Утром 27 сентября 1773 г. Емельян Пугачев повел свое войско на штурм Татищевой крепости и к вечеру овладел ею. Казаки-повстанцы, разгоряченные битвой и взбешенные упорным сопротивлением оборонявшихся, ворвавшись в крепость, убили ее коменданта полковника Елагина и его жену. Их малолетнего сына и дочь-красавицу (вдову коменданта Нижне-Озерной крепости майора Захара Харлова) Пугачев спас от расправы и взял к себе. Месяц с небольшим спустя, в начале ноября, казаки нашли случай расправиться с младшей Елагиной и ее братом, расстреляв их у Бердской слободы под Оренбургом.
О гибели Елагиных подробно рассказал Пушкин на страницах «Истории Пугачева», (IX, 18, 27, 28); упоминается Лизавета Харлова (Елагина) и в «Капитанской дочке» (VIII, 342). Но в находившихся у поэта-историка документах и мемуарах не содержалось биографических данных о Елагиных, не были названы полные имена полковника и членов его семьи.
Путешествуя в сентябре 1833 г. по Оренбургскому краю, Пушкин встретил в Татищевой крепости очевидицу Пугачевского восстания, 83-летнюю казачку Матрену Дехтяреву,1 со слов которой записал, что дочь полковника Елагина звали Лизаветой Федоровной и что весной 1773 г. она была выдана замуж за коменданта Нижне-Озерной крепости Харлова (IX, 495). В составленном Г. П. Блоком алфавитном указателе к «Истории Пугачева» значится Харлова Лизавета (Лидия?) Федоровна, а ее отец полковник Елагин указан с именем Федор Тимофеевич (IX, 933, 846).2
В связи с подготовкой нового издания «Истории Пугачева» автором этих строк проводилась работа по установлению биографий упомянутых там лиц и по уточнению их имен. Такого рода разыскания были предприняты и по семейству Елагиных.
Были просмотрены списки генералов и штаб-офицеров, издававшиеся Военной коллегией, начиная с 1767 г., причем выяснилось, что в списках за 1767—1771 гг.3 полковник по имени Федор Тимофеевич Елагин не значится. Зато в списке за 1771 г. назван полковник Григорий Елагин, о котором сказано, что он состоит в военной службе с 1733 г., звание полковника получил 2 июня 1771 г. и с того времени «сверх комплекта и до ваканции находится в доме», т. е. временно не служит, ожидая вакансию на соответствующую его чину должность.4
Возникло предположение, что именно этот полковник Григорий Елагин служил в 1773 г. комендантом Татищевой крепости. Оно подтвердилось при обращении к документам Оренбургской губернской канцелярии, хранящимся в Центральном государственном архиве древних актов (ЦГАДА). Во второй книге этого архивного фонда нашлись донесение коменданта Рассыпной крепости секунд-майора И. Ф. Веловского от 23 сентября 1773 г., адресованное коменданту Татищевой крепости полковнику Григорию Мироновичу Елагину, и сообщение о взятии Илецкого городка войсками Пугачева.5 Так с документальной точностью удалось установить истинные имя и отчество полковника Елагина. В той же архивной книге хранятся донесения и ордера полковнику Г. М. Елагину и его собственные рапорты, посланные оренбургскому губернатору генерал-поручику И. А. Рейнсдорпу.6
Названные документы касаются последних дней службы и жизни полковника Елагина. Для установления фактов его предшествующей биографии наши разыскания были перенесены в фонды Центрального государственного военно-исторического архива СССР (ЦГВИА). Там в фонде-коллекции так называемых «офицерских сказок» были выявлены послужные списки Елагина за 1764—1769 гг.7 В ту пору он был премьер-майором Билярского драгунского полка, который нес гарнизонную службу в крепостях Оренбургской губернии: Елагин командовал батальоном (две роты драгун и полурота пехоты) в Кизильской крепости, стоявшей в подножье восточного склона Уральского горного хребта, на правом берегу Яика, в 428 верстах к востоку от Оренбурга.
Послужной список, составленный в начале 1769 г., сообщает, что Григорий Елагин имеет от роду 52 года (следовательно, родился он в 1717 г.), по происхождению дворянин, за ним во владении «мужеска полу 31 душа». Он вступил в службу 17 марта 1733 г., с того времени имел следующие чины: каптенармус (29 VI 1736), сержант (18 V 1738), прапорщик (26 III 1743), поручик (9 II 1748), ротмистр (1 I 1757), секунд-майор (1 X 1763), премьер-майор (15 XII 1764). В 1733—1738 гг., во время русско-турецкой войны, Елагин участвовал в Крымских походах армии фельдмаршала Б. К. Миниха и был, в частности, при взятии перекопских укреплений (20 V 1736), в боях под Карасу-Базаром и при захвате Бахчисарая (17 VI 1736), при штурме Очакова (2 VII 1737). «Под судом и в штрафах не бывал»; «читать и писать умеет, а других наук не знает».8
В том же архивном фонде-коллекции нами обнаружены другие послужные списки Елагина, освещающие последующие этапы его службы. В списке, составленном в ноябре 1769 г., отмечается, что 1 мая того года Григорий Елагин был произведен в подполковники и переведен в Оренбургский драгунский полк, расквартированный в Астрахани.9 Послужной список от 10 декабря 1770 г. сообщает о новом месте службы Елагина: он командовал в Московском легионе четырьмя карабинерными эскадронами, расположенными в городе Керенске.10
В начале 1771 г. Московский легион, включенный в состав Второй армии, передислоцировался на Южную Украину. Эскадроны Елагина заняли пост в Самарском ретраншаменте (крепости) и в близлежащих пунктах Крымской укрепленной линии вдоль реки Самары (левый приток Днепра) и, как другие части армии, занялись подготовкой к летней боевой кампании по овладению Крымом — шел третий год затяжной русско-турецкой войны. Сам же Елагин стал ходатайствовать о переводе на гарнизонную службу. Свидетельства об этом нашлись в журнальной части делопроизводства Военной коллегии. 10 апреля 1771 г. Елагин обратился к командующему Второй армией генерал-аншефу князю В. М. Долгорукову с челобитной, в которой просил об отставке от полевой службы «за имеющимися болезнями и по старости лет» и о переводе на гарнизонную службу в Псков, вблизи которого находилось его родовое поместье. Он не мог уйти в полную отставку, так как «по малоимению за ним крестьян» существовал с семьей на получаемое из казны жалованье. Долгоруков поддержал ходатайство Елагина и в своем рапорте в Военную коллегию писал: «Уважая долговременную и беспорочную его (Елагина, — Р. О.) службу, а также и бедность, дабы во ожидании резолюции он следованием при армии или ездою в Санкт-Петербург в убыток введен быть не мог», он, Долгоруков, распорядился «выключа его (Елагина, — Р. О.) из легиона, уволить з данным пашпортом прямо в Псков с тем, чтобы причислить в тамошний гарнизон нынешним чином», где он и будет ожидать определение Военной коллегии.11
27 мая 1771 г. Военная коллегия, рассмотрев челобитную Елагина и рапорт Долгорукова, вынесла определение об отставке Елагина от полевой службы «с награждением по беспорочной ево службе» чином полковника, предусмотрев назначение его «на случившуюся ваканцыю в коменданты», а до появления такой вакансии «по неимению у него пропитания» назначить ему служебный оклад «против протчих таковых же (офицеров), определяемых в коменданты», и обо всем этом подать доклад императрице.12
Такой доклад Военная коллегия подала 2 июня 1771 г. Екатерине II, которая и одобрила его. В тот же день она подписала указ о награждении Елагина чином полковника, в соответствии с чем Военная коллегия распорядилась о назначении Елагину — впредь «до случившейся комендантской ваканции» — жалованья в размере 300 рублей в год.13
В архивном фонде Гарнизонной экспедиции Военной коллегии выявлены документы о переводе полковника Г. М. Елагина на гарнизонную службу в Оренбургскую губернию. В конце июня 1772 г. Военная коллегия вынесла определение: предложить пятерым полковникам (в том числе и Елагину), которые находились в домовых отпусках и ожидали служебных вакансий, занять вакантные майорские должности комендантов крепостей в Оренбургской губернии, предупредив этих лиц, что в случае отказа они будут лишены получаемого жалования.14 Такой указ Военная коллегия направила 8 июля в Псковскую провинциальную канцелярию, которая и довела его до сведения Елагина.15
30 июля Елагин подал в ответ доношение, в котором писал, что вынужден принять назначение, ибо без казенного жалованья жить не сможет:
«По бедности моей, по неимуществу и недостатку моему и по малоимению за мною крестьян, без определенного жалованья не только по чину моему пропитания, но и вседневной малой пищи иметь неищево, ибо по последней ревизии16 за мною написано в подушном окладе токмо мужеску полу пять душ,17 ис коих налично четыре души, а пятая помре, и за оных я ж принужден подушныя и другия государственныя подати платить».
Характеризуя свое состояние, Елагин писал:
«…будучи в службе с 1733 году в армейских полках и прежнею Турецкую войну в трудных походах, за приличившимися во мне разными болезнями и по старости лет пришел в совершенную слабость моего здоровья и глазами мало вижу».
К тому же, следуя летом 1771 г. с женою и детьми с Украины во Псков, проситель «имеющейся екипаж18 по дальнему разстоянию издержал весь без остатку, отчего пришел в бедность и недостаток». Заключая доношение, Елагин просил выдать ему «для дальнего пути и расплаты долгов» все жалованье по 1 мая 1773 г. и выделить для сопровождения в дорогу четырех солдат псковского гарнизона.19
В конце августа 1772 г. Военная коллегия вынесла определение о выплате Елагину просимого жалованья, выдаче прогонных денег на три подводы до Оренбурга и о прикомандировании к нему двух солдат псковского гарнизона, пожелавших служить в Оренбургском батальоне.20 Указы о том были посланы Военной коллегией в надлежащие ведомства 28 августа 1772 г. Военной коллегией.
Псковский обер-комендант генерал-майор Б. Гиршгейд рапортом от 21 октября 1772 г. известил Военную коллегию, что полковник Елагин выехал с семьей в Оренбург.21 Путешествие Елагиных затянулось почти на три месяца. Сообщая Военной коллегии о прибытии полковника, Рейнсдорп в рапорте от 19 февраля писал, что он собирался было определить Елагина в Магнитную крепость,22 но по прибытии в Оренбург Елагин оказался «столь недостаточен, что взятое вперед на полгода жалованье в пути издержал и далее ехать весьма не в состоянии». А потому Рейнсдорп, «во уважение бедственного состояния» Елагина и видя,
«что он в самом деле до той Магнитной крепости доехать без крайней нужды не может, разсудил определить его на такую же майорскую ваканцию комендантом в ближнюю к Оренбургу и не далее как в 60 верстах от Оренбурга отстоящую Татищеву крепость, куда ево и отправил».23
Рапорты Рейнсдорпа позволяют установить, что полковник Елагин обосновался с семьей в Татищевой крепости в конце января или в первой половине февраля 1773 г.
Жительница Татищевой крепости старая казачка Матрена Дехтярева, вспоминая пугачевщину, говорила Пушкину, что дочь полковника Елагина «была красавица, круглолица и невысока ростом» и что весной 1773 г. родители выдали ее замуж за коменданта Нижне-Озерной крепости Харлова (IX, 495). Этот офицер упоминается Пушкиным на страницах «Истории Пугачева» и в повести «Капитанская дочка», где Петр Гринев, пораженный вестью о взятии Нижне-Озерной крепости Пугачевым и о гибели Харлова, вспоминает:
«Комендант Нижне-Озерной крепости, тихий и скромный молодой человек, был мне знаком: месяца за два перед тем проезжал он из Оренбурга с молодой своей женою и останавливался у Ивана Кузмича» (VIII, 317).
Захар Иванович Харлов, как устанавливается по его послужным спискам и другим источникам, родился в семье священника в 1731 г. По происхождению своему он «российской, попов сын», в военную службу вступил в 1753 г. и, медленно продвигаясь по лестнице унтер-офицерских чинов, через четыре года дослужился до вахмистра. В семилетней войне он участвовал в кампаниях 1757—1762 гг. и, в частности, был в кровопролитных сражениях под Цорндорфом (14 VIII 1758), Пальцигом (12 VII 1759) и Кунерсдорфом. С того времени он служил корнетом, а затем адъютантом Третьего кирасирского полка.
Послужные списки отмечают, что Харлов «грамоте читать и писать умеет, а протчих наук не знает» и «в штрафах и под судом не бывал»; офицерская же его аттестация дана в самых лестных выражениях:
«в должности звания своего прилежен, от службы не отбывает, подкомандных своих содержит и военной экзерциции обучает и к сему тщание имеет; лености ради больным не рапортовался, и во всем себя ведет так, как надлежит исправному офицеру; и как по чину своему опрятен, так и никаких от него непорядков не происходит», а потому он «по усердной его службе к повышению чина достоин».24
С такой аттестацией мог сделать хорошую карьеру не только дворянин, но даже и «попов сын». И в августе 1770 г. Харлов получает первый штаб-офицерский чин, производится в секунд-майоры, а год спустя переводится на службу в Санкт-Петербургский карабинерский полк.25 С этим полком он в 1771—1772 гг. участвовал в боевых действиях против польских конфедератов, был в боях под Ченстоховом, Люблином и Краковом и особо отличился при разгроме отрядов Пулавского и Мазовецкого летом 1772 г.26 В августе 1772 г. Харлов по указу Военной коллегии был награжден чином премьер-майора и переведен на службу в гарнизонные войска Оренбургской губернии,27 а вскоре по прибытии туда назначен комендантом Нижне-Озерной крепости.
В сентябре 1773 г., дня за четыре до приступа войска Пугачева к Нижне-Озерной, Харлов отослал свою жену с ее малолетним братом к их родителям в Татищеву крепость.28 Сам Харлов погиб 26 сентября при взятии Нижне-Озерной пугачевцами. День спустя в Татищевой крепости погибли полковник Елагин и его жена. А еще месяцем позже, в начале ноября, казаки-повстанцы расстреляли у Бердской слободы под Оренбургом вдову майора Харлова и ее брата. Обстоятельства гибели Елагиных и Харловых подробно изложены в пушкинской «Истории Пугачева» (IX, 18, 19, 27, 28, 100, 101), в исследованиях, посвященных этому произведению,29 и в трудах историков Пугачевского движения,30 а потому нет особой нужды обращаться к этим событиям. Необходимо остановиться лишь на одном и весьма важном, на наш взгляд, моменте.
Находившиеся в распоряжении Пушкина мемуарные и документальные источники31 говорят о том, что казнь Харловой (урожденной Елагиной) и ее брата была совершена будто бы с ведома Пугачева и даже по его приказу, что он дал на это вынужденное согласие, сдавшись перед настоятельными требованиями яицких казаков-повстанцев. Существует, однако, протокольная запись показаний самого Пугачева, который решительно отвергал свою причастность к казни Харловой и ее брата.
«Из сего (раскинутого под Оренбургом в начале ноября 1773 г., — Р. О.) лагеря, — показывал Пугачев, — взятую в Татищевой женщину и з братом послал я з берденским казаком32 к нему на квартиру. А как сие увидели яицкие казаки, то выехали под дорогу и убили ее з братом до смерти за то действительно, что я ее любил. Как о сем мне было сказано после, и я об ней сожалел».33
Пушкин, принявший версию своих источников (см. IX, 27—28), не знал этого показания, так как, несмотря на неоднократные запросы, он не смог получить доступа к протоколам допросов Пугачева, находившимся на секретном хранении. Протокол яицкого допроса Пугачева впервые был опубликован в 1858 г.,34 но и после того историки и пушкинисты упускали из виду цитированное показание Пугачева, которое коренным образом меняло сложившееся представление об обстоятельствах гибели Харловой, свидетельствуя о непричастности Пугачева к этому событию.
Документы ЦГВИА не содержат элементарных «анкетных» сведений о членах семьи Елагина, ни о возрасте их, ни об именах. Правда, казачка М. Дехтярева назвала имя дочери Елагина (в замужестве Харловой), но ее свидетельство вызывало сомнение из-за того, что она сказывала, будто полковничью дочь звали по отчеству Федоровной, тогда как ее отец был Григорием. И лишь недавно в Государственном архиве Оренбургской области нам удалось найти документы, содержащие биографические данные об Елагиных и Харловых, где названы подлинные имена жены, дочери и сына полковника Елагина и указан их возраст.
В делах Оренбургского духовного правления хранятся духовные росписи прихожан церквей Оренбурга и прияицких крепостей за 1773 г. Росписи эти составлялись приходскими священниками весной, в период «святой четырехдесятницы» (в течение семи недель великого поста) и учитывали все мужское и женское население от «сущего младенца до старца преклонных лет», являвшееся в церковь на причастие и исповедь. В 1773 г. пасха приходилась на 31 марта; следовательно, духовные росписи того года составлялись с 11 февраля по 30 марта — время великого поста.
В духовной росписи церкви архангела Михаила в Татищевой крепости (роспись составлена священником Стефаном Симеоновым и скреплена его подписью) среди прихожан учтены: «полковник и комендант Григорий Миронов сын Елагин» (ему 53 года),35 «супруга ево Анисья Семенова» (42 года), «дети их: сын Николай» (11 лет), «дочь Татьяна» (17 лет); вместе с ними в роспись внесены их дворовые люди: двое мужчин и шесть женщин с пятью детьми.36
Опираясь на эти записи, следует констатировать, что пушкинская собеседница — старая казачка Матрена Дехтярева37 назвала дочь полковника Елагина Лизаветой Федоровной по ошибке памяти: в действительности она звалась Татьяной Григорьевной.
Интересно и другое. В момент составления духовной росписи семнадцатилетняя Татьяна Елагина была незамужней и записана в составе семьи своих родителей. Кстати, и будущий муж ее, премьер-майор Захар Иванович Харлов (ему 42 года), внесен в духовную роспись прихожан церкви чудотворца Николая в Нижне-Озерной крепости как неженатый.38 Со слов Матрены Дехтяревой Пушкин записал, что дочь Елагина «выдана была в Озерную за Харлова весною» (IX, 495). Скорее всего, свадьба состоялась в фомину неделю, на «Красную горку» (в 1773 г. приходилась на 7—13 апреля) — излюбленное время бракосочетаний в старину.
Сноски:
- См.: Попов С. А. Оренбургские собеседники А. С. Пушкина. — Советские архивы, 1969, № 5, с. 114.
- Составитель указателя сомневался в имени Харловой, так как в сокращенной записи Пушкина ее имя может быть прочитано и «Лиз<авета>» и «Лид<ия>».
- Списки за 1772—1775 гг. в библиотеках СССР не обнаружены (см.: Справочники по истории дореволюционной России. Библиографический указатель. Под ред. проф. П. А. Зайончковского. 2-е изд. М., 1978, с. 254).
- Список Воинскому департаменту и находящимся в штате при войске, в полках, гвардии, в артиллерии и при других должностях генералитету, шефам и штаб-офицерам, такожде кавалерам Военного ордена и старшинам в иррегулярных войсках на 1771 год. СПб., 1771, с. 136.
- ЦГАДА, ф. 1100, д. 2, л. 97.
- Там же, л. 50—53 об., 56, 95—96 об., 132, 133, 135.
- ЦГВИА, ф. 490, оп. 3/214, д. 212, л. 1043—1044, 1160 об.—1161, 1165, 1171, 1180, 1184; д. 99, л. 230 об.—231.
- Там же, д. 99, л. 230 об.—231.
- Там же, л. 233 об.—234.
- Там же, кн. 109, л. 288. Керенск — ныне город Вадинск в Пензенской области.
- ЦГВИА, ф. 2, оп. 1/10, д. 973, л. 508—508 об.
- Там же, л. 508 об.
- Там же, д. 974, л. 165—165 об.
- Там же, ф. 9, оп. 7/81, д. 429, л. 407.
- Там же, л. 411.
- Речь идет о III ревизии податного населения, проводившейся в 1762 г.
- Хотя в послужных списках Елагина за 1764—1769 гг. и значилась за ним 31 душа мужского пола крестьян, но фактически они находились в совместном владении со старшим братом Елагина, которому принадлежало 26 душ (ЦГВИА, ф. 9, оп. 7/81, д. 429, л. 418—418 об.).
- Речь идет не о дорожном экипаже, а об имуществе, заключавшемся в вещах и деньгах.
- ЦГВИА, ф. 9, оп. 7/81, д. 429, л. 416—417. Аналогичное доношение подал Елагин 30 июля 1772 г. и в Псковскую комендантскую канцелярию (там же, л. 420—421).
- ЦГВИА, ф. 9, оп. 7/81, д. 429, л. 422—422 об.
- Там же, л. 427.
- Там же, л. 501—503 (рапорт Рейнсдорпа от 15 января 1773 г.).
- Там же, л. 553. Решение Рейнсдорпа было утверждено определением Военной коллегии от 22 марта 1773 г. (там же, л. 554).
- Послужные списки от 30 марта и 20 октября 1764 года. — ЦГВИА, ф. 490, оп. 3/214, д. 205, л. 109 об.—110, 319 об.—320.
- Список Воинскому департаменту… на 1771 год. СПб., 1771, с. 69.
- См.: Каменский Е. С. История 2-го драгунского Санкт-Петербургского полка (1707—1898 гг.). М., 1899, т. I, с. 492—493.
- Послужные списки офицеров Санкт-Петербургского карабинерского полка за 1772 год. — ЦГВИА, ф. 490, оп. 5/216, д. 150, л. 85 об.
- Об этом рассказала Пушкину казачка М. Дехтярева (см. IX, 495).
- См.: Чхеидзе А. И. «История Пугачева» А. С. Пушкина. Тбилиси, 1963, с. 68—70; Измайлов Н. В. Очерки творчества Пушкина. Л., 1975, с. 284—288, 293—294.
- См.: Дубровин Н. Ф. Пугачев и его сообщники. СПб., 1884, т. 2, с. 19—28, 145; Крестьянская война в России в 1773—1775 годах. Восстание Пугачева. Л., 1966, т. 2, с. 111—113.
- Мемуарные свидетельства П. И. Рычкова, И. И. Осипова, И. С. Полянского, рассказ И. А. Бунтовой, реестр Оренбургской губернской канцелярии (IX, 217, 218, 496, 553, 586, 779).
- Речь шла, видимо, о Константине Ситникове, в доме которого квартировал Пугачев в ноябре 1773 — марте 1774 г.
- Протокол показаний Пугачева на допросе 16 сентября 1774 г. в Яицкой секретной комиссии. — Вопросы истории, 1966, № 4, с. 117.
- Чтения в имп. Обществе истории и древностей российских, 1858, кн. 2, отд. II, с. 1—36.
- В духовных росписях возраст прихожан указывался порой не вполне точно, так как он записывался со слов, без предъявления удостоверяющих документов. В действительности Г. М. Елагину, судя по данным формулярных списков, в 1773 г. шел 56-й год.
- Государственный архив Оренбургской области, ф. 173, оп. 11, д. 728, л. 163.
- Эта казачка — Матрена Алексеевна Дехтярева (ей в 1773 г. было 22 года) также учтена в духовной росписи прихожан церкви в Татищевой крепости с мужем Михаилом Дементьевичем Дехтяревым (31 год) и полугодовалым сыном Петром (ГАОО, ф. 173, оп. 11, д. 728, л. 165).
- ГАОО, ф. 173, оп. 11, д. 728, л. 163.
Источник: Овчинников Р. В. О Елагиных и Харловых из пушкинской “Истории Пугачева” // Пушкин: Исследования и материалы / АН СССР. Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом). — Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1986. — Т. 12. — С. 351—356.