам и атласам, (в которых эти названия присутствовали). При этом простому названию «Елшанка» под пером Свиньина не повезло дважды: в привезенном из этой же поездки очерке «Посещение Илецкой Защиты в 1824 году» Свиньин его тоже исказит, уже другим образом:

«В нескольких стах саженях от сей горы находится другая достопримечательность: это речка Малая Элшанка, протекающая по поверхности соляно-каменного слоя, но имеющая воду совершенно пресную и чистую».

Свиньин перепутал расположения предместий Оренбурга, назвав восточное западным и наоборот:

«К востоку и к западу от города, то есть вниз и вверх по течению Урала простираются два большие предместия, из коих восточное называется Голубиною слободкою, а западное (населенное казаками) Форштатом».

Статистические данные, приведенные им, выглядят ни на чем, кроме выдумки, не основанными.

«Домов считается: в городе 7 338, в Форштате 462 и в Голубиной слободке 254».

На историческом плане Оренбурга 1828 г., выполненном землемером Кербедевым , в экспликации приводятся совсем другие числа: в Голубиной слободке 374 дома, в Форштате 526, а «всего в Городе Оренбурге и предместьях онаго домов казенных 56, обывательских 1 473».

Ничем не подкреплено его утверждение о том, что крепость Оренбург защищается «овальным укреплением, построенным по старинной Голландской методе». Невозможно не только проверить, но и точно понять смысл его заявления:

«Молодые казаки, говорят, привязаны к службе и страстны в любовных делах». Странными и непродуктивными выглядят попытки упомянуть оренбургский климат в ряду с сибирским, швейцарским и африканским (?):

«В Оренбурге климат умеренный и здоровый, и хотя иногда, при сильных ветрах, зимы бывают бурны и холодны, а лета жарки и сухи, но его неможно сравнивать ни с сибирским, ни с африканским. Краснощекие Азиятцы и здоровые казаки служат здесь явным доказательством благорастворенности воздуха и не без оснований некоторые утверждают, что в гористой Башкирии при употреблении известного кумыса и при тихой беззаботливой рассеянности можно находить то безлекарственное целение скрытых телесных недугов, которое европейцы обыкновенно ищут в живописной Швейцарии».

В подробном разборе текстов, созданных Свиньиным по итогам поездки в Бессарабию в 1815 г., современный историк утверждает:

«Нет смысла множить примеры неточностей и фантазий, так как известно, что современники неоднократно высмеивали П.П. Свиньина за страсть к вымыслу и «умение» описывать те места, в которых он никогда не был» [Сапожников И.В. «Описание Бессарабии» П.П. Свиньина 1816 г.: поиск источников в связи с 200-летним юбилеем].

Говоря о горе Маяк в окрестностях Оренбурга, Свиньин, очевидно, также передает от своего лица чужие рассказы о месте, в котором не побывал:

«В семи верстах от Оренбурга, на берегу излучистой Сакмары есть место, на котором некогда стоял загородный дом одного оренбургского губернатора, разоренный, как говорят, Пугачевым. И поныне еще видны следы фундамента, вокруг которых возвышается земляной вал, служивший забором и укреплением романтическому жилищу».

На горе Маяк никогда не было резиденции ни одного из оренбургских губернаторов <…>, следовательно, вольно придумано или узнано понаслышке и все остальное. Там же читаем:

«Гора сия называется Маяковскою, потому что на ней расположен был ретраншамент и маяк Пугачева, имевшего свою резиденцию в близлежащем селе Берды, где показывают доселе избу, бывшую дворцом сего разбойника, которую, для величия сана своего, приказал он обить латунью внутри и снаружи».

Не бывал он, очевидно, и в Бердской слободе [Овчинников Р.В. Над «пугачевскими» страницами Пушкина]. Стены занятой избы казака К. Ситникова — знаменитой «золотой избы» — Пугачев велел обить шумихой, или же сусальным золотом: так «в разговорном обиходе ХѴІІІ—ХІХ вв. называлось сусальное золото — тончайшая бумага (или пленка) золотистого цвета, изготовленная из двусернистого олова».

Вспомним, что через девять лет после Свиньина А.С. Пушкин, проведший в Оренбурге неполных двое суток, найдет время для поездки в Бердскую слободу, еще отыщет достоверных свидетелей и с их слов опишет в «Капитанской дочке» эту избу так:

«Я вошел в избу, или во дворец, как называли ее мужики. Она освещена была двумя сальными свечами, а стены оклеены были золотою бумагою» (гл. XI. Мятежная слобода).

Источник: Савельзон И.В. Филадельфия, Грузино, Оренбург: к вопросу о периодизации журнальной деятельности П. Свиньина / И.В. Савельзон. — DOI: 10.17150/2308-6203.2021.10(2).320-337 // Вопросы теории и практики журналистики. — 2021. — Т. 10, № 2. — С. 320–337.

К востоку и к западу от города, то есть вниз и вверх по течению Урала, простираются два большие предместия, из коих восточное называется Голубиною слободкою, а западное (населенное казаками) Форштадтом.^[3] Оба они, имея вид сел, величиною почти равняются городу и, в отношении к плану, могут быть названы крыльями укрепленного Оренбурга.

Оренбург принадлежит к числу городов, явившихся на лице земли Русской после преобразования нашего Отечества. История сего города нова, коротка и незанимательна. О построении его можно сказать, что он, как странствующий исполин, идучи вниз по Уральскому берегу, сам выбирал место для своего основания. В царствование императрицы Анны (1731) киргизский хан Абулхаир, будучи со всех сторон притесняем беспокойными кочующими и некочующими соседами, добровольно вступил с подвластную ему ордою в Российское подданство. По настоянию сего хана высочайше поручено было статскому советнику Кирилову провести по Уралу вооруженную пограничную черту, которая бы совершенно разделяла Башкирию с киргиз-кайсацкой степью, и в середине черты сей поставить крепость, долженствующую быть главным пунктом торговых и политических сношений с народами Средней Азии и охранительницею спокойствия всей окрестной страны. Кирилов в 1735 году заложил крепость сию при устье впадающей в Урал реки Ори, где ныне крепость Орьская, и, по господствовавшему тогда обыкновению давать русским городам иностранные имена, назвал оную Оренбургом. В это время возгорелся третий башкирский бунт, продолжавшийся целые шесть лет. Легкомысленные башкирцы, возмущенные некото­рыми из своих родоначальников и мулл, дерзнули силою оружия противиться благодетельным предприятиям русских. Но бунт сей послужил только новою побудительною причиною к заведению линии и к построению Оренбурга.

Преемник Кирилова тайный советник Татищев нашел, что место при устье Ори, угрожаемое каждый год наводнениями от Урала, неудобно для построения на нем большой крепости. По сей причине в 1738 году Оренбургу положено основаться при урочище Красной горы, где ныне крепость Красногорская. Здесь при Татищеве и по смерти Татищева под управлением генерала-поручика князя Урусова, а после его генерал-майора Соймонова были построены некоторые маловажные здания и укрепления, и отсюда же отправлен первый русский караван через киргизскую степь в Среднюю Азию. Но и сие место в свою очередь было признано неудобным, и Оренбург основан наконец на нынешнем его месте тайным советником Неплюсвым в 1743 году, в царствование кроткой Елисаветы.^[4]

Питомец Великого Преобразователя России, славный государственный человек, истинный сын Отечества, Неплюев, будучи первым губернатором Оренбурга, открыл все источники богатств Оренбургского края и оставил своим преемникам важный урок мудрого управления. Поистине, обозревая сей край, недавно дикий, ныне довольно населенный и благоустроенный, находя в оренбургских архивах некоторые важные бумаги того времени и прочитав Неплюева, столь умно и просто им самим описанной, немногие строки об Оренбурге,^[5] должно признаться, что утешительно было бы видеть приличный памятник заслугам сего Государственного человека в стенах основанного им города.

После Неплюева губернаторами Оренбурга и Оренбургского пограничного края были один за другим: генерал от инфантерии Игельстром, генерал-поручик Вязмитинов, генерал-майор Рейнсдорп, генерал-поручик Фон Рек, генерал-майор Бахметев и генерал от кавалерии князь Волконский, под управлением коих город, по общему порядку вещей, нечувствительно украшался, распространялся и приближался к нынешнему его состоянию. В 1774 году выдержал он осаду буйного Пугачева и вскоре после того укреплен на место прежнего ретраншамеита вышеописанным правительным валом. Что же касается оренбургских предместий, то Форштадт получил начало свое вместе с основанием города, а Голубиная слободка построена гораздо после и распространилась уже в последних годах.

Путешественнику, встречавшему на расстоянии нескольких сот верст пути своего до Оренбурга одни бедные полувоенные селения казаков, благоустроенный вид сего города без сомнения покажется прелестным. На прекрасном возвышении, склоняющемся ровным, едва приметным скатом от крутизны каменистого берега, видите вы крепкие, увенчанные дерном стены, из-за которых подъемлются верхи строений и колокольни церквей. За ними открываются: сия живописная крутизна и зелень рощи, осеняющей воды Урала; вправо – Голубиная слободка, в разительной противоположности с гордыми каменными твердынями; разные загородные строения, военная больница и Губернаторский сад, украшенный павильоном; влево – Форштадт, кладбище, ветряные мельницы и за всеми сими предметами – Зауральная степь, необозримое зеленое поле, ограниченное цепью дымоподобных холмов, а посреди его – Меновой двор, огромное белокаменное здание, вокруг которого роятся киргизские табуны и стада.

При въезде в город приятно видеть точную правильность кварталов и улиц, чистоту сих последних, которые по сухости грунта вместо мостовых усыпаны только песком; пленительную опрятность домов, большею частию деревянных, оштукатуренных; начало великолепного каменного тротуара на Большой улице и ряды молодых деревьев, насажден­ных перед домами. Домов считается в городе 733,^[6] в Форштадте 462 и в Голубиной слободке 254. Город разделен на прямоугольные кварталы и в середине своей заключает чистую площадь, на коей находится главная гауптвахта и бывают разводы Оренбургского гарнизона.

Из казенных зданий два большие каменные дома, стоящие на сей площади, в которых квартирует большая часть находящихся в Оренбурге военных чиновников Оренбургского отдельного корпуса, достойны замечания по величавой простоте архитектуры.

К числу замечательных казенных строений принадлежит также дом военного губернатора, выстроенный на самом высоком месте берега, откуда можно обнять одним взором несколько верст течения Урала, Меновой двор и большое пространство окрестных равнин.

Перед губернаторским домом, на набережной Урала, устраивается бульвар, который, судя по высоте берега, едва ли не возвышеннее всех бульваров в Европе.

Не почитая нужным входить в подробности о многих других казенных строениях,^[7] скажу только несколько слов о церквах. Их в городе пять, и две из них, а именно соборы Золотой и Зеленый, названные так по прежней своей наружности, построены вскоре после основания города. Высокая колокольня первого господствует над всеми окрестными строениями и видна за тридцать верст со стороны степи. Всякий класс жителей имеет здесь свою приходскую церковь, например, военные – церковь Св. Петра и Павла, статские – Троицкую, купцы – Вознесенскую и пр. Все сии церкви построены иждивением казны, снабжены богатою утварью, но в святилище их не хранится ничего достопамятного для истории. Есть еще церковь Св. Георгия в Форштадте. С ее колокольни Пугачев высматривал осажденный им город и стрелял в него из большого орудия, которое по приказанию сего разбойника было помещено в соседстве с колоколами. Едва не позабыл Я упомянуть о лютеранской церкви, простой, чистой, как ее обряды, имеющей своего пастора и довольное число набожных прихожан.

В Оренбурге есть превосходное гульбище в летнюю пору. Это старая роща, осеняющая под самым городом противоположный ему низменный берег. Три прямые аллеи, идущие по разным направлениям от одного пункта и соединенные между собой множеством английских дорожек, разделяющих ее на четыре части через всю ее широту; две другие аллеи, защищенные от солнца самыми сеннетыми деревьями, расположены но направлению берега, и все они сходятся на прекрасной площадке, с которой открывается прелестный вид на город и реку. Гуляющий в роще на каждом шагу встречает что-либо приятное: здесь самородный пруд, через который перегибаются два красивых мостика; там, в разных местах, под сению старых ив, осокорей и вязов, затейливые беседки, деревянные скамейки и дерновые канапе для отдохновения; всюду, наконец, прохлада, свежесть и чистота. Приведением в порядок сей рощи город обязан г-ну инженер-генерал-майору Бикбулатову, который по направлению военного губернатора при маловажных издержках^[8] соединил здесь все, что только нужно для приятной народной прогулки. Здесь летом в воскресеные дни играет полковая музыка и становится тесно от гуляющих. Паром и лодки беспрестанно перевозят их через Урал и в город, и красный утесистый берег оживляется рассыпанными по ней группами.

Есть еще и другое гульбище: генерал-губернаторский сад. Здесь можно с приятностию отдохнуть в тени французских аллей, насладиться видом и благоуханием множества цветов, полюбоваться в оранжереях заморскими фруктами и заглянуть в красивый павильон, в котором почтенный хозяин сада забавляет иногда балами оренбургскую публику. От города до сада, лежащего почти на самой дороге к Москве, проведена прямая аллея, длиною около версты.

В семи верстах от Оренбурга, на берегу излучистой Сакмары, есть место, на котором некогда стоял загородный дом одного оренбургского губернатора, разоренный, как говорят, Пугачевым. И поныне еще видны следы фундамента, вокруг которых возвышается земляной вал, служивший забором и укреплением романтическому жилищу. В сие уедененное место, называемое оренбургскими жителями Маяком, ездят они целыми семействами погулять, напиться на чистом воздухе чаю и насладиться природою.^[9]

Говоря о гуляньях, нельзя не сказать несколько слов о климате. В Оренбурге климат умеренный и здоровый, и хотя иногда при сильных ветрах зимы бывают бурны и холодны, а лета жарки и сухи, но его неможно сравнить ни с сибирским, ни с африканским. Краснощекие азиятцы и здоровые казаки служат здесь явным доказательством благорастворенности воздуха и не без оснований некоторые утверждают, что в гористой Башкирии при употреблении известного кумыса и при тихой беззаботливой рассеянности можно находить то безлекарственное целение скрытых телесных недугов, которое европейцы обыкновенно ищут в живописной Швейцарии.

Оренбург – город военный: на каждом шагу встречаются в нем солдаты, казаки, пушки, платформы и другие грозные принадлежности крепостей. Сверх пехотного и казачьего полков и артиллерийской роты, составляющих постоянный гарнизон крепости, ежегодно приходят сюда (для содержания летних кордонов в ее окрестностях, не совсем безопасных от киргизских набегов) казаки, мещеряки и башкиры от всех концов Оренбургского края, рота казачьей артиллерии и один из двух тептярских полков, так что число всех войск, находящихся летом в городе и в ближайших его окрестностях простирается примерно до 3500 человек регулярных и до 6000 человек иррегулярных: казаков, мещеряков и башкирцев. Войска сии, кроме гарнизона, стоят лагерем близ Губернаторского сада, на возвышенности между Сакмарою и Уралом.

Недалеко отсюда дом евангелических и шотландских братий. Кажется, что заведение сие непрочно, ибо оно не совсем прямо идет к своей цели. Киргизцы сказали им, чтобы они вперед к ним не жаловали в степь, и даже сделали им преумный вопрос: для чего мы к вам не ездим хвалить нашу веру?

Около того же места находится военная больница, в коей соединено все, что только человеколюбие и просвещение могло изобрести для облегчения участи страждущих воинов. Впрочем, хотя больница сия (выстроенная из бревен, без обштукатурки снаружи) и может по справедливости назваться огромною, но при всем том пространство ее недостаточно для помещения больных, сообразно с количеством войск Оренбургского Корпуса.

От Эскулапова храма позволим себе обратиться к благодетельным Музам. Не достойно ли замечания, что и в пустынном Оренбурге имеют они усердных своих жертвоприноситслей? В народном училище сего города бывает всегда довольно учеников, и многие из них несут в недра семейств любовь к просвещению и знания, украшающие домашний быт гражданина. Сверх народного училища, откроется в скором времени училище Неплюевское, по завещанию покойного Ивана Ивановича Неплюева, основателя Оренбурга, который и по смерти своей не перестает благодетельствовать любезной ему стране. Главная цель сего заведения есть воспитание детей иноверцев, населяющих Оренбургский пограничный край. Здесь дети киргизских султанов и башкирских чиновников сверх Корана и арабского языка обучаются языкам европейским, математике, физике, географии н истории. Отсюда, может быть, выйдут люди, которые на берегах Сыр-Дарьи или Эмбы, под войлочными палатками, будут читать Ломоносова и Расина и описывать своим соотечественникам строение мира. Отсюда – еще вероятнее – свет наук может прольется в Башкирию, и сыны лесов с благодарностью узнают доселе чуждые им приятности просвещенного общежития! Для Неплюевского училища строится большой каменный дом со всеми гимназическими принадлежностями, и, по окончании сего дома, примет оно тот важный вид, который должен отличать подобные заведения.

Я ничего не скажу о здешнем Военно-сиротском отделении^[10], в котором приуготовляется на службу царскую более тысячи воспитанников. Порядок и образ учения в подобных военных училищах единообразен во всей России и довольно всем известен.

После училищ должно упомянуть о богадельне, основанной иждивением покойного оренбургского купца и именитого гражданина Шапошникова. В ней несколько престарелых и бедных граждан и гражданок, получая от городского общества пристойное содержание, проводят в тишине последние дни своей жизни. Дом богадельни имеет весьма приятный фасад. При взгляде на него невольно поражаешься мыслию, что сие дело человеколюбия и просвещения встречаем мы в той самой стране, которая за полвека до сего была диким обиталищем зверонравных ордынцев и театром беспрестанных кровопролитных драк.

В Оренбурге считается жителей (за исключением войск, составляющих его гарнизон и приходящих на летнюю службу) до 8000 душ обоего пола. По наружным отличиям их можно разделить на два разряда, на русских: купцов, мещан, отставных солдат и казаков; и на магометан: татар и бухарцев, вообще принадлежащих к торгующему сословию. Последние, т.е. бухарцы, оставили свое отечество для того, чтобы жить и торговать в Оренбурге. Улица, в которой они живут вместе с татарами и посреди которой возвышается каменная их мечеть, замечательна по тяжелому запаху, разносящемуся от жирной азиатской пищи.

Главная промышленность оренбургских жителей состоит в мелочной торговле с киргизцами или в мене, производимой летом на Меновом дворе, а зимою в особом отделении Гостиного двора, в городе. В ХХХ-й части Отечественных Записок (стр.127) было помещено описание Менового двора с кратким обозрением оренбургской торговли; и потому скажем несколько слов о Гостином дворе, построенном почти в самой середине города. Снаружи он более похож на городскую тюрьму, нежели на торговое место, ибо открытая сторона лавок находится внутри двора, так что с улиц Гостиный двор представляет одни только голые стены. В самой середине оного находится пограничная таможня, старинное здание, построенное, по-видимому, без малейшего подобия архитектуры.

Над одним из ворот, ведущих в Гостиный двор, возвышается церковь Вознесения, а над другими, противуположными первым, башня с часами. Сии последние вороты ведут на довольно обширную площадь, обставленную множеством деревянных лавочек с мелочными товарами и называемую базаром. Здесь останавливаются обозы; приходящие из окрестных селений с жизненными припасами, как-то: мукою, овсом, илецкой солыо, огородными овощами и пр.; здесь же толкучий рынок, на котором по вечерам народ толпится и жужжит, как пчелиный рой.

Кроме мены с киргизцами, жители Оренбурга торгуют илецкой солью, а также занимаются извозами и земледелием, которое при порядочном урожае с избытком вознаграждает труды земледельцев. По качеству почвы, несколько песчаной, на оренбургских полях лучше всего родятся пшеница и просо, а в жаркие годы арбузы и дыни, не требующие здесь ни парников, ни теплиц.

Что сказать о мастерствах и художествах Оренбурга? В сем отношении он превосходит многие наши губернские города, наполненные странствующими мастеровыми, художниками и шарлатанами всякого рода. Здесь могут сшить порядочную пару платья, починить часы, сделать мебель и тому подобное. Всего приятнее видеть здешнего мастерства зимние и летние экипажи. Чистотою отделки не уступают они, по моему мнению, никаким на свете. Может быть, спросят, кто занимается здесь работою экипажей? Кто сии столяры, слесари, кузнецы, маляры, рещики и пр.? Отвечаю: солдаты. На полковом и артиллерийском дворах учреждены большие мастерские, где, при многих казенных занятиях, находят время отдыха для работ по заказу и на продажу. Артиллерийский или пушечный двор замечателен сверх того по своей литейной, в коей отливаются колокола, маленькие пушки и другие медные вещи. Там можно взглянуть на старинные русские, шведские и польские орудия, некогда гремевшие на оренбургских бастионах, а теперь смиренно лежащие пред арсеналом.

Из мануфактурных заведений находятся в Оренбурге только кожевенные заводы, устроенные в Голубиной слободке, на коих преимущественно приготавливают грубые изделия для промена киргизцам и отпуска в Бухарию и Хиву.

В Оренбурге, как выше сказано, кроме русских обывателей, есть много магометан, частию там живущих, частию приезжающих туда с караванами и на летнюю кордонную службу. Различие языков, одежд и обыкновений представляет иногда в сем городе весьма занимательные картины. Случается, что рядом с болтливым евреем видишь важного индейца; или пред толпою диких киргиз-кайсаков – какого-нибудь странствующего европейца, разряженного по всем правилам моды.

Более всех замечательны в Оренбурге татары, составляющие особый и значительный класс обывателей. Будучи хитры, пронырливы и проворны, они отличаются удивительною ловкостью в здешней торговле и нередко приобретают посредством оной великие капиталы. Как в больших европейских городах повсюду слышен язык французский, так в столице Оренбургского края татарский между низшими сословиями не уступает в употребительности своей русскому.

Форштадт оренбургский имеет свой замечательный характер. Жители его (казаки и большею частию старообрядцы) живут по-своему и за грех считают смешиваться с горожанами. Они оборотливы в делах промышленных, набожны и до крайности суеверны. Молодые казаки, говорят, привязаны к службе и страстны в любовных делах.

В заключение сего описания должен я сказать, что все то, что Оренбург имеет лучшего в наружном и внутреннем устройстве своем, приобрел он под управлением нынешнего военного губернатора, генерала от инфантерии Петра Кирилловича Эссена. Ему обязан город лучшими зданиями, а все казенные заведения – строгим порядком, в них существующим.

[1] Урал (в древности Рифей, в старину Яик) служит здесь границею России с киргиз-кайсацкою степью и Европы с Азиею,

[2] Сакмарские, Орские, Чернореченскне и Уральские. В 9 часов вечера они запираются й отпираются поутру,  после зари.

[3] Форштадт состоит из чистеньких домиков, с садами и огородами, представляющими вид довольства и изобилия. Это совершенно обязано попечению П.К.Эссена, и люди сии, жившие дотоль вокруг крепости в землянках, в бедности и роптавшие сначала на сие введение, ныне благословляют благодетельного своего начальника.

[4] Из Рычкова.

[5] См. Жизнь Неплюева, им самим описанную, в “Отечественных записках” 1825 года.

[6] Кроме казенных.

[7] Как – то: о домах, принадлежащих разным военным ведомствам; о городской тюрьме, о доме полиции. Замечательно, что сей последний выстроен, или, лучше сказать, слит из алебастра. Это прекрасное изобретение полковника Генца.

[8] Замечательно, что сумма, употребленная на устроение сей рощи, составилась от продажи дров, кои рубились из верхушек старых дерев ее, отчего самая роща делается гуще.

[9] Гора сия называется Маяковскою потому, что на ней расположен был ретраншмени и маяк Пугачева, имеющего своею резиденцию в ближайшем селе Берды, где показывают доселе избу, бывшую дворцом сего разбойника, которую для величия сана своего приказал он обить латунью внутри и снаружи.

[10] Переименованном в Оренбургские батальоны военных кантонистов.

Источник: Свиньин П.П. – Картины Оренбурга и его окрестностей. “Отечественные записки”. Ч.35., 1828 год.

Об авторе: Павел Петрович Свиньин, русский писатель, историк, географ, художник, действительный член Академии художеств и Российской академии, первый издатель журнала “Отечественные записки”, был известен своими историческими романами (“Ермак, или Покорение Сибири”) и книгами путевых очерков. Он много путешествовал по Европе и Северной Америке, служа в Министерстве иностранных дел. Изучением России он занялся, выйдя в отставку. В 1824 году, в одну из своих поездок по России, Свиньин побывал в Оренбургском крае. Свои впечатления от этой поездки он отразил в рисунках и путевых очерках – “Картина Оренбурга и его окрестностей”, “Посещение Илецкой Защиты”, дающих нам полное представление об Оренбурге и Соль-Илецке начала XIX века.