Перепечатка статьи Владимира Муссалитина, опубликованной в декабрьском номере (№1286) журнала “Смена”.
В Оренбург лучше всего добираться поездом, подступаясь к нему неспешно. Только тогда ты поймешь, почувствуешь, ощутишь своеобразие, непохожесть этих земель. Только тогда увидишь и Колтубанку, и Бузулукский бор, и те приметы предстепья, и степь саму, легко и, казалось бы, без всякого видимого перехода вытекающую из него. Только тогда – по светлу, в самый ранний предутренний час, когда никто и ничто не мешает тебе, прочувствуешь ты то, что и должен чувствовать, пересекая эти просторы России, ощущая безмерность степного пространства, шалея от бьющего в упор в открытые вагонные окна упругого ветра, ловя характерные запахи зрелой августовской степи, запахи донника, чебреца, иван-чая и иные, ускользающие, знакомые прежде, но сейчас непростительно забытые. Ты бы, может, и вспомнил их, если бы не этот всепроникающий, всепронизывающий запах степной полыни, настойчиво перебивающий все другие.
Вглядываясь в вагонное окно, я ждал появления Волги.
Далеко, далеко Степь за Волгу ушла,
В той степи широко Буйна воля жила.
Почему-то всегда этот раздольный напев приходит под стук колес, когда, перевалив через железнодорожный мост у Куйбышева, поезд, как мне всякий раз кажется, словно бы ускоряет свой бег на восток, навстречу солнцу. В оренбургских степях оно встает на два часа раньше, чем над Среднерусской равниной.
И час и два можно простоять у вагонного окна, и не наскучит вглядываться в эту землю, начавшуюся за Волгой, землю, кажущуюся особой, потому, как уже знаешь ты, связана она со многими страницами истории государства Российского, со многими именами славными.
Два с лишним века тому гуляла здесь буйная воля Емельяна Пугачева, а веком позже по тракту, как бы на встречу Емельянову войску, катил на перекладных Александр Сергеевич Пушкин. А спустя полстолетия в эти степи под Бузулук приезжал лечиться кумысом Лев Николаевич Толстой, который имел к тому же намерение купить в этих краях имение. «Для покупки здесь имения особенно соблазняет простота и честность, наивность и ум здешнего народа, – писал он Софье Андреевне. – Заманчиво тоже здоровый климат и простота хозяйственных приемов».
Пробыв в 1871 году в этих краях шесть недель, он уже успел и привязаться к ним и хотел, чтобы Софья Андреевна увидела эту землю его глазами. «Погода здесь такая, о какой мы в Туле не имеем понятия. Жар приятный, и дождь, грозы, которые никогда не сделают грязи больше, чем на полчаса…» И, предвидя возможные возражения и желая убедить супругу, в другом уже письме из этих мест добавлял: «Все будет, как Бог даст. Только понятие твое о степи ложное. Жить без дерева за 100 верст в Туле ужасно, но здесь другое дело: и воздух, и травы, и сухость, и тепло делают то, что полюбишь степь. Ты представь себе, что в 5 недель мы не видели грязи, не чувствовали сырости и холоду».
Степь оренбургская красива в любое время года: и зимой, когда ломит глаза бескрайняя белизна снегов, и весной, когда качаются на ветру веселые огнистые или отдающие в желтизну тюльпаны. Но все же красота оренбургской степи, пожалуй, никогда так щедро и полно не раскрывается, как летом, на урезе его, ближе к осени. Именно в эту пору по-настоящему сможешь ощутить и понять всю неповторимую прелесть этих мест, почувствовать ту мощную жизненную силу, что заложена в пластах этой земли.
В Оренбург мы приехали около десяти утра. Первый же попавшийся на глаза термометр показывал плюс тридцать в тени. И невольно подумалось: каково же сейчас на комбайне? Кондиционеры там, даже на усовершенствованной «Ниве», пока не предусмотрены. И нужно выдержать и эту духоту и колкие, обжигающие тело остья…
Торопиться мне в первый день было некуда, и, приняв холодный душ в гостинице, я отправился не спеша по городу. Еще в первый свой приезд сюда, десять лет назад, удивился я простоте планировки Оренбурга, особенно старой его части. То была простота и рациональность города-крепости, место для которого первый губернатор Оренбурга Неплюев облюбовал на высоком берегу Яика, где стояла Бердская крепость, основанная в 1736 году. Вот как было доложено о том императрице: «Изо всех по Яику мест лучше тут хлебопашество усмотрено и пахотной земли, сенных покосов, рыбных озер, одним словом, всего того при великом городе к довольству и жительству людскому на всегдашнее время нужно, тут… на продажу хлеба довольно привозят и недорогою ценою продают».
Копию этого документа, положившего начало строительству в 1743 году города-крепости Оренбурга, как и сам план города, составленный неким Ригельманом несколько позже, в 1760 году, увидел я вновь в Оренбургском областном краеведческом музее. Несмотря на будничный день, в музее было довольно, людно. Шумными стайками перебегали от экспоната к экспонату школьники, неспешно двигались по залам взрослые, с любопытством вглядываясь в свидетельства минувших веков, вслушиваясь в слова экскурсовода:
– Оренбург нужен был царскому правительству как база для развития торговли с Башкирией, Казахстаном, среднеазиатскими народами и Индией. Для ведения торговли в центре города был возведен Гостиный двор. В летнее время Яик затруднял проезд среднеазиатских купцов в город, и потому за рекой построили Меновым двор, ставший пограничным рынком, где русские и среднеазиатские купцы обменивались товарами. С ранней весны до осенних холодов двигались к воротам Менового двора караваны верблюдов, навьюченных восточными товарами. Тут можно было встретить купцов из Хивы, Бухары, Хорезма, Самарканда. Частыми гостями Менового двора были нижегородские, киевские, московские, ростовские торговые люди.
Спокойным, хорошо поставленным голосом экскурсовод – молодой, по-спортивному подтянутый мужчина – продолжал свой рассказ о том, как рос молодой город, ставший вскоре центром огромной губернии, границы которой простирались от Волги до Иртыша, от Уфы до Каспийского моря, как набирали силу железоделательные и медеплавильные заводы.
Копии с рисунка путешественника
П. П. Свиньина «Добыча соли в Илецкой Защите» и картина художника Г. К. Савицкого «Привод крестьян на уральский завод», муляж ошейника, предназначавшегося для каторжного работника, солерубные топоры, дубовые колотушки, топоры, клинья, ломы, брус с железным наконечником – все это, во множестве представленное в зале музея, давало понять, насколько тягостна и горька была планида заводского крестьянина, работного человека.
И глаз невольно отыскивал лук, стрелы, пики, топоры, кистени, гасило, с которыми «буйна воля» вскоре начала гулять в этих краях. В углу на деревянном лафете, окованном железом, стояла медная пушка повстанцев. На казенной части в окружении знамен виднелась буква «П», которую историки истолковали как инициал вождя восстания, крестьянского царя Петра Ш – Емельяна Пугачева.
Под стенами Оренбурга держал осаду Емельян Пугачев, разместив свою ставку в Бердской слободе. В Бердах же стоял и дом казака Ситникова, именуемый «Государевым дворцом» и «Золотой палатой», поскольку был обит внутри золотой бумагой. Сюда, в стан повстанческой армии, насчитывающей 20 тысяч человек, оренбургским губернатором был подослан 3 октября 1773 года каторжник Афанасий Соколов по прозвищу Хлопуша. Губернатор обещал Хлопуше, взятому из острога, свободу и большое вознаграждение, если он уговорит повстанцев покинуть Пугачева, а самого его живым или мертвым доставит в Оренбург. Про Хлопушу мы все знаем. Он перейдет на сторону Пугачева и станет его верным соратником, как и Салават Юлаев, который в начале ноября того же 1773 года приведет в пугачевскую армию двухтысячный отряд башкир.
Под стенами Оренбурга даст Пугачев свой первый бой, под Татищевой крепостью 22 марта 1774 года будет последнее его сражение в оренбургских степях.
Желая вытравить из памяти народа пугачевский бунт, Екатерина повелела переименовать Яик в реку Урал. И реку переименовали. С памятью же людской императрица совладать была не в силах.
…Полдневный зной заметно спал, когда я вышел из краеведческого музея. Увиденное там прочно держало в плену воображение, и каждый стоящий здесь, на Советской улице, старый дом, закрытый зеленью деревьев, казался исполненным значимости и тайны. Вот в этом доме под № 32 побывал Пушкин, совершивший осенью 1833 года путешествие в Оренбургский край для сбора материала о Пугачевском восстании. Вместе с В. Далем, жившим тогда в Оренбурге, он отправится в Берды – бывшую пугачевскую столицу, чтобы побеседовать со старой казачкой Ириной Афанасьевной Бунтовой, которая видела и помнила то, что волновало поэта. В письме к жене он напишет: «Я посетил места, где произошли главные события эпохи, мною описанной, поверяя мертвые документы словами еще живых, но уже престарелых очевидцев, и вновь поверяя их дряхлеющую память историческою критикой».
В том же доме № 32 четырьмя годами позже случится быть и другому русскому поэту – Василию Андреевичу Жуковскому. А поднявшись вверх по той же Советской улице, можно увидеть и другой дом, № 3, связанный с именами Т. Г. Шевченко и Н. Г. Чернышевского. Не столь древняя старина Оренбурга хранит в себе много такого, что будит и волнует душу. Сколько прекрасных имен связано с этим городом: А. Н. Плещеев, С. Т. Аксаков, А. А. Алябьев, Н. М. Пржевальский…
А постройки Оренбурга! Чего стоит, например, один Караван-сарай, высокий минарет которого, своими очертаниями напоминающий ракету, виден, пожалуй, из любого конца города. Построенный в 1846 году по проекту академика архитектуры А. П. Брюллова, он долгое время, как и все караван-сараи, служил гостиницей для приезжих купцов, разных именитых людей. В Караван-сарае, при квартире генерал-губернатора Н. А. Крыжановского, были обширные покои для гостей. Предполагают, что в них останавливался в свой приезд в Оренбург в 1876 году Лев Николаевич Толстой. Генерал был старым приятелем писателя, его севастопольским сослуживцем. И с ним, как вспоминает один из историков, Л. Н. Толстой очень приятно провел время в воспоминаниях давно пережитого. Встреча эта не прошла для генерала бесследно: считают, что после бесед с Л. Н. Толстым, воспоминаний о севастопольской страде, рискнул себя испытать в литературе и сам Крыжановский. Уйдя в отставку, 68-летний автор предложил «Русской старине» очерки «Севастополь и его защитники в 1855 году» и «Севастополь в ночь с 27 на 28 августа 1855 года», которые и были напечатаны в 1886 году. Что-то вынес для себя из этих бесед с давним приятелем и Лев Николаевич Толстой. В 1878 году он писал: «У меня давно бродит в голове план сочинения, местом действия которого должен быть Оренбургский край, а время Перовского». Судьба Василия Алексеевича Перовского, участника Отечественной и Турецкой войн, крупного военного и государственного деятеля, управляющего Оренбургским краем, занимала писателя. Он читал «Записки В. А. Перовского о пребывании его в плену в 1812 – 1814 гг.». И эти записки помогли ему, когда он писал «Войну и мир».
Л. Н. Толстой не застал В. А. Перовского в живых, потому важен был всякий рассказ об интересовавшей его личности, которая должна была стать прототипом главного героя задуманного писателем произведения. Исследователи творчества Л. Н. Толстого считают, что судьба Перовского могла лечь в основу романа о декабристах. Мог он, по-видимому, стать и прототипом главного героя задуманной повести «Князь Федор Щетинин».
Поездка в Оренбург была необходима Л.Н.Толстому и для того, чтобы ощутить, почувствовать самобытность этого разноязыкого города, расположенного на стыке Европы и Азии. И, конечно же, в памяти великого писателя не могли не отпечататься многокрасочность и многоликость Менового двора, деловой шум и гомон оренбургских базаров и многочисленных торговых лавок. Надо думать, запомнился ему и этот, легко уходящий ввысь минарет Караван-сарая и голос казаха-возницы, настойчиво выкрикивающего с мостовой в вечерней тиши: «Бел глин, бел глин». Эти запряженные верблюдами повозки, развозящие по дворам белую глину для побелки домов, были неотъемлемой частью города, как, к примеру, нынешний троллейбус, шелестящий шинами по горячему асфальту Паркового проспекта.
Интересна и самобытна история Оренбурга, но перед днем сегодняшним бледнеет она. Немало примечательного откроет для себя в этом городе каждый, приехавший сюда сейчас. Ну, например, то, что в Оренбурге много студенчества. Тут и политехнический вуз и сельскохозяйственный… Только на одной Советской сразу два института – медицинский и педагогический, а повыше их, на берегу Урала, – одно из старейших учебных заведений Военно-Воздушных Сил страны – Оренбургское высшее военное авиационное Краснознаменное училище летчиков имени И. С. Полбина.
260 Героев Советского Союза, девять удостоены этого звания дважды – вот что такое Оренбургское летное. Первый космонавт Юрий Гагарин – тоже его выпускник.
На учебном аэродроме, вдали от города, я видел, как учатся летать курсанты оренбургской «летки». Видел, как уверенно заходят на посадку тяжелые машины. Говорил с курсантом, старшиной звена, двадцатилетним Сергеем Спириным после его очередного самостоятельного полета. Сергей мял в руках шлемофон, не отрывая глаз от посадочной полосы, где с небольшим интервалом одна за другой заходили на посадку машины его товарищей по училищу, ярко блестели на солнце фюзеляжи и большие, включенные, несмотря на день, прожекторы. Почувствовав мое удивление, Сергей пояснил: «Это чтобы отпугнуть птичек». Он так и сказал: «Птичек» – и улыбнулся. Улыбка вообще не сходила с его лица. То ли он радовался успешному выполнению задания, то ли тому, что сегодня будет вечерять со своими. Как я узнал, отец и мать Сергея живут здесь неподалеку, в селе. Мать – нянечка в детском саду, отец – механизатор, сейчас на комбайне. Сергей только что сверху видел отцовский комбайн, может быть, и отец его заметил.
В Оренбурге 256 солнечных дней в году, как утверждают синоптики, гораздо больше, чем в Крыму. Такая солнечная погода хороша и для совершенствования мастерства летчиков и для тех, кто занимается хлеборобством.
Стоял август, его вторая половина. Над степью дрожало марево. Полдневный жар земли сливался с горячим дыханием комбайнов, медленно двигающихся навстречу густым желтым валкам хлебов, и казалось, темно-красные кожухи комбайнов вот-вот расплавятся в этой августовской духоте.
Был самый разгар жатвы. Область жила страдой. В Оренбурге, на площади перед Домом Советов, установлен «экран страды». Каждый день появляются на нем цифры убранных гектаров, намолоченных центнеров. И каждый день оренбуржцы ревностно следят за «экраном» на площади, за газетной страницей, жадно ловя вести с полей, радуясь и переживая за успехи хлеборобов.
Всякий вступивший в эти дни на оренбургскую землю невольно становится свидетелем, а то и участником большой битвы за хлеб. Сравнение это, пущенное, видимо, в ход кем-либо из фронтовых газетчиков, очень верно передает характер того, что происходит в оренбургских степях. Представьте себе огромное поле в пять миллионов гектаров, окутанные облаками пыли десятки тысяч жаток, комбайнов, автомашин, рокот которых не смолкает даже ночью.
Будучи в гостях у оренбуржцев, космонавт Борис Волынов рассказывал, что, пролетая в августе 1976 года над-оренбургскими степями, он вместе с Виталием Жолобовым был изумлен тысячами загадочных, волшебных огней. Такая она, ночная оренбургская степь, в горячую страдную пору.
Тесно в эти дни на пыльных проселках и отполированных до блеска автомобильными шинами большаках, по которым ходко идут тяжело груженные траллеры с зерном. Идет хлеб, идет оренбургская пшеница, снискавшая прочную славу на мировом рынке. Еще в 1862 году на Лондонской международной выставке она была признана превосходной и удостоена золотой медали. Не нашлось у нее конкурентов и на Всемирной выставке в Париже в 1867 году и на Всемирной выставке в Москве в 1882 году. Качество зерна, как известно, определяется степенью содержания в нем белка. Мировой стандарт по белку в пшеницах установлен 12,5 процента Канада – крупнейший в мире поставщик хлеба – идет на уровне стандарта. В зерне Аргентины и Франции 14 процентов белка. В оренбургской же твердой – 18 – 20 процентов!
Ну, н.коль дело дошло до сравнения, стоит привести и такое: твердых и сильных пшениц, тех, что составляют красу и гордость Оренбуржья, здесь высеивают больше, чем Западная Германия,
Англия, Ирландия, Бельгия, Нидерланды, Швеция, Финляндия, Дания, Норвегия, Австрия и Швейцария, вместе взятые.
Два ордена Ленина на знамени Оренбургской области. Так высоко оценила Родина подвиг хлеборобов.
Богата и щедра хлебная нива Оренбуржья. За .эту пятилетку хлеборобы области сдали государству свыше 19 миллионов тонн зерна. В этом году, весьма сложном по погодным условиям, сдано 2 миллиона 800 тысяч тонн.
Как известно, хлеб сам по себе не растет. Одному земледельцу известно, каких трудов стоит хороший урожай. Сколько хлопот и тревог придется испытать ему, пока не нальется колос, пока не зашумят, не заходят под ветром набравшие силу хлеба, вселяя в душу одному ему известную радость, которую он и не всегда-то решится высказать вслух. И его суеверие понятно. Вырастить хороший хлеб – половина дела, ибо с детских лет, от отца-матери, от деревенских стариков усвоил он истину: не тот хлеб, что в полях, а тот, что в закромах. И то, что другим представляется на первый взгляд невероятным, немыслимым – провести тринадцать, четырнадцать часов кряду в духоте и жаре за штурвалом комбайна, – ему кажется естественным, нормальным.
– А как же иначе, – скажет мой давний знакомый комбайнер, звеньевой, коммунист Николай Бегеба, к которому я снова заехал в совхоз «Чебеньковский» в самую важную для него, хлебороба, пору, – ведь это же хлеб!
И мне вспомнился его давний рассказ в первую нашу встречу о том, как писал он в школе сочинение и слово «хлеб» написал с большой буквы. И учитель не посчитал это за ошибку. Давно это было, Николай Бегеба уже сам стал отцом, уже у самого сын-школьник, но, мне думается, он и поныне пишет хлеб с большой буквы. Таково к нему отношение у Николая Бегебы, который работает в уборочно-транспортном отряде Героя Социалистического Труда, лауреата Государственной премии СССР Александра Михайловича Юдина. Да и как работает! Два года назад на своем поле Николай Бегеба установил своеобразный рекорд, который пока что никто в Оренбургском районе не побил. За 23 часа непрерывной работы из бункеров двух комбайнов его звена было выдано 3210 центнеров зерна. А всего в ту памятную страду звено Николая Бегебы намолотило 15 тысяч центнеров и, закончив жатву в своем хозяйстве, выехало на помощь в Тюльганский район, ибо поле соседа, как принято считать здесь, не чужое. Для многих оренбургских комбайнеров поля соседей стали своими. И породнила между собой незнакомых людей земля, общая забота об урожае, о хлебе насущном. Каждую страду приезжает Герой Социалистического Труда, лауреат Государственной премии СССР, член Центральной ревизионной комиссии КПСС, комбайнер колхоза «Рассвет» Сакмарского района Василий Макарович Чердинцев в далекий целинный совхоз «Кульминский» к своему давнему другу Михаилу Кулькову, кавалеру двух орденов Ленина, бригадиру комсомольско-молодежной бригады, которая и рождалась и складывалась в дружный, ладный коллектив на его глазах. Как и бригадира своего, ребята из комсомольско-молодежной бригады уважают Чердинцева за простоту, открытость души, добрый, веселый нрав.
Закончив страду, вся бригада непременно сойдется в доме Кулькова, чтобы отпраздновать очередную жатву. И будут тут песни и будут пляски до утра. И будет переходить из рук в руки от Кулькова к Чердинцеву гармошка, раззадоривая, призывая здесь, на веселье, как и там, в поле, к соперничеству.
Василий Макарович Чердинцев… Но есть и другой Чердинцев – Григорий Васильевич. Тоже комбайнер. Член ЦК ВЛКСМ, орденоносец, лауреат премии Ленинского комсомола. О нем, сыне, достойном отца, в эту минуту по дороге на Переволоцк рассказывало радио. Автомобильный приемник потрескивал, но разряды эти воспринимались не как помехи в эфире, а как дающий себя знать накал страды.
По радио говорили, что нынешняя страда для Григория Чердинцева в своем роде особая. Рабочие «Ростсельмаша» вручили ему именную «Ниву». И на этой «Ниве» он уже сумел добиться высоких показателей.
Отец и сын. Чердинцевы. Но есть еще Басовы, Мешковы, Юдины… Немало славных династий в Оренбуржье, судьба которых безраздельно связана с хлебной нивой. У оренбургской страды молодое лицо. Только за последние три года в сельское хозяйство области пришли работать почти 14 тысяч выпускников средних школ. Я встречал их за штурвалом комбайна, за баранкой грузовика, на току. А вообще на страде было занято более восьмидесяти тысяч парней и девчат.
Хлеб-соль – известный символ русского гостеприимства. И хлебом известен Оренбург стране и солью своей, что добывается в семидесяти с небольшим километрах от областного центра, в Соль-Илецке. В 1745 году в Петербург было отправлено несколько сортов илецкой каменной соли для лабораторного исследования. Производил всесторонний физико-химический анализ этой соли М.В. Ломоносов. Вот что он писал в отчете: «Илецкая натуральная соль всех прочих солей тверже и, будучи истолчена, получает очень белый цвет и с воздуха в себя влажности отнюдь не принимает. Она имеет сильную алколическую материю, которая есть основание и твердость материи соли. Для таких свойство надобно сию соль в твердости, силе и споризне предпочесть прочим солям».
Приходилось ли вам бывать на соляном руднике, спустившись на глубину 250 – 280 метров, бродить под высокими сказочными сводами белоснежного дворца, видеть в лучах прожекторов загадочное сияние свисающих с потолка или как бы вырастающих из земли сталактитов и сталагмитов? Загадочно, красиво и немного жутковато в этом подземном дворце. Жутковато – а вдруг окажешься невольным пленником этого сказочного дворца, но и любопытно: а что там дальше, за тем длинным коридором, под темнеющими впереди сводами?
И это ощущение волшебства и таинства еще какое-то время не покидает вас и на поверхности, среди птиц, деревьев, людских голосов. Да и может ли быть иначе, если вы в эту минуту стоите на берегу озера Развал! Единственного в мире. Не своей длиной, шириной, глубиной выделяется оно среди других. В мире есть и больше и глубже. И все же другого такого озера в мире нет. Озеро на поверхности никогда не замерзает благодаря большому содержанию в воде соли. Если летом температура воды на поверхности 18 градусов, то на дне – 12 градусов ниже нуля. Там вечная мерзлота. В озере нет ни растений, ни рыб. Но его вода приносит добрую пользу больным людям: соленая вода озера (рапа) обладает лечебными свойствами. Вот и сейчас поплавками (полтуловища над водой – глубже при всем желании не погрузишься) виднеются десятки людей, ищущих исцеления в водах Развала. На курорте Соль-Иле-ка ежегодно лечатся около 800 человек.
Солона вода Развала, солона земля Соль-Илецка… И так же солоны были слезы тех каторжных, колодных людей и приписанных к соляному промыслу солерубов, что за копейки работали в Илецкой Защите. Как свидетельствуют исторические документы, положение илецких каторжников было гораздо тяжелее, чем каторжников Сибири. Последние по истечении определенного срока могли переходить в государственные поселяне, цеховые и мещане, ссыльные же рабочие на Илецкой Защите должны были оставаться там всю жизнь, передавая кандалы по наследству детям своим. «От сего столь явного преимущества сибирских поселенцев перед ссыльно-рабочими Илецкой Защиты, происходит то, что сии последние совершают неоднократно побеги и преступления, дабы быть сосланными в Сибирь», – констатировал на своем заседании кабинет министров 22 июля 1837 года.
Соленый тракт, слезный тракт… По нему шли сюда, на вечную каторгу, позванивая кандалами, «ненадежные» и неугодные. Трудно поверить, что это было всего полтора века назад. Вообще было…
Не верилось, что на этих солнечных безмерных просторах, словно бы дарованных человеку на вечную радость и счастье, он, человек, не мог найти своей доли. Но это же было! И фото 70-х годов прошлого века из архива Илецкого Госсолерудника сохранило вид тюремного замка, вознесенного на вершину Гипсовой горы. Замок этот мрачно и угрюмо зиял своими воротами, словно бездонным провалом, властвуя над всей округой…
Удивительно богата земля Оренбуржья. Есть тут медные, никелевые, железные руды, нефть, добывается асбест… А четырнадцать лет назад геологами здесь же, в оренбургских степях, было обнаружено богатое месторождение газа. По самым скромным подсчетам запасов его вполне хватит на тридцать лет. Жемчужиной в газовом ожерелье месторождений страны назвал его один из наших крупных ученых. По масштабам работ, их значению для народного хозяйства оренбургский газовый комплекс стоит в одном ряду с такими гигантами, как Камский автомобильный завод.
К Оренбургскому газоперерабатывающему заводу из города едешь по широкому, как взлетная полоса, проспекту братьев Коростелевых. Ощущение взлетной полосы усиливается за городом, за мостом через Сакмару, где буйствует мощная зелень поймы, сливающаяся от быстрой езды в сплошную зеленую ленту. Открытие Оренбургского газового вала дало поистине взлет всей промышленности области. 45 миллиардов кубометров газа в год ежегодно перерабатывает завод в Холодных Ключах.
– Какие уж тут холодные – горячие ключи! – сказал с улыбкой один из давних моих знакомых, Антон Федорович Захаров, главный инженер треста «Оренбурггазстрой».
И мне вспомнилось недавнее прошлое, когда начиналась эта большая и трудная стройка, объявленная с первых же дней Всесоюзной ударной комсомольской. Как непросто все было, и как настойчиво шли люди к победе! А сейчас вот стоят в степи на семи ветрах огромные корпуса мощного производства, а рядом, на следующем взгорке, строятся новые – гелиевого завода, проектная мощность которого тоже весьма внушительна. Достаточно сказать, что с вводом его в строй производство гелия в стране значительно увеличится.
Говоря о богатствах земли оренбургской, никак нельзя не вспомнить знаменитую орскую яшму – удивительный по красоте камень, которому люди издревле приписывали чудодейственные свойства: найдешь яшму – обретешь счастье, а уж если наберешься терпения и огранишь, отшлифуешь да и станешь неразлучно носить при себе – забудешь про хвори и беды.
А добывают «веселый камень с Ори» в семи километрах от Орска, на горе Полковник. «Возьми кусочек камня, опусти в воду, и ты увидишь, что камень этот действительно замечательный. Все цвета ты отыщешь в нем, кроме одного – синего, – писал об орской яшме А.Е. Ферсман. – И какие цвета, какой причудливый рисунок – незабываемый и непередаваемый, то резкий в своих кричащих тонах, то мягкий, переливающийся без тени и графики. То какие-то таинственные крылья неведомых птиц, снятых со сказочных картин Врубеля, – это были мощные, смелые мазки природы на целых метрах сказочного камня, писавшей свои узоры в замечательной гармонии красок».
Яшма – красивый отделочный камень. И если вам удастся побывать в Орском драматическом театре имени Пушкина, вы убедитесь в этом.
Но яшма хороша не только для отделки. Она и прекрасное украшение для женщин – брошки, браслеты, кольца, кулоны из яшмы не залеживаются на прилавках. И невольно подумаешь: сколько полезных, нужных людям вещей можно сотворить из этого камня! Еще в петровские времена из яшмы делали и «черенья кортишные, охотничьи, сабельные, ножные и вилочные, табакерки и другие мелкие изделия».
Разве меньше сноровки и таланта у наших ювелиров? Именно ювелиров. Изделия из «веселого камня с Ори» были высоко оценены на международных выставках. И сейчас Всесоюзный трест «Цветные камни» поставляет орскую яшму в тринадцать зарубежных стран.
Краса земли в красоте дел человеческих. И как тут не вспомнить об оренбургском пуховом платке! О невесомых, прямо-таки воздушных паутинках, ажурных палантинах, теплых, мягких шалях. Вяжут платки, разумеется, не только в Оренбуржье, вяжут их под Воронежем, в Ставрополье, даже в Подмосковье… Очень даже неплохо вяжут. И все же, не в обиду всем мастерам будет сказано, таких платков, как в Оренбуржье, нигде не сыскать. Ибо нигде нет такого тонкого, мягкого пуха, который вычесывают лишь с коз, что бродят в «оренбургской горной стране» – Губерле. Специалисты считают, что именно тут, в травах, воздухе, солнце Губерлинских гор, и сокрыта тайна оренбургского пухового платка. Но это всего лишь половина разгадки, другая же – и, пожалуй, самая главная – в непревзойденном мастерстве вязальщиц, вызывавшем постоянное восхищение как соотечественников, так и заморских гостей. Да и как не изумиться, если пуховый платок размером около восьми квадратных метров проходит сквозь обручальное кольцо!
Такие вот тут были мастера, имена которых, к сожалению, история не сохранила. Зато мы можем назвать современных искусниц, которые в мастерстве своем не уступают безвестным прародительницам: мастера-художника первого класса Скопцеву, мастеров высшего класса Мухаметову и Абдулину. Все они с Желтинского пуховязального производства. Прекрасных мастеров встретишь и в других местах. Тут необходимо пояснить, что комбинат оренбургских пуховых платков объединяет 22 пуховязальных производства. Расположены они в 13 районах и 116 селах и поселках области. И другие цифры хочется привести попутно. Производительность комбината – 85 тысяч пуховых платков в год, семь тысяч из них – ажурных. Платки комбината только первой и высшей категории. Десяти артикулам присвоен государственный Знак качества.
Помимо комбината, есть в Оренбурге на улице Расковой еще и фабрика пуховых платков. И работает там комсомольско-молодежная бригада Валентины Кархалевой, депутата Верховного Совета СССР девятого и нынешнего, десятого созыва. Знаю я эту бригаду давно, и потому мне интересно было узнать, как живут нынче девчата. Многое могло измениться в жизни каждой: вышла замуж, появились другие интересы – и прощай, бригада. Смотришь – от коллектива осталось одно лишь название.
Но я, к счастью, ошибся. Знакомые все лица. Без труда узнал Тамару Щанкину, Галину Сачкову, заместителя бригадира Тамару Огурцову, Машу Еланину, Тамару Пущаеву – тех, кто и прежде составлял костяк комсомольско-молодежной, тех, кто и сейчас является надежной основой бригады, которая теперь к тому же стала еще и бригадой коммунистического труда. Новостей в бригаде хоть отбавляй.
– Только за полгода пять новорожденных в бригаде, – смеется Валя Кархалева. – У Ким Оли, Габзалиловой Зои, Андрейченко Вали… На фабрике шутят: и как, мол, вам все это сразу удается. План-то свой наша бригада все время выполняет и перевыполняет…
Утром мне предстояло вылетать в Москву. И вечером, как и загадал раньше, я пошел на набережную Урала. Тут было людно. В нескольких местах играли гитары, слышались песни. То были негромкие песни. Те, которые поют перед разлукой. На одной из скамеек сидели ребята. Зеленые «поплавки» на лацканах пиджаков говорили о принадлежности их к сельхозинституту.
Гитарист извлек последний аккорд из своей гитары и слегка пришлепнул ее пятерней.
– Ну что, братцы, тронулись! До поезда остался час.
Парни нехотя встали и направились к троллейбусной остановке, но неожиданно с полдороги вернулись.
«Чего это вдруг?» – подумал я, видя, как они начинают спускаться по лестнице к Уралу. Я последовал за ребятами.
Над рекой в полную силу светила луна. Золотым недвижным столбом стоял в воде у моста ее след. Я видел, как коротко и сильно взмахнули руки парней, и тут же в разных местах послышался чуть слышный всплеск. Мне все стало ясно. Я тоже спустился к воде. Достал из кармана медь и бросил в реку, подальше от берега. Мне тоже хотелось еще не раз вернуться в Оренбург.
Скачать номер:
Журнал "Смена", декабрь 1980 года. (неизвестен, 359 hits)
