Тревожно началось минувшее XIX столетие для народов Европы. Гром пушечных выстрелов постоянно возмущал их покой.

Общий обзор событий 1812 года

Тревожно началось минувшее XIX столетие для народов Европы. Гром пушечных выстрелов постоянно возмущал их покой. То тут, то там лилась потоками людская кровь, обагряя и напояя землю.

Всему виной был неугомонный гениальный корсиканец Наполеон Бонапарт, вознесшийся силою своего гения, дерзости и военного счастья на вершину земного величия, ставший из простого бедного артиллерийского поручика Императором французов, повелителем и поработителем народов Западной Европы, где самовластно распоряжался судьбами царств, перекраивая их по своему произволу и прихоти, упраздняя старые и создавая новые.

Примечание «Бердской слободы»: Авторский текст оставлен без изменений, старая (дореволюционная) орфография приведена к современному виду.

России не раз приходилось вступать в борьбу с его войсками, отстаивая целость чуждых владений, но безуспешно. Все их владетели покорно смирялись и признавали власть «непобедимого».

Только на крайнем юго-западе грозный властелин потерпел неудачу, и войска насильника получили твердый отпор от неподатливых испанцев, да на востоке Европы повелитель необъятной России не преклонялся перед выскочкой, не хотел признавать над собой его главенства.

И гордый «трехнедельный удалец», мечтавший стать «владыкой вселенной» не мог примириться с мыслью, что на материке Европы есть еще владетель, не признающий его превосходства. И он захотел, во что бы то ни стало, унизить и подчинить себе непокорного соперника.

с Россией была решена!
Гордынею успеха ослепленный
И двадесять подняв на нас племен,
Русь сокрушить грозился дерзновенный,
Европы бич — Наполеон!
Но Русь крепка и в вере православной
И Русь верна в любви к своим Царям.
Детей своих созвал отец державный,
На встречу их послал врагам.

Ростопчина

Наполеон собрал и снарядил громадную армию почти изо всех народностей Европы и двинул ее к границам России. В ночь с 11 на 12 июня 1812 года главные силы ее переправились близ г. Ковны через пограничную реку Неман и вторглись в пределы России без формального объявления войны.

— «Солдаты! началась вторая польская война, (прим. автора: Первой считается в Пруссии в 1806—1807 гг.) Россия увлекается роком»! заносчиво обращался Наполеон к своей армии перед переходом границы.

Не предвидел только при этом великий человек, что этот злой рок обрушится всею тяжестью на него же самого и приведет его к падению.

Наполеон на реке Двине, 24 июля 1812 год

Наглое, ни чем не оправдываемое, вторжение наполеоновских полчищ, если и не застигло Россию врасплох, то все же застало ее далеко неготовой к неравной борьбе, к немедленному отражению силой нашествия врагов.

Против громадной неприятельской армии, более чем в 600 тысяч человек, мы на первых порах едва могли выставить всего лишь с небольшим 200 тысяч, разделенных к тому же на три армии и растянутых на громадном расстоянии в пограничном пространстве.

Первая армия под начальством Барклая де Толли в 120 тысяч человек располагалась между Россиенами и Лидой с главной квартирой в Вильне, при ней состоял и подвизался на славу Родины и казачества летучий казачий корпус атамана Платова из четырнадцати Донских полков, составлявший связь между 1-й и 2-й армиями и прикрывавший отступление последней.

Юдин М.Л.: Оренбуржцы в войнах 1812 — 1814 1

Вторая армия князя Багратиона в числе 37 тысяч стояла между реками Неманом и Бугом, имея главную квартиру в Волковиске; при ней было девять казачьих полков генерала Иловайского; третья резервная — генерала Тормасова в числе 46 тысяч располагалась южнее Полесья с главной квартирой в Луцке, при ней находилось пять Донских казачьих полков.

Наши разъединенные и растянутые таким образом силы не могли противостоять превосходной, втрое сильнейшей армии Наполеона.

Нам, прежде всего, надо было сосредоточиться. Соединиться должны были две первых армии; третья же имела свою особую задачу прикрывать Волынь со стороны Австрии и Польши и действовать на сообщения противника.

Поэтому две первые армии немедленно начали стягиваться и отходить внутрь страны под напором французов. Искусно маневрируя, они, наконец, соединились 22 июля под г. Смоленском; причем вторая армия сделала по скверным дорогам 750 верст и отошла сравнительно благополучно при деятельном содействии летучего корпуса казаков атамана Платова, под их неусыпным и тщательным прикрытием.

Когда армия Наполеона вероломно вступила в пределы России, Император находился при первой армии в г. Вильне. Едва было получено донесение о переходе французов через р. Неман, как раздался Царский клич к русскому народу: «На начинающего Бог! Не положу оружия, доколе ни единого неприятельского воина не останется в царстве моем! Соединяйтесь все! Со крестом в сердце и с оружием в руках никакие силы человеческие вас не одолеют»!

И Русь верила в это!

Русский народ понял своего Царя и бодро встал на защиту Родины: повсюду начали собираться ополчения.

Царь кликнул: «Русь, иди на битву!»
И встали все не усумнясь,
Сложили теплую молитву,
Пошли в поход, перекрестясь.
Хотелось сердцу ретивому
Лихим обидчикам отмстить
Народу русскому честному
Святую службу сослужить.
Хотелось шибко ополченцу
Отведать пороху, огня,
Чтоб «дома бойкому младенцу
Песнь пела баба про меня!»
За нашу мать, за Русь Святую
Хотелось голову сложить,
Чтоб славной смертию, родную,
Ее прославить и почтить.

Ростопчина

Таково было общее настроение русского народа: умереть или победить врага!

«Веди нас, куда хочешь! Веди нас, отец наш! Умрем или победим! Все умрем за тебя!» гудел народ единодушно пред своим Государем на Московской Красной площади, когда он приехал туда из Вильни.

Лишь кликнул Царь
Свой народ на брань;
Вдруг со всех сторон
Поднялася Русь, –
Собрала детей,
Стариков и жен.
Приняла гостей На кровавый пир

Никитин

Все горели желанием переведаться с врагами Отечества.

Между тем обе соединившиеся армии наши, после упорных боев частью сил под Смоленском, продолжали отходить по Московской дороге.

Это упорное, но необходимое для выигрыша дела, отступление не нравилось, однако, ни Государю, ни армии, ни всему народу русскому, который требовал решительного отпора врагам, и был крайне недоволен действиями главнокомандующего Барклая де Толли, обвиняя его даже в измене.

Прибытие Кутузова к армии.

Уступая общему настроению, Государь назначил главнокомандующим князя Кутузова; но и тот продолжал отступать, сознавая всю выгоду принятого Барклаем плана кампании.

Мы долго молча отступали.
Досадно было, боя ждали.
Ворчали старики:
«Что ж мы?
На зимние квартиры?
Не смеют что ли командиры
Чужие изорвать мундиры
О русские штыки?»

Лермонтов

Сражение при Бородине

Так характеризует поэт настроение русских войск. И Кутузов принужден был подчиниться общему желанию, решивши дать генеральное сражение под Бородиным.

И вот нашли большое поле:
Есть разгуляться где на воле.
Построили редут.

Лермонтов

Русские войска заняли выбранную позицию в ожидании вражеского натиска.

И стали мы пятою твердой,
И грудью приняли напор
Племен, послушных воле гордой,
И равен стал неравный спор.

Пушнин

Дорого обошлось нам это решение, но существенной выгоды не принесло.

Однако же в преданьях славы
Все громче Рымника, Полтавы
Гремит Бородино!
Скорей обманет глас пророчий,
Скорей небес погаснут очи,
Чем в памяти сынов полночи
Изгладится оно!

Лермонтов

Жаркий, памятный день!
Ужасный, ожесточенный бой!

Не могу не привести здесь известного каждому с детства поэтического описания этого достопамятного боя.

Ну-ж был денек!
Сквозь дым летучий
Французы двигались как тучи
И все на наш редут.
Уланы с пестрыми значками,
Драгуны с конскими хвостами,—
Все промелькнули перед нами
Все побывали тут.
Вам не видать таких сражений,
Носились знамена, как тени,
В дыму огонь блестел.
Звучал булат, картечь визжала,
Рука бойцов колоть устала
И ядрам пролетать мешала
Гора кровавых тел.
Изведал враг в тот день не мало,
Что значит русский бой удалый,
Наш рукопашный бой!…
Земля тряслась, как нагни груди,
Смешались в кучу кони, люди,
И залпы тысячи орудий
Слились в протяжный вой.

Лермонтов

Не смотря на превосходство неприятеля в силах, 130 тысяч французов против 110 тысяч русских, мы удержали поле сражения за собой.

Но все же, как ни твердо оперлись мы своей пятой о родную землю, как ни мужественно отражали мы яростные удары врагов, было время, около полудня, когда дела наши были до того плохи, что еще один решительный натиск со стороны французов и русская сила, разрезанная в центре на пополам, была бы разбита и уничтожена по частям. Этого не случилось, только благодаря одному счастливому обстоятельству: это удачному налету кавалерии графа Уварова и казаков атамана Платова. Налет этот произвел страшный беспорядок и суматоху на левом фланге расположения французов и, особенно в тылу, в обозах, стоявших на Смоленской дороге, где «по своему» принялись хозяйничать налетевшие казаки.

Некоторые части французов из боевой линии начали отходить назад, и готовый разразиться решительный удар на обессилевший русский центр был задержан и отведен. Только через два часа французы снова заняли прежнее положение и повели опять прерванную атаку. Но русский центр уже успел оправиться, отдохнуть, устроиться; к нему подошел на поддержку четвертый корпус.

И равен стал неравный спор (прим. автора: я как кавалерист-казак, потому остановился на этом случае и обратил на него внимание, что и в современных войнах при усовершенствованном огнестрельном оружии, кавалерии может представиться подобный случай, и на может оказать своим подобную же услугу на поле сражения).

Кровопролитное Бородинское сражение не имело решающего значения на общий ход войны. Лишь с обеих сторон полегло много храбрых самоотверженных воинов.

Дорого достался нам этот день, да и врагу не дешево обошелся. Каждый из противников потерял свыше 40 тысяч человек. Пало много славных вождей. Не даром французы назвали это сражение «битвой генералов». Мы понесли невознаградимую, незаменимую потерю: лишились доблестного князя Багратиона.

Большие потери в этом бою заставили князя Кутузова отступить и не принимать нового боя даже для защиты Москвы. О чем с горечью так говорит наш поэт:

Да были люди в наше время —
Могучее, лихое племя.
Богатыри — не вы!
Плохая им досталась доля:
Немногие вернулись с поля…
Когда б на то не Божья воля,
Не отдали б Москвы!…

Лермонтов

Седовласый вождь русской армии глубоко чувствовал эту горечь и тем не менее все таки сказал:

— «Потеря Москвы еще не есть потеря России! Приказываю: отступать!»

И 2 сентября наша армия, пройдя через Москву, вышла на Рязанскую дорогу.

Вступление наполеоновской армии в Москву

Следом за ней в Москву вступили французы. Но и с занятием столицы Русь не пала духом, не склонила головы пред чужеземным властелином.

На другой же день Москва — матушка, оставленная жителями, запылала со всех концов.

Французы пришли в ужас от такого приема. Они увидели, что попали в ловушку, вместо овчарни — на псарню.

Вокруг Москвы и на большой Смоленской дороге закипела жестокая партизанская и народная война, нещадно изводившая врагов и лишавшая их жизненных и всяких других припасов. Поднялись мирные поселяне, вооружились, кто чем мог, и начали избивать попадавшихся неприятелей, нападать на них при всяком удобном случае, вымещая врагам всеми способами и Москвы, и поругание святынь, и разорение родных деревень. Забравшиеся в Москву французы начали голодать, среди них стала развиваться болезненность и смертность.

Наполеон понял весь ужас своего положения и взмолился о мире, «пардону запросил». Но его предложения о прекращении войны и о заключении мира остались без ответа.

И на развалинах пылающей Москвы
Мы не признали наглой воли
Того, пред кем дрожали Вы,

т. е. народы Европы.

Невтерпеж стало французам оставаться дольше в Белокаменной, в выгоревшей и опустошенной первопрестольной столице Русского царства.

В то же время русская армия, изобильно снабжаемая всякими припасами, спокойно отдыхала в Тарутинском лагере набираясь сил, чтобы окончательно доконать супостата. С каждым днем она все более и более усиливалась: подходили свежие войска и ополчения; пришли с Дона 26 полков казаков. А партизанская и народная разгоралась все больше и больше, обессиливая и допекая врага.

Наполеон в Городни

Наконец Наполеон решил выбраться из западни. 6 октября он вышел со своей армией из Москвы на юг, думая выбраться из негостеприимной России по другому, еще сохранившемуся и с изобильными запасами, пути. Но русская армия стала стеной и загородила ему выход на другую дорогу. У г. Малоярославца Наполеон встретил такой грозный отпор окрепшей русской силы, что принужден был идти назад по старому разоренному пути, по которому пришел. Отступление это стройное в начале, под конец под напором нашей армии и под ударами лихих партизанов и казаков, обратилось в беспорядочное бегство.

Пленные французы

Французская армия таяла не по дням, а по часам. К переходу через р. Березину у г. Борисова дошло около 40 тысяч человек.

Здесь предполагалось совсем преградить Наполеону выход из России с остатками армии; но план не вполне удался вследствие некоторых ошибочных действий адмирала Чичагова.

С намеченной целью с севера к г. Борисову был направлен корпус генерала Витгенштейна, в составе которого находилось три казачьих полка, а с юга должна была подойти резервная армия, соединившаяся с Молдавской; но это не было выполнено.

Участие 1-го Оренбургского казачьего полка.

Молдавская или Дунайская армия адмирала Чичагова, по окончании Турецкой войны, в конце июня 1812 г двинута была из Молдавии на Волынь на соединение с резервной армией генерала Тормасова. В составе ее находилось и вместе с ней пошли на Волынь четырнадцать Донских казачьих полков; в том числе 1-й Оренбургский казачий полк, который и принял участие в Отечественной войне, вместе с Донскими казаками, с которыми Оренбургские казаки имели одинаковую форму и снаряжение, и действия их были не отделимы от других и тонули, терялись в общей массе казачьих подвигов, которые во всей совокупности приписывались и относились к главной массе казачества.

Полк этот был выкомандирован из войска на службу еще в январе 1807 года из г. Оренбурга. Одновременно с ним из г. Челябинска вышел и другой полк, 2-й Оренбургский, оба шестисотенного состава. Полки были направлены через Москву за границу, в Пруссию, где в то время наша армия под начальством генерала Беннигсена, в союзе с пруссаками, вела борьбу с войсками Наполеона.

Оренбургские полки прибыли лишь к концу кампании, были назначены на охрану левого фланга и заняли линию сторожевых постов в окрестностях Бартенштейна по р. Алле, против правого крыла войск маршала Массены.

Начальство над обоими полками, в качестве командира бригады, было возложено на командира Оренбургского Непременного полка полковника Углецкого, который, сдав свой полк старшему офицеру, отправился за границу вслед за полками и к г. Бартенштейну прибыл 21 июня, а через шесть дней, 27 числа у России с Францией был заключен Тильзитский мир и с Наполеоном на этот раз была окончена.

После того оба Оренбургских полка были передвинуты в Молдавскую армию для войны с Турцией. Здесь Оренбургские полки были присоединены к другим казачьим полкам, находились под общим начальством Войскового атамана Донского войска генерала Платова и принимали участие в делах против турок.

По окончании Турецкой войны и по заключении мира начальство над Молдавской или Дунайской армией, вместо графа Кутузова, принял адмирал Чичагов. Кутузова, же отбыл из армии в С.-Петербург, взяв с собой конвой из Оренбургских казаков.

Оренбургские полки занимали линию кордонов на Турецкой границе по р. Пруту.

Из Молдавии на Волынь к г. Луцку армия Чичагова пришла в половине июля. К ней присоединилась резервная армия генерала Тормасова. Главное начальство принял адмирал Чичагов, у которого таким образом, составилась армия в 60 тысяч человек, превосходившая своей численностью действовавшие против Тормасова неприятельские корпуса, австрийский Шварценберга и саксонский Ренье. Адмиралу Чичагову было предписано отбросить их в герцогство Варшавское.

Чичагов начал наступление и 17 сентября при местечке Любомле передовой отряд его армии имел первую перестрелку с неприятелем. Австрийцы и Саксонцы уклонились от решительного столкновения и отошли за р. Буг к мест. Дрогичину, открыв Чичагову путь к г Минску. 18 сентября Чичагов занял м. Любомль и затем продолжал движение к г. Бресту, заняв его 29 сентября. Оставив в Бресте в виде заслона отряда, в 27 тысяч человек под начальством генерала Остен-Сакена, Чичагов с остальною частью своей армии двинулся на Пружаны и Слоним; а 25 октября продолжал движение через Несвиж к Минску, который составлял один из главных складочных пунктов французской армии.

Продолжая движение, авангард под начальством графа Ламберта ночью 8 ноября подошел, к г Борисову, который несколькими часами раньше был занят французской дивизией Ломбровского.

На рассвете, на другой день граф Ламберт внезапно атаковал Борисовские укрепления и после непродолжительного штурма овладел ими.

10 ноября армия Чичагова собралась у г. Борисова. Здесь Чичагов должен был войти в связь с армией Витгенштейна, шедшего с Севера, и соединиться с корпусом Эртеля силой в 15 тысяч человек, чтобы, таким образом, совершенно преградить путь отступления Наполеону, запереть его в России. Но хорошо соображенный план по различным причинам не удался: Эртель не прибыл, а Витгенштейн был далеко.

Наполеон на пути к реке Березине

Между тем французский корпус маршала Удино внезапно атаковал находившийся в г. Борисове передовой отряд армии Чичагова и заставил его очистить левый берег реки, уйти на правый берег р. Березины. Отходя, за реку, русский отряд уничтожил за собой мост.

Заняв г. Борисов, Удино приступил к подготовке средств для переправы. Он обнаружил намерение устроить таковую ниже г. Борисова по дороге на Минск Это и ввело в заблуждение Чичагова, который направился с главными силами на г. Игумен, оставив против г. Борисова небольшой отряд генерала Чаплица.

Карта переправы Наполеона через реку Березину

Тем временем маршал Удино скрытно приступил к наводке мостов выше г. Борисова в- 3-х верстах у деревни Студянки, выставив здесь на высотах 40 орудий для прикрытия мостовых работ и переправы. 14 ноября было наведено два моста; маршал поспешил перевести свой корпус еще по первому готовому мосту и отбросил наш небольшой отряд к лесу у деревни Стаховой, вблизи которой 15 числа завязался упорный бой; но слабый наш отряд не мог задержать движения французов.

Главные силы армии Чичагова хотя и подошли к месту переправы, но было уже поздно: французам удалось сохранить за собой путь отступления на Вильну; но в боях при переходе через Березину они, однако, понесли большие потери. После переправы отступление главной французской армии обратилось в беспорядочное бегство. Чичагов преследовал французов по пятам и 23 ноября имел горячее дело с арьергардом французской армии.

Переправа французов через реку Березину

Французы, заняв местечко Молодечно, пытались задержать наступление наших войск и для того поломали мост на р. Уше. Но в ночь на 23 ноября разъезды армии Чичагова отыскали в трех верстах ниже местечка плотину, исправили на ней мосты и в 4 часа утра кавалерия 3-й армии перешла реку, произвела нападение, отрезала французский авангард и зажгла мест Молодечно. К рассвету был восстановлен мост и на большой дороге; армия перешла по нему реку и атаковала французский отряд, при этом у противника было взято 24 орудия и 2½ тысяч пленных; остальные бежали. Адмирал Чичагов преследовал французов и далее за Вильну до г. Торна.

1-й Оренбургский казачий полк, входивший в состав 3-й армии, принимал живое участие в делах ее: при Любомли, при занятии Бреста, Минска, в сражениях под г. Борисовым, у переправы через Березину, у д. Стаховой, при местечке Молодечно и при дальнейшем преследовании отступающего врага.

Остатки великой армии

После того он снова был послан на р. Прут стеречь границу.

Снаряжение конных полков в Оренбургском крае на войну

Царский клич, призывавший Русь на брань с нагрянувшим врагом, долетел и до отдаленного Оренбургского края и нашел здесь сочувственный отклик в сердцах его верных сынов, зорко стороживших восточную азиатскую границу.

Сыны отдаленной окраины, с детства привыкшие к тревогам пограничной жизни, жившие постоянно под опасением за целость своих семей, домов и имущества, ведшие неустанную борьбу со степными хищниками, отражая их дикие набеги, с готовностью отозвались на призыв и приняли участие в далеких походах.

По получении Царского манифеста о необходимости встать всем на защиту Отечества, главный начальник обширного Оренбургского края, князь Волконский немедленно распорядился сделать его известным всему населению и вместе с тем предписал, чтобы

«все казаки, служащие и неслужащие, кои только могут действовать оружием, тотчас же приготовились стать на оборону Отечества, поэтому должны иметь неусыпное попечение, чтобы у каждого находилась в готовности одна лошадь, которую и не употреблять ни в какую тяжелую работу, дабы не изнурить ее и не привести в неспособность, в случае нужды, действовать на ней противу неприятеля; чтобы у каждого была исправная пика длиною не менее 4-х аршин, с трехгранны копьем, сабли, ружья и пистолеты чтобы были тоже исправны; словом никаких неисправностей в оружии не допускалось: чтобы по получении повеления куда следовать, никаких остановок быть не могло. Все должны жертвовать собою кто лично, если в силах, а кто пособиями друг другу на содержание и исправление оружия и снаряжения».

Оренбургские казаки ревностно отозвались на это Они стали усердно готовиться к походу, помогая друг другу, кто чем мог, в сборах на службу Царю и Родине. На сколько велико было воодушевление и усердие в этом общем подвиге показывает такой пример.

Атаман Нагайбацкой станицы Серебряков, получив для объявления населению Высочайший Манифест от 6 июля 1812 г. и распоряжение князя Волконского, продал свой дом и некоторое имущество и на собственный счет собрал и вооружил 53 казаков, не имевших средств приобрести себе исправное оружие. Серебряков купил у частных лиц и роздал бедным казакам 42 ружья, 30 сабель и 27 пик, всего на сумму 300 рублей, — деньги, по тому времени, не маленькие. О более мелких случаях взаимной поддержки и помощи станичников друг другу при снаряжении в поход нечего и говорить: это в те времена было обыкновенным явлением, исконным казачьим обычаем, освященным предками.

Вслед за первым своим распоряжением князь Волконский предложил Оренбургской войсковой канцелярии приготовить от Оренбургского войска три пятисотенных полка, всех казаков вооружить исправными пиками, саблями, ружьями и пистолетами; лошадей иметь на каждых двух казаков по три.

Одновременно с этим приказано приготовить пятисотенный полк из казаков Илецкой и Сакмарской (прим. автора: Сакмарская станица с 1869 года причислена к Оренбургскому войску) станиц Уральского казачьего войска.

Как бы в ответ на эти распоряжения Оренбургский войсковой атаман полковник Углецкий представил по начальству свое мнение о возможности командировать в армию из Оренбургского войска и от Башкирского и Мещерякского народов от 10 до 20 конных полков, а если нужно, то и более.

Вместе с тем он заявил о своем желании быть командированным в армию.

По мнению полковника Углецкого в Оренбургском крае жило в то время башкирцев и мещеряков свыше 129 тысяч душ мужского пола. Народы эти, кроме содержания кордонной стражи на Оренбургской линии, никаких Государственных повинностей не отправляли. По природной же своей склонности к воинским упражнениям и навыкам, они, весьма способные к казачьей службе, могли быть с пользою употреблены против неприятеля и без отягощения могли бы поставить от 10 до 30 и более пятисотенных конных полков.

Составление полков предлагалось произвести на следующих главных основаниях: состав полков, управление в них и продовольствие поставить на положении казачьих полков, вооружение оставить, какое у них есть: ружья, пистолеты, сабли, пики и луки со стрелами, кто какое навык употреблять, не требуя однообразия. В одежде также их не стеснять, а предоставить иметь свою обычную одежду, поощряя лишь желающих иметь мундиры казачьего покроя.

Полковых командиров и прочих чиновников выбрать из их среды; но как весьма немногие знают хорошо русский язык, то недостающее число дополнить из Оренбургского войска; из того же войска дать на каждый полк по несколько казаков для ведения порядка службы и внутреннего благоустройства, а также в полковые квартирмистры и писаря.

Государь Император одобрил эти предположения и повелел привести их в исполнение.

В августе 1812 г князь Волконский снова подтвердил войсковой канцелярии следить за тем, чтобы каждый казак всегда имел хотя одну доброезжую строевую лошадь, которую и содержать только для службы, не употребляя в тяжелые работы; седла и вооружение содержать в исправности и опрятности; каждому иметь запас сухарей на 10 дней.

Вслед затем по Высочайшему повелению от 8 августа 1812 г. из приготовленных в Оренбургском войске трех полков приказано сформировать и командировать в армию два; но за то один Атаманский тысячный полк (в двойном составе), так как в поход идет войсковой атаман; состав его: 33 штаб и оберофицера и 1141 ниж. чин.; другой пятисотенный 3-й Оренбургский казачий полк в составе 17 офицеров, 521 ниж. чин.

Командиром, вернее шефом, Атаманского полка назначался войсковой атаман полковник Углецкий, но полк повел майор Авдеев. Полковнику же Углецкому поручено формирование и отправление полков из башкир и мещеряков; почему ему и было присвоено звание войскового атамана Оренбургского, Башкирского и Мещерякского войск. После отправления всех полков, атаман Углецкий обязан был выехать вслед за ними и на походе произвести всем им смотры.

Командиром 3-го Оренбургского казачьего полка был назначен майор Яков Беляков.

Сборным пунктом обоих Оренбургских полков была избрана станица Бакалинская (прим. автора: ныне с. Бакалы. Уфимской губ., Белебеевского уезда; казаки отсюда переведены на новую линию), откуда они и выступили в поход.

Оренбургский Атаманский казачий полк под Данцигом.

Оренбургский Атаманский казачий полк, выступивши из ст. Бакалинской 23 октября 1812 г., был направлен в С.-Петербург, куда прибыл 22 января 1813 года и размещен в Рыбачьей слободе Петербургского уезда.

В это время уже началась новая война.

Император Александр I, изгнав французов из России, чтобы достигнуть прочного мира и освободить Европу от ига Франции, решил продолжать борьбу с Наполеоном и 1 января 1813 г наши войска под предводительством князя Кутузова перешли пограничную р. Неман. Таким образом, начался славный поход во Францию.

Отдохнув 1½ месяца в Рыбачьей слободе после тяжелого земного похода, Атаманский полк 8 марта снова выступил в поход на Прусскую границу к местечку Таурогену; а на марше получил новое назначение: перейдя границу, следовать через г. Кенигсберг к крепости Данцигу.

Г. Данциг (древний славянский Гданск) в марте 1807 г. сдался на капитуляцию французским войскам под начальством маршала Лефевра и был сильно укреплен. По Тильзитскому миру он хотя и был объявлен свободным городом с небольшою при нем областью; но в нем, однако, был оставлен довольно значительный французский гарнизон, начальник которого был и комендантом крепости и в то же время генерал-губернатором принадлежащей городу области. Во время похода Наполеона в Россию г. Данциг со своей гаванью и укреплениями составлял весьма важный опорный промежуточный пункт для французской армии.

При бегстве же французов из России в 1812 году, после несчастного для них похода в Москву, часть разрозненных остатков великой армии укрылась и нашла приют в этой крепости. Тут были люди различных родов оружия и разных народностей: французы, немцы, поляки, голландцы, итальянцы и другие. Генерал-губернатор и комендант Данцига, генерал Рапп, организовал из них довольно внушительный гарнизон, численностью до 40 тысяч человек и решил защищать крепость от нападений неприятельских войск.

Юдин М.Л.: Оренбуржцы в войнах 1812 — 1814 2

Как только русская армия в 1813 году вступила в пределы Пруссии, г. Данциг был подвергнут блокаде, обложен русскими и союзными войсками и его гарнизону прекращена возможность сношений со своими. Блокадным корпусом командовал генерал Девиз, а 11 апреля его заменил герцог Александр Виртембергский.

Оренбургский Атаманский казачий полк прибыл к Данцигу 17 апреля и поступил в состав блокадного корпуса, который, однако, еще был не настолько силен, чтобы предпринять пропив крепости более решительные действия, чем занятие главных ведущих к ней путей сообщения. После к крепости прибыло еще несколько башкирских полков.

Гарнизон Данцига проявлял особенное мужество и предприимчивость. Он ежедневно делал весьма смелые вылазки, как для изучения расположения блокирующих войск, так и для собирания в окрестностях города продовольственных припасов, и весьма удачно препятствовал более тесному и действительному обложению крепости. Атаманскому полку, помимо содержания сторожевых постов и разъездов, неоднократно приходилось принимать участие в отражении вылазок гарнизона, обращавшихся в настоящие сражения, как например 19 и 28 мая.

Наконец к августу блокадный корпус был усилен до 35 тысяч человек. Получилась возможность начать правильную осаду и приступить к более решительным действиям 16, 17 и 21 августа и 4, 5 и 28 сентября блокирующие войска произвели ряд последовательных атак, взяли и заняли внешние укрепления, оттеснив части гарнизона к главному валу. Затем началась усиленная бомбардировка крепости и города и осаждающие стали готовиться к штурму.

Лейпцигская битва

Гарнизон стойко выдерживал осаду. Даже после поражения Наполеона под Лейпцигом, он продержался еще около 1½ месяца; только, будучи окончательно стеснен осаждающими, терпя недостаток в припасах и потеряв всякую надежду на выручку, он принужден был 16 ноября сдаться; а 21 декабря французские войска вышли из крепости в качестве военнопленным в числе около 25 тысяч человек.

Оренбургский Атаманский полк принимал деятельное участие в действиях блокады и осады Данцига. Чины его оказали отличия в боевых делах, особенно в сражениях 16, 17 и 21 августа; о чем свидетельствуют пожалованные чинам полка награды, в числе коих было производство 5-ти урядников в офицерские чины и награждение 14 нижних чинов знаками отличия Военного ордена. К сожалению в материалах, собираемых для истории Оренбургского войска, откуда взяты приводимые здесь сведения, не дается более подробных описаний участия Оренбургских полков в военных действиях; нет указаний на те задачи, выполнение которых на них возлагалось, а только приводится сухой перечень дел и действий тех армий и корпусов, в состав которых полки входили.

После сдачи Данцига Атаманский полк целый год оставался в этой крепости и в 1814 году отпущен на родину, куда и прибыл в декабре.

Вместе с Атаманским полком в блокаде и осаде кр. Данцига из Оренбургского края принимали участие еще второй Тептярский и восемь башкирских конных полков.

Третий Оренбургский казачий полк Поход в Париж.

Одновременно с Атаманским полком в Оренбургском войске был сформирован еще 3-й Оренбургский казачий полк пятисотенного состава под командой майора Белякова. Со сборного пункта из станицы Бакалинской он выступил 21 октября 1812 года.

Направленный первоначально также в С.-Петербург, он был остановлен в г. Нижнем Новгороде и придан к формировавшемуся ополчению шести губерний: Нижегородской, Казанской, Симбирской, Костромской, Пензенской и Вятской, под начальством генерал-лейтенанта графа Толстого. Ополчение это было направлено в юго-западный край к австрийской границе. С ним вместе вышел из Нижнего Новгорода 1 января 1813 г. и 3-й полк, который 3 марта прибыл в г. Глухов, а 8 апреля был в Киеве на инспекторском смотру.

Из Киева 3-й Оренбургский полк вместе с ополчением двинулся через г. Дубно к пограничному местечку Устилуг, перешел в пределы герцогства Варшавского и вошел в состав резервной, так называемой, по месту формирования, Польской армии под начальством генерала Беннигсена. Резервная армия двинулась затем на соединение с главной действующей армией и в конце августа перешла р. Одер у г. Бреславля. В половине сентября она прибыла к г Кульму и затем чрез г Дрезден направилась к г Лейпцигу, где должно было разыграться решительное кровопролитное сражение союзных войск с войсками Наполеона. Генерал Беннигсен подошел к Лейпцигу 5-го октября, на другой день начавшейся великой битвы, и как раз во время, чтобы оказать действительную поддержку главной союзной армии и помочь ей сломить упорство Наполеона. На другой день 6 октября резервная армия приняла участие в бое, а 7 числа в штурме и взятии города Лейпцига.

Во всех передвижениях и боевых действиях резервной армии участвовал и 3 й Оренбургский казачий полк. Он также участвовал с 17 августа 1813    г. в блокаде крепости Глогау и в отбитии из нее вылазок, а затем в боях 4, 5 и 6 октября под Лейпцигом.

После взятия г. Лейпцига армия Беннигсена была выслана для преследования отступавших к г. Эрфурту французов. Причем 3-й Оренбургский полк был включен в состав отряда атамана графа Платова, с которым и принимал участие в сражениях: 10 октября при занятии г. Веймара, 18 и 19 октября при г. Ганау и 21 октября в бою в окрестностях Франкфурта-на-Майне. 29 октября 3 й полк в составе этого отряда прибыл к г. Висбадену, недалеко от р. Рейна, где простоял до второй половины декабря 1813 года.

Когда было решено перенести военные действия в пределы Франции, то при главной союзной армии был сформирован особый казачий отряд под начальством генерал-майора князя Щербатова. В состав его вошли: 3-й Оренбургский казачий полк в числе 277 человек, 4- й Уральский—186 человек, Донской Ягодина полк — 388 человек и 1-й Тептярский — 213 человек; всего 1064 чел. Отряд был послан к корпусу генерала Фон Дер Остен-Сакена, входившему в состав Силезской армии фельдмаршала Блюхера.

В ночь с 19 на 20 декабря 1813 г. эта армия перешла на левый берег р. Рейна тремя колоннами: у Кобленца, Кауба и под г. Мангеймом и двинулась через г.г. Нанси и Сен-Дизье к г. Бриенну, почти не встречая сопротивления.

Корпус Остен-Сакена состоял исключительно из русских войск. Составляя левое крыло армии, он переправился чрез Рейн у Мангейма; причем приданный к нему казачий отряд князя Щербатова взял первоначально направление на гг. Эпиндль и Ремиремон, где и имел небольшие схватки с французскими войсками; здесь русские выстрелы впервые раздались в пределах Франции.

Карта театра войны 1814 года

В половине января 1814 г. вся армия Блюхера находилась на р. Об. Наполеон, возвратившийся из Парижа к армии у Шалона на Марне, немедленно повернул ее против Блюхера и 17 января напал на него у г. Бриенна. Первый и главный удар французов принял на себя русский корпус Остен-Сакена, в составе которого находился казачий отряд князя Щербатова. Русские успешно отражали атаки противника и упорно держались на позиции; но фельдмаршал Блюхер, не получая поддержки от главной союзной армии, решил прервать битву и отступил со своими войсками к г. Бару, лежавшему южнее на р. Об. Тем временем подошла главная Богемская армия и Блюхер, приняв командование над соединенными силами союзников, перешел в наступление и при г. Ла-Ротьер нанес Наполеону сильное поражение, причем у французов было взято 3000 пленных и 75 орудий.

В этих боях принимал участие и отряд князя Щербатова.

Союзники, однако, не воспользовались одержанным успехом и своими разрозненными медлительными действиями дали Наполеону время оправиться и возможность одержать еще несколько важных побед над отдельными частями союзников.

Карта театра военных действий 1813 и 1814 годов

После битвы при Ла-Ротьере казачий отряд князя Щербатова поступил под начальство известного партизана генерал майора Сеславина, на которого было возложено развитие партизанских действий и наблюдение за передвижениями французских войск. 24 января партизаны Сеславина уже были у г. Труа и оттуда доносили в главную квартиру, что французские войска отходят к г. Ножану. Вслед затем отряд работал в окрестностях Фонтенбло; отсюда его бросили за р. Луару к г. Орлеану для действий на сообщениях юга Франции с Парижем.

Казаки переплыли р. Луару имели несколько удачных дел с мелкими французскими командами и серьезное дело под Орлеаном, где был убит есаул 3-го полка Игуменцев и тяжело ранен  есаул Салеев (при отступлении). 4 февраля, пред отступлением главной армии к Бар-сюр-Обу казаки Сеславина испортили Орлеанский канал, соединявший Луару с Сеной, по которому производилась доставка припасов в Париж из южных областей Франции.

Но затем по Высочайшему повелению снова исправили его Государь Император Александр I, узнав о порче канала, приказал немедленно его исправить и впредь не ломать шлюзов и не жечь судов, чтоб не причинять вреда жителям.

При общем отступлении и сосредоточении главной армии к г. Бар-сюр-Об, отряду генералу Сеславина 5 февраля предписано отойти на правый фланг для связи с армией Блюхера. Отряд усиленными переходами через г Вилльнев-сюр-Ионн (южнее г. Санса) перешел на новое место и 17 февраля уже работал на путях, ведущих из Парижа в Дижон; а с 22 по 25 февраля производил набеги за Бургундский канал.

7 и 8 марта он снова был выдвинут вперед к г. Бре для поисков по течению р. Сены. 9 марта отряд Сеславина находился на левом берегу р. Барбрюйссы, прикрывая левый фланг главной армии во время боя при г. Арси-сюр-Об. На другой день, 10 числа Сеславин, переправившись через р. Об у г. Планси, преследовал французскую армию, отступавшую после неудачного для нее боя под г. Арси, а 1 и марта пошел к г. Фер-Шампенуазу для открытия связи с войсками Силезской армии Блюхера.

Появление этого летучего отряда 13 марта и атака его во фланг на отступавшие к Фер- Шампенуазу от Конантра войска маршала Мар- мона так поразили неприятеля своею неожиданностью, что артиллерия, конница и пехота в страхе бежали к Фер-Шампенуазу. Казакам при этом удалось захватить 9 орудий. В тот же день отряд принимал участие в кавалерийском деле главной и Силезской армий при Фер-Шампенуазе.

От Фер-Шампенуаза союзники решили идти прямо на Париж и 14 марта отряд Сеславина был выдвинут вперед к г. Провену для освещения местности, а также для преследования отступающих к Парижу корпусов маршалов Мармона и Мортье. При появлении казаков пред Провеном французы ускорили свое отступление и в беспорядке вышли из города, поспешно направляясь к г. Нанжи.

15 марта Сеславину с его отрядом приказано следовать вдоль берега р. Сены и отнимать у французских войск все средства для постройки мостов. 17 числа отряд принимал участие в сражении под Парижем, находясь на левом фланге армии. На другой день 18 марта Париж сдался на капитуляцию. Отряд же Сеславина в тот же день был выдвинут в г. Гюинь к юго-востоку от Парижа Он расположился в этом городе, выслав сторожевой отряд к г. Монтеро для наблюдения за французскими войсками, собирающимися в окрестностях г. Фонтенбло, а 23 марта занял г. Мелэн с боя.

Въезд Александра I в Париж

19 марта состоялся торжественный въезд союзных монархов в столицу Франции и некоторые части войск вступили в город и заняли караулы. Париж был в руках победителей; война — закончена. У Наполеона уже не было средств продолжать борьбу, чтобы вернуть власть и восстановить свое величие в прежнем блеске: он принужден был смириться, отказаться от Императорского престола и в Фонтенбло 25 марта подписал акт отречения за себя и за своих наследников.

Таким образом, общими дружными усилиями Царя и русского народа, при помощи невольных врагов, ставших союзниками, Европа была избавлена от власти тирана.

Мы в бездну, повалили
Тот тяготеющий над царствами кумир
И русской кровью искупили
Европе вольность, честь и мир

Во всех передвижениях и делах летучего отряда генерала Сеславина принимал участие 3-й Оренбургский казачий полк.

Кроме того другие части этого же полка участвовали в составе летучих отрядов Кайсарова и Чернышева. С последним Оренбургские казаки принимали участие в движении на Берлин.

Все чины 3-го полка награждены медалями за взятие Парижа. Офицеры же награждены кроме того чинами и ордерами за отличия в различных делах.

После окончания войны полк вместе с другими войсками возвратился в Россию; но на родину в войско он вернулся лишь в 1820 г. До того времени он нес пограничную службу: до 1816 г. на границе с герцогством Варшавским, а, по присоединении последнего к России, охранял границу с Пруссией.

В 1815 г. полк был доведен до полного состава: из войска ему было выслано на пополнение 8 офицеров и 264 чел. урядников и казаков на место выбывших по разным случаям чинов. В апреле 1816 г. умер командир полка майор Беляков: после него временно командовал полком есаул Феодор Гришечкин, а затем командиром полка был назначен 4 июня того же года майор Лысов 1-й и кроме того опять выслано на укомплектование полка 6 офицеров и 171 нижних чинов.

Инородцы и башкиры в войне с Наполеоном

Вместе с 3-м Оренбургским казачьим полком в отряде партизана Сеславина, как мы видели, находились два других полка из Оренбургского края и с берегов Урала: 4-й Уральский казачий и 1-й Тептярский.

Гесс Карл Адольф Генрих (1769 – 1849): Усман Гумиров, командир 11 башкирского полка и брат его Абдул. 1813 год.

Гесс Карл Адольф Генрих (1769 – 1849): Усман Гумиров, командир 11 башкирского полка и брат его Абдул. 1813 год.

Из Оренбургского края и вообще с восточной азиатской окраины в великой борьбе с Наполеоном принимало участие свыше тридцати казачьих и инородческих конных полков: три Оренбургских казачьих, Атаманский, первый и третий, — пять Уральских казачьих, в том числе также один Атаманский, — два Ставропольских калмыцких, два Тептярских конно-казачьих, два Мещерякских (прим. автора: мещеряки – финское племя, отатарившееся и потом слившееся с башкирами. Впоследствии было образовано одно Башкиро Мешерякское войско) и пятнадцать башкирских. Кроме того на юго-западной границе с Турцией находился 2-й Оренбургский казачий полк, содержавший кордоны по р. Пруту. Были еще сформированы и принимали участие в войне два Астраханских калмыцких полка.

Из этих конных частей Тептярские конноказачьи полки, 1-й и 2-й, а также Ставропольский калмыцкий, как находившиеся на постоянной службе, были прямо передвинуты с Оренбургской линии к Западной границе. Калмыцкие же полки: второй Ставропольский и два Астраханских, а также два Башкирских: 1-й и 2-й, были, в видах усиления армии легкими иррегулярными войсками, сформированы и двинуты в армию еще в 1811 году.

Полки эти были одвуконь Тептярские и Калмыцкие полки, как обязанные постоянной службой, имели однообразное обмундирование по казачьему образцу; вооружение их тоже было вполне исправно; имелось по паре пистолетов, карабин, сабля и пика с флюгером. Два первых, ранее вызванных, башкирских полка также имели одинаковое своеобразное одеяние: длинные синие кафтаны с широкими шароварами, на головах белые войлочные остроконечные колпаки с красными кумачовыми отворотами. В число вооружения башкир входили сабли, ружья и луки со стрелами; у урядников были и пистолеты, а у рядовых — пики.

К началу Отечественной войны последние перечисленные полки находились при действующих армиях и, располагаясь в пограничном пространстве, несли сторожевую службу по охране границы вместе с другими казачьими полками. С открытием военных действий полки эти сразу вступили в дело и приняли участие в ряде боевых столкновений с французами при отступлении наших армий к Москве. Тептяри были одними из первых, встретивших неприятеля после переправы через р. Неман.

1-й Тептярский майора Темирова полк в то время занимал своими сторожевыми постами правый берег пограничной реки от дер. Ионемуня (близь которой производилась переправа главной французской армии) — до местечка Олита и 13 июня посты Тептярей у местечка Румишек имели первое столкновсние с переправившейся неприятельской кавалерией; но, уступая превосходным силам, принуждены были отойти. После того, прикрывая отступление арьергардного отряда генерала князя Шаховского, этот полк имел почти ежедневно стычки с наседавшей французской конницей и участвовал во многих арьергардных боях. Между прочим 2 августа под Красным он занимал передовые посты пред началом известной обороны дивизии генерала Неверовского.

2-й Тептярский полк также участвовал во многих делах при отходе наших войск; как например 10 июля у местечка Бешенковичей.

Часть Тептярей потом работала в составе отряда известного партизана Давыдова при обратном отступлении великой французской армии из Москвы

В 1835 году вместо этих двух Тептярских казачьих полков, существовавших на положении иррегулярных войск, был сформирован один казачий полк, под наименованием 1-го Оренбургского казачьего полка, причисленный к Оренбургскому войску, но формировавшийся и содержавшийся наравне с регулярными полками.

Он состоял из 8 действующих и одного резервного эскадронов и одной нестроевой роты. При первоначальном формировании в его состав взяты из Тептярских полков офицеры и 500 лучших ездоков; к ним присоединено 400 чел., способных к конной службе, солдат из Оренбургских линейных батальонов, а недостающее число пополнено русскими рекрутами по набору. Ежегодно потом бралось по набору еще 150 рекрутов из Тептярей. Вскоре этот полк был переименован в Уфимский (по месту стоянки) регулярный казачий. Дивизион его участвовал в 1839 г. в зимнем Хивинском походе с генералом Перовским.

В 1845 г. полк был упразднен. Он предварительно был переведен для Высочайшего смотра в г. Чугуев и здесь 20 сентября был расформирован в Высочайшем присутствии.

Ставропольское калмыцкое войско, из которого на войне участвовало два полка: Непременный, капитана Диомидия, и вновь сформированный в 1811 году, — перечислено в 1842 г в состав Оренбургского казачьего войска. Калмыки с р. Волги были переселены за р. Урал и поселены вместе со старыми казаками в станицах вновь занятого пограничного пространства киргизской степи. С течением времени они почти совершенно слились с прочим войсковым населением. А потому служба и боевые столкновения, в которых участвовали Ставропольские калмыки, должны быть также занесены на страницы истории Оренбургского казачьего войска. К сожалению только сведения по этому предмету крайне скудны.

Ставропольский калмыцкий, капитана Диомидия, полк перед войной входил в состав отдельного летучего казачьего корпуса атамана Платова. Корпус этот находился в окрестностях г. Белостока.

При наступлении Вестфальского короля Иеронима с его вестфальцами и поляками, казачий корпус двигался параллельно с ним к г. Гродне. Здесь 16 июня атаман Платов в продолжение целого дня вел через реку Неман ожесточенную ружейную и артиллерийскую перестрелку, в которой принимал участие и Ставропольский калмыцкий полк. Последний затем участвовал в кавалерийском деле при дер Гудинентах 27 и 28 июня калмыки участвовали в знаменитых казачьих атаках у местечка Мира, в боях с польскими уланами и с кавалерийской дивизией Рожнецкого; а после во многих других столкновениях при отступлении на Можайскую дорогу.

Борьба с Наполеоном заставила Россию стянуть к западным границам все свои вооруженные силы. Охрана же окраин всецело было возложена на казаков. Когда же борьба потребовала особенного напряжения, то, чтобы возможно быстрее пополнять редеющие ряды русской армии, уже во время самой войны формировались ополчения и особенно же новые многочисленные казачьи части. Призыв последних на службу мог производиться к тому же быстрее и с меньшими издержками, чем образование новых регулярных войсковых частей рекрутскими наборами. При том все казаки почти сразу являлись уже готовыми воинами, знакомыми с употреблением оружия, и на их подготовку к войне не надо было напрасно тратить много лишнего времени. Последнее соображение, чрезвычайные обстоятельства и необходимость в усилении боевых сил заставили также обратиться и к формированию многочисленных башкирских полков.

Собранные во время войны на восточной окраине казачьи и инородческие полки были также двинуты к западным границам; но они, за дальностью расстояния, не поспели принять участие в самой Отечественной войне, в изгнании французов из России, а угодили лишь к походу за границу.

Из них Оренбургский Атаманский казачий полк вернулся в войско из-под крепости Данцига в 1814 г. С ним вместе возвратились на родину и восемь башкирских полков, а также 333 чел. офицеров и казаков из 3-го Оренбургского полка, оказавшихся неспособными к дальнейшей службе вследствие болезней, ран и увечий.

Остальные же полки, вышедшие с восточной азиатской окраины, продолжали походы и дальше по Западной Европе и принимали там участие в различных сражениях и боевых столкновениях с неприятелем. Некоторые из них после войны, по возвращении в Россию, еще не скоро увидели свою родину, а продолжали долгое время нести тяжелую охранную службу на Западной границе, в пограничном пространстве и в других городах.

Башкиры, вновь сформированных во время войны полков, вышли на войну с самым разнообразным вооружением, каким каждый из них умел ловчее владеть: были ружья, пистолеты, сабли, пики, но преобладали луки со стрелами. В одежде башкир также не было воинского однообразия: они вышли на службу в том одеянии, какое носили дома.

Европейские народы с любопытством и удивлением взирали на это азиатское воинство и не могли понять, для чего русское правительство вызвало их из степной дали с первобытным вооружением и снаряжением против образцовых французских полков. Тем не менее эти полчища неутомимых прирожденных азиатских конников оказали громадную услугу России, сослужили большую службу Отечеству во время войны не только при исполнении различных мелких, незаметных, но необходимых во всяких второстепенных действиях, поручений; но участвовали даже и в больших сражениях, как на-пример, в великой битве народов под Лейпцигом.

Вот как французский генерал барон де Марбо, участвовавший в войнах 1812-1814 гг. в чине полковника и командовавший 23 легким конно-егерским полком, описывает в своих воспоминаниях впечатление, произведенное башкирами на Наполеона и его соратников:

— «Во время нашего пребывания (Наполеона, его свиты и конвоя, которым командовал автор) на высотах у Пильница неприятель, в особенности Русские, получил многочисленныя подкрепления, из которых главное под начальством Беннигсена, состояло не менее, как из 60 тысяч человек.

Примечание автора: Суда по тому, что автор говорит о походе русских подкреплений под начальством Беннигсена, воспоминание это относится ко времени Лейпцигской битвы, и следовательно по этому городок Пильниц должен находится вблизи Лейпцига, между тем, г. Пильниц расположен близ Дрездена к юго-востоку на реке Эльбе.

Это подкрепление было приведено из-за Москвы и заключало в себе очень большое количество татар и башкир, вооруженных одними луками и стрелами.

Примечание автора: Татарами автор называет тептярей, которые живут вперемежку с башкирами и ведут одинаковый с ними образ жизни, официально причисляются к башкирам, хотя считаются татарского происхождения.

«Я до сих пор не могу понять, с какою целью русское правительство привело из такой дали и с большими издержками такое количество иррегулярной конницы, которая, не имея ни сабель, ни пик и никакого огнестрельного оружия, могла только истощать страну и обременять собою остальные регулярные войска».

«Наши войска нисколько не были смущены видом этих полудиких азиатов и за их луки и стрелы прозвали башкир «Амурами». Эти новички, еще совсем не знавшие французов, были так воодушевлены своими предводителями, что, ожидая обратить нас в бегство при первой встрече, в самый день своего появления в виду наших войск, кинулись на них бесчисленными толпами; но, встреченные залпами из ружей и мушкетов, башкиры вынуждены были отступить, оставив на месте битвы значительное число убитых. Эти потери, вместо того, чтобы охладить их исступление, казалось, только подогрели его. Они двигались без всякого построения, и никакая дорога их не затрудняла; они носились вокруг наших войск, точно рои ос, прокрадываясь всюду. Настигнуть их было очень трудно, но, когда нашей коннице это удавалось, то она производила среди них страшную резню: наши сабли и пики имели слишком большое преимущество в бою пред их стрелами. Но, так как, атаки этих варваров постоянно повторялись и русские поддерживали их отрядами гусаров, чтобы воспользоваться тем беспорядком, который башкиры могли произвести в том или другом месте нашей линии, то Император (Наполеон) приказал своим генералам удвоить бдительность и возможно чаще объезжать аванпосты».

«Когда мы располагали возвратиться в Пильниц, то заметили отряд башкир, числом около тысячи, которые скакали на нас со всею скоростью своих маленьких лошадей. Император, который никогда еще не видал войск подобного рода, остановился на одном холме и приказал попробовать захватить в плен несколько башкир. Я велел двум эскадронам моего полка спрятаться для этой цели за небольшой рощей в то время, как остальной отряд продолжал движение в другом направлении. Эта, хорошо известная, военная хитрость никогда не ввела бы в заблуждение казаков, но с башкирами, которые не имеют понятия о войне, она удалась как нельзя лучше: они прошли мимо рощи, не осмотрев ее предварительно посредством разведчиков, и продолжали следовать за нашею колонной, как вдруг наши эскадроны, стоявшие в засаде, атаковали их врасплох; значительное число башкир было убито и человек тридцать взято в плен. Я приказал отвести пленных показать Императору, который, осмотрев их, выразил удивление, как можно этих жалких кавалеристов, вооруженных одними луками и стрелами, посылать в бой с европейскими солдатами, снабженными саблями, пиками, ружьями и пистолетами. Эти башкиры по виду были похожи на китайцев и носили очень странный костюм. Когда мы вернулись в лагерь, мои егеря, ради забавы, дали башкирам вина; очарованные таким неожиданным для них хорошим приемом, башкиры все напились допьяна и выражали свое удовольствие такими необыкновенными гримасами и прыжками, что гомерический хохот, в котором принял участие сам Наполеон, овладел всеми присутствовавшими».

Затем, вспоминая далее о «битве гигантов, т.е. о трех дневных боях под Лейпцигом, барон де Марбо таким образом изображает и оценивает действия башкирцев:

«Варвары с громкими криками окружали наши эскадроны, пуская в них тучи своих стрел, которые, впрочем, причиняли нам очень мало вреда; башкиры пускают свои стрелы вверх, заставляя их описывать дугу более или менее крутую, смотря по тому, насколько удален от них неприятель; но при этом способе стрельбы точный прицел становится невозможным, а потому девять десятых стрел попадают не туда, куда следует; да и то небольшое число их, которое долетает до неприятеля, обыкновенно наносит только легкие раны. А так как у башкир нет другого оружия, то это, бесспорно, — самое безвредное войско в мире. Однако, так как они летели на нас мириадами и, чем больше убивали этих ос, тем больше их прибывало, то огромное количество стрел, которыми башкиры затмевали воздух, по необходимости должно было произвести хотя несколько тяжелых ран; так, один из самых храбрых моих унтер офицеров, Мелэн, кавалер ордена Почетного Легиона, был ранен на вылет стрелою, которая, вошедши в грудь, вышла через спину. Я думаю, что это единственный случай смерти, причиненный башкирскою стрелою. Но в моем полку было несколько людей и лошадей раненых, да и сам я был легко ранен в ногу, этим забавным снарядом» (прим. автора: Труды Оренбургской Ученой архивной комиссии. Выпуск III, 1897 года).

Как бы то ни было, а сыны далекого Урала и дикой Башкирии в знаменательный 1814 год побывали по долгу службы в веселом Париже, попоили своих невзрачных лошадок водой из р. Сены, потоптались на великолепных Парижских бульварах, поглазели, подивились на диковинные сооружения мировой столицы.

Кипел бульвар в Париже так
Народа праздными толпами,
Когда по нем летал с нагайкою казак,
Иль северный Амур с колчаном и стрелами.

Батюшков

Памятки в Оренбургском войске о французской кампании

В конце восьмидесятых и в начале девятидесяых годов минувшего XIX столетия еще был жив и ежегодно появлялся на войсковом празднике Оренбургского казачьего войска 23 апреля столетний ветеран, участник знаменитого похода во Францию и взятия Парижа, урядник Оренбургской станицы Кременцов. Это был высокий могутный и еще довольно сохранившийся старик казачина. К сожалению, только, он не мог порассказать что-либо особенно занимательное или цельное о своих походах.

Память старика уже сильно ослабела, да и былая тревожная летучая служба с места на место не предоставляла достаточного простора для посторонней сосредоточенной наблюдательности; некогда было внимательно присматриваться к виденному и слышанному, к пролетавшим над головой событиям; да многого он и не видел и не понимал; беспрерывная, частая смена самых разнообразных впечатлений, не оставила цельных образов, а одни обрывки, которые перепутались в его голове, в его понятиях и памяти с последующими событиями, смешались в одну общую кучу, слились в одно неясное неопределенное туманное представление.

На память потомству о достославных событиях и боевых подвигах русских войск, в которых, так или иначе, принимали участие Оренбургские казаки, почти всем станицам и поселкам, выдвинутым в тридцатых годах прошлого столетия вперед за р. Урал, на новую пограничную линию, вместо первоначально данной им нумерации, были присвоены собственные названия по наименованиям тех мест, вблизи которых происходили достопамятные битвы с французами. Приведу эти названия.

Поселок (или по старому редут) № 1, в 22 верстах от г. Верхнеуральска на левой стороне р. Урала, называется Кассель; поселок № 3 – Фер-Щампенуаз; № 7 — Париж; № 9 —Кацбах; № 10 – Полоцк; № 13 – Бреда; № 15 — Бриенн; № 18 — Кульм; № 23 — Краснинский; № 24 – Арси; № 25 – Березинская станица; № 26 – Бородинский; № 28 – Тарутинский; № 29 – Лейпциг; № 32 — Берлин.

Конечно все эти названия потом получили обычное окончание на ский: Кассельский, Фер-Шампенуазский и т.д Промежуточным номерам даны названия по другим достопримечательным местам, известным по другим войнам.

Не все только иностранные названия удобопроизносимы для казачьего языка. Особенно приходится ломать язык над названием поселка Фер-Шампенуазского; оно совсем не дается населяющим его казакам – нагайбакам (из крещеных татар). По этому казаки продолжают именовать этот поселок по старому порядковому номеру – «Третий».

Так на вопрос:

— «Ты какого поселка?» Часто можно услышать такой ответ: — «Фер-Шер, пен. Тьфу ты, не выговоришь! Третинский Ваше В-дие».

Не нравится поселочникам мудреное имя, хотя оно и напоминает о славных делах, где Оренбургские казаки храбро сражались с французами.

Поселок Кацбах казаки попросту называют Касьба.

Лучший и дорогой о славных походах остался от Атаманского полка Это — Св. Икона Божией Матери, именуемой Тихвинская, принесенная в дар Георгиевской церкви в Оренбургской станице (что ныне войсковой Георгиевский собор) командиром этого полка майором Василием Авдеевым Она и сейчас хранится в соборе на особом налое, под иконой Великомученика Георгия. На ней внизу имеется серебряная дощечка с надписью:

«Тщанием Атаманскаю полка сотни полкового командира Василия Авдеева, возвратившагося из Армии в 1814 году декабря 13 дня».

Из армии оренбуржцы вывезли на родной трал и свои боевые песни, напоминавшие им о битвах с врагом французом и с злодеем Наполеоном. Песни эти вошли в сборник песен Оренбургских казаков, составленный А.И. Мякутиным. Теперь, к сожалению, не услышать их в наш их полках среди молодежи; разве где-нибудь в глухом поселке или станице изредка возгудают их не забывшие старины сивоусые и белоголовые старики, при воспоминании о походах родных отцов и дедов. Весьма трогательная песня сложена казаками про командира 3-го полка майора Белякова, умершего в 1816 г. и который, по-видимому, пользовался особенной любовью казаков. В песне упоминается и про Атаманский полк. (См. выпуск I, стр. 93 и 94 сборника «Песни Оренбургских казаков» А.И. Мякутина).

Послесловие

В этом небольшом очерке я сообщил все, что смог собрать, об участии оренбуржцев в тяжелую, но славную годину. Не много правда! Но что ж будешь делать? Даже в материалах по истории войска не найти нам больших подробностей о боевой службе наших предков в чужих землях, и там нет описаний походных и боевых действий наших полков. Такие подробности можно отыскать разве только в столичных хранилищах (архивах); но добыть их оттуда частному человеку, живущему на далекой окраине, прямо невозможно. На месте же в войске их не обретается. Не сохранилось у нас ни записок и писем об этой поре; да, надо полагать, их и не было: наши прадеды не любили вести записей о своих служебных делах, о виденном и слышанном; не имели повадки заносить на бумагу свои мысли, думы и впечатления. Несли они свою службу честно, тихо, без шума, не считая это каким либо особым подвигом, а лишь выполнением священной обязанности пред Царем и Родиной по долгу присяги.

Не без того, конечно, было, чтобы армейские служивые не писали с чужой стороны писем на Родину и не извещали родичей о служебных и походных делах и нуждах. Но родичи не сохраняли таких писем, не видели в них ничего важного.

А вот теперь эти письма, глядишь бы, и пригодились: дали бы хоть какие-нибудь указания о полковой походной жизни; — не все же ведь они были наполнены одними поклонами роденьке богоданной; случалось ведь, что-нибудь и о деле писать. Из дому армейцы тоже, наверно, получали хоть изредка письма о домашних и станичных обстоятельствах.

Приведу здесь ниже, — старым старикам в напоминание, а молодым казакам в назидание, письмо одного Донского казака Серединской станицы Ермолая Гавриловича, писанное в 1812 г. с Дона лихому казачьему атаману Матвею Ивановичу Платову, под начальством которого служили и наши Оренбургские казаки. В письме старого казака высказываются заветные казачьи думы, горячая любовь казаков к своей Родине, к Дону тихому, рисуются стародавние казачьи обычаи. А обычаи казацкие у всех нас казаков сродствены и сходственны. Все мы казаки крепко любим свою родную сторонушку и те реки в ней, что вскормили, вспоили нас смолоду.

Донцы крепко любят свой тихий Дон, Кавказцы Терек и Кубань, Сибирцы свой Седой Иртыш; а мы казаки Степовые-приуральные не меньше любим свой родной Урал, по старинному Яик, сын Горынович. Любим его круты бережки, низки долушки, что костьми белыми казачьими усеяны, алой горячей кровью казацкой поливаны: костьми и кровью наших прадедов, что отстаивали эти берега от народа басурманского.

Сидели, правда, предки наши прежде и на матушке Волге, на великой русской реке, и на Самаре, ее притоке, и на Белой Воложке реке с Уфой, и на Исети с притоками, и тоже крепко любили те места привольные; да по воле Царя Батюшки вперед к Востоку продвинулись на Урал и за него перешагнули поближе к азиатам; выставили свою грудь широкую казацкую на защиту дорогой Родины против степных злых недругов. А многие из нас, по Царскому вызову, перелетели и на Дальний Восток охранять грань русской земли; и туда перенесли казачьи заветы любви к Царю и Родине и крепко привязались к новым берегам Амура и Уссури, не забывая родней «старины».

У всех казаков и у нас Оренбуржцев, как и у старших братьев Донцов, исстари ведется один древний обычай: как казак собирается из дома в далекий поход на службу Царскую, так и берет с собой вместе с благословением родительским горсточку землицы родной, зашивает ее в сумочку (в ладанку), вешает на крест-тельник и носит ее всегда на груди своей, чтобы и на чужбине эта родная землица легла и прикрыла казацкую грудь, коли Бог по душу пошлет или вражья пуля сразит добра молодца. Старый дедовский обычай! Об этом обычае и целебной притягательной силе родной земли упоминает и старый казак, писавший сто лет тому назад письмо земляку своему, войсковому атаману, герою Платову. Вот оно, это письмо Ермолая Гавриловича (прим. автора: из записок А.А. Башилова, «Земнина» за 1912 год).

«Отец ты наш, Матвей Иванович!

«Давно мы от тебя, отца, грамотки не видели; уж не гневен ли ты, родимый наш? Лишь пронеслась у нас весть веселая, что победил ты, Государь, рать силу неверную, что не столько ты их в полон побрал, сколько нанизал их на наши донские копия булатные; мы, старики, государь, от той вести ожили, и Спасу с Пречистой поклонилися, за тебя и за детей своих им помолилися. Даруй, Господи, победу Царю Русскому, помогай ты его воинству, нам, казакам дай потешиться в поле чистом со злодеями! – Вот тебе, батюшка наш, Матвей Иванович, наша теплая молитва; научило нас ей сердце казацкое.

«Государь ты наш! Есть у нас горюшко, хоть не горе, а лишь смех один. Наш Макар Федорович ездил с Дона в ближнюю губернию и привез нам весть, что в каких-то басурманских бумагах писано, что дивится француз, как мы мужики ведь простые, с бородами и в кафтанах долгополых, завсегда ему ребра перещитываем А мои, дескать, люди умные, изо всех народов самый храбрый и великий, разумеет-де и построить крепость и приодеться, перед бабами задать выпляску, и мост навести, и в цель стрелять. То-то, государь мой, пословица не даром есть: на всякого мудреца есть много глупости. С крепостями, да с плясками не далеко залетят они. Мы, отец наш, и простой народ, а бывали уж и в Турции, были и в Пруссии, и в Персии, у Цесорца (прим. автора: в Австрии) и в Швейцарии, а что Польша — у нас казаков на ладаночке! Были мы и в Тальянской земле; мы видали их болванов точеных. Не защитит вас, окаянный, идол пакостный, если вы забыли Царя небесного! Мы с бородками и долгополые, а Отцу-Богу мы веруем; от Него, ведь, нам и помощь то! Как ударим мы на врага, думаешь, что это не ты, батюшка наш Матвей Иванович, на борзом коне впереди летаешь, а что сам Бог нас на войну ведет.

«Ах, вы, глупые люди, неразумные! Ну, чему это вы дивитесь нам что деремся мы без трусости? Эка притча! Мы деремся, ведь, и за дом, и за детей, за Царя и Веру Православную. Вы деретесь за звездочку, за золото, да за Бова Королевича. Глянь-ка, француз, как живем мы на святом Дону: у тя волосы подымутся. Будешь ты болтать дуракам одним, что загонишь Русь в холодную Сибирь. Проговаривал ты, что нельзя нас, ни наших обычаев, ни в какой умной земле терпеть. Да земель то ваших нам не надобно: нам мила земля казацкая, широка, длинна Земля Русская. Вот сказал ты, француз, правду истинную: не любы вам наши обычаи, что мы любим Царя, Веру и Отечество. Ты привык видеть только трусов да умников; притупилось твое жало острое о тверду грудь закаленную.

«Глянька, изверг, как живут у нас! Лишь подымется парень на ноги, уж сидит он на коне борзом, ходит по полю, забавляется и Российскою Землею любуется. Ах, ты, Господи, дай силы, крепости на коне скакать, разгуляться, донским копьем с неприятелем поразведаться, умереть за Землю Русскую. Придет время молодцу обабиться; девки знают парней всех по пальчикам: тот румян идет, как маков цвет, тот лишь поступью молодецкою четырех французов в полон возьмет; а под тем и конь его лихой, словно, осиной лист дрожит; у того копье булатное, и седелечко черкасское, и подпруга шелка яркого. Наши девки парней любят не на день и не на ночь одну, они любят их до гробовой доски. Придет время молодцу, по приказу Царя белого, собираться в путь против извергов, – наш казак того лишь только ждал. Молода жена коня ведет, дети саблю и копье его тащат, а старик-то со старухою, Бог избави, чтоб заплакали! Заведут сына в зеленый сад, перекрестят его до Троицы и дадут ему ангела-хранителя. «Ты служи, сын, верой и правдою, добывай себе ты почести, ты утешь нас стариков седых!» У старухи все уж приготовлено: сшита сумочка из бархата, из того самого, который муж ее сорвал с плеч паши турецкого, и повешена та сумочка на шелковом тонком поясе красной девушки черкешенки. Старик, взявши горсть сырой земли, кладет в сумочку бархатную, говорит сыну; «Вот тебе, сын, благословение, вот тебе земля Дона тихого, с ней живи и умри на ней»

«Не прогневайся, отец наш Матвей Иванович, что пишу к тебе такую речь простую казацкую. Все мы знаем, отец батюшка, что и ты изволишь носить на своей груди богатырской корешки из твоего сада зеленого. Корешки, ведь, с Дона тихого, а мы с тобою там родилися.

«Эх! Бывало на чужой земле приключится немочь лютая; разведешь щепоть земли Лона-батюшки в воде свежей, выпьешь, как ни в чем не был! А другого морят разными кореньями да лекарствами: лечит нас наш милый Дон. Вспомнишь мать, отца, детей своих, хоть из мертвых приподымешься! Ах, бывало, пишешь грамотку на родную сторону: «Ты, отец мой, родной батюшка, и родная моя матушка! Мне не надо ни золота, ни серебра, надо мне ваше благословение; вы, родимые, не шлите мне казны златой, а пришлите мне воды Донской; почерпните вы ее хоть в скляночку, поклонитесь Дону милому!» Смотришь уж летит гонец, окунулся он в воде донской, — заросли раны тяжелые, хоть опять берись за саблю острую. Вынимает скляночку из торбы он: «вот, Иван, тебе благословение. Отец, мать и дети все живы!» Не поверишь и ушам своим, не поверишь и глазам своим; чуть губами лишь приложишься ко святой воде Доне милого, ну, иди теперь супостат сюда! Силен Дон, и силен Русский Бог».

«Вдруг случится замирение — казаки наши на Дон пошли; в деревнях им поклоняются, в городах им удивляются. А нам, батюшка, ведь, в почесть то! Вот и к Дону приближаемся: пыль столбом и солнце скрылося, только слышим стук сабель с копьями! «Едут, едут наши станичники! Все навстречу, все и стар, и млад». Вот бывало и подъедем мы, не к родителям и не к женам своим, а подъедем прежде к храму Божьему. Тут стоят уж и старики то все, с булавами и с хоругвами. Нам поклон — и мы поклон. В церкви Божьей все устроено: в патрахили и уж в ризах поп, а дьяки стоят по клиросам, запоют: «Тебе Бога хвалим». Мы к Спасу и к угодникам все пойдем, да в ноги им!

Развернись казна отбитая! Богу слава, ты казна ему же в дар. А из церкви лишь домой идешь: уж стоит мой конь у паперти, его держит молода жена; как падет она коню на грудь, упадет пред ним же на землю: «уж спасибо тебе, верный конь дорогой, что донес ты домой хозяина! Тебе есть овес из моих лишь рук, на реку водить тебя одной лишь мне; не носить тебе узды ременные, я сплету тебе, добрый конь, узду шелковую!» Смотришь, дети уж потешаются с дротиком и с булатной саблею, чистят их да чем, ведь? Чистят их донским песком. Ну, бывало, – ах, отец ты наш, прослезимся, хоть и совестно.

«Отчего ж все это держится, отчего мы любим тихий Дон? Ты, отец наш, ты, наш батюшка, любишь Русь и любишь Дон святой! Ведь, мы ведаем все, что ты не делаешь; знаем мы, что нет ни гонца, ни посла от вас, чтоб ему ты не приказывал: «Поклонись Дону Ивановичу; ты напейся за меня воды его; ты скажи, что казаки его все служат верою и правдою!» А, ведь, это то нам, батюшка, слаще меда, слаще сахара. Ну да, как уж не любить нам нашу родину, не любить нам Дона батюшки? Сопостат нечестив! Не дивитеся вы этому, дорогого у нас много есть: нам земля дороже золота, нам вода вкуснее ваших вин. Атаман у нас — наш казак донской, на земле нашей родился он, и в воде нашей в купели был. Не под стать нам ваши выдумки. Вы умнее нас, ну так и быть, люди умные! вам мы не завидуем. Глянь-ка, что у нас недавно приключилося: молодой казак привез дьявольское стеклышко, что зовут у вас клорнетами. Ну, на что нам дрянь эта? И без стекол целить в вас мы научены. Засадили мы парня этого в темную, пусть-ка смотрит он в стекло свое. Не ввози ты, молокососишко, к нам французских злых обычаев. А другого, было, дернуло нарядиться в ваше платьице кургузое! Старики наши поосерчалися, содрали с молодца платье поганое, да досталося и плечам его! Эй спасибо тебе, отец наш, Матвей Иванович, что ты держишься старинушки. Помогай тебе, Государь, Небесный Царь! Ты нижи копьем за границею, а щелчки давай молокососишкам, коль задумают стариков нас седых на французский лад перестраивать.

«Да я долго уж закалякался; у тебя, отец, дела куча есть: ты злодеев бьешь, а нас казаков твоих верных, все милуешь: на чужой стороне, у врагов города берешь, а у нас на Дону ты строишь их.

«Так прости-ж, государь ты наш, отец родной, будь здоров и люби ты нас.

«Затем писавый твой верный слуга казак Ермолай Гаврильевич низко кланяюсь»

Хоть и не Оренбургское письмо это; но оно близко нам, — от него родной казачьей стариной отдает.

Вот каковы были думы и помыслы и обычаи казачьи в то давнее время. Многое изменилось с тех пор в казачьей среде. Главное, о чем надо пожалеть: древней святой простоты не стало. Много казаки понабрались чуждых им разных манер и замашек.

На этом я и закончу свое писание.

Это все, чем мог я поделиться с Вами, дорогие станичники. Не взыщите на малом!

К великой годовщине я сделал, что мог. Пусть другой, кто может, сделает лучше, и мы всем миром скажем ему наше большое спасибо и отвесим низкий поклон за прославление казачества!

Источник: Юдин М.Л. — Оренбуржцы в войнах 1812 — 1814, Ташкент, 1912 год

Иллюстрации:

© 2019, «Бердская слобода», Лукьянов Сергей

, , , , , , , , ,

Уважаемые посетители сайта, уже много лет «Бердская слобода» является некоммерческим проектом, который развивается исключительно на деньги создателей.

Несмотря на то, что сайт некоммерческий, для его развития и поддержания работоспособности необходимы постоянные денежные вливания. Это не только оплата работы технических специалистов, хостинга, дискового пространства, продления доменных имен, но и приобретение некоторых документов, попадающих в нашу коллекцию из архивов и от частных лиц.

Перевести средства на развитие проекта «Бердская слобода» можно воспользовавшись формой, размещенной ниже:

Подписаться
Уведомить о

0 комментариев
Межтекстовые Отзывы
Посмотреть все комментарии
0
Оставьте комментарий! Напишите, что думаете по поводу статьи.x