Пушкин в Оренбургском крае

Николай Васильевич Измайлов (21 ноября (9 декабря) 1893 — 2 мая 1981), выдающийся пушкинист и хранитель Пушкинского Дома Академии наук СССР, написал статью в областной газете “Чкаловская коммуна” в дни празднования 150-летия со дня рождения великого поэта.

С 1941 по 1953 год ленинградец Николай Васильевич провел в Оренбурге (Чкалове) в ссылке и работал в местном педагогическом институте. Все эти годы он посвятил изучению жизни и творчества Александра Сергеевича Пушкина.

Статья, написанная им в те годы, не утратила своего значения и по сей день. Она может быть полезна школьникам и студентам, изучающим творчество Пушкина.

*****

“Всеобъемлющее творчество Пушкина, с несравненной широтой и глубиной отразившее настоящее и прошлое России, связано, как и жизненный путь самого поэта, со многими и многими местами страны от столиц до дальних окраин. Среди них важное и своеобразное место занимает Оренбургский край – наша нынешняя Чкаловская область с примыкающей к ней с юга частью Казахстана.

Своеобразие это заключается в том, что предпринятая Пушкиным в 1833 году поездка в Поволжье и Оренбург была поездкой исключительно творческого характера и назначения. Результаты ее, несмотря на быстроту путешествия и очень краткое (не более как десятидневное) пребывание его в пределах Оренбуржья, были чрезвычайно существенны. Важность той роли, которую сыграл Оренбург в творческой работе Пушкина, определяется ее связью с актуальной темой, занимающей поэта в 30-е годы: с темой крестьянской войны XVIII века, возглавленной Емельяном Пугачевым.

Эта тема органически и давно входила в сознание Пушкина как часть общей проблемы – борьбы с крепостничеством, поставленной на очередь с самого начала движения декабристов. В Михайловской ссылке, где поэт вплотную прикоснулся к крепостному крестьянству, перед ним во весь рост встала проблема народных движений и пробудился живой интерес к ее вождям – Степану Разину и Емельяну Пугачеву. События 1830–31 годов (холерные бунты в губерниях и Петербурге, восстание военных поселений в Новгороде и Старой Руссе) показали всю реальность и возможную близость крестьянской революции – вопрос новой «пугачевщины». В это время Пушкин начал писать (в 1830 году) свою замечательную повесть–сатиру «История села Горюхина», а в 1832-33 годах – роман «Дубровский».

Заканчивая последние страницы «Дубровского», Пушкин набросал 31 января 1833 года план нового, взятого из эпохи пугачевского восстания, романа о дворянине-пугачевце – своей будущей «Капитанской дочки». С этого момента, увлеченный задачей изображения крестьянской войны, он начал деятельно собирать материал одновременно для романа и для исторического исследования.

В позднейших заметках, служащих ответом на критику «Истории Пугачева», Пушкин писал:

Автору, посвятившему два года на составление 168 страничек (размер «Истории Пугачева» в печати. – Н.И.)… небрежение и легкомыслие были бы непростительны… Я прочел со вниманием все, что было напечатано о Пугачеве, и сверх того 18 толстых томов разных рукописей, указов, донесений и прочее. Я посетил места, где произошли главные события эпохи, мною описанной, поверяя мертвые документы словами еще живых, но уже престарелых очевидцев, и вновь поверяя их дряхлеющую память историческою критикою.

Итак, посещение мест, где происходило восстание, и рассказы его очевидцев занимали в работе Пушкина важнейшее место наравне с изучением печатных и архивных материалов. Летом 1833 года, когда «История Пугачева» была вчерне уже почти написана и он работал над романом, Пушкин решил поехать в места восстания – в Оренбург и Казань, чтобы «ознакомиться с архивами этих двух губерний» и дописать «роман, коего большая часть действия происходит в Оренбурге и Казани».

17 августа 1833 года Пушкин выехал из Петербурга, 2 сентября он был в Нижнем Новгороде, 5 – в Казани, 9 – в Симбирске.

Утром 15 сентября Пушкин выехал из Симбирска в Оренбург – главную цель своего путешествия. Под Самарой он переправился через Волгу. Путь его лежал через Бузулук на Тоцкую – Сорочинскую – Ново-Сергиевскую – Переволоцкую, откуда сворачивал к берегу Урала на Татищеву, бывшую узлом дорог, шедших к Оренбургу. По дороге, несмотря на быстроту езды, он расспрашивал жителей и записывал их рассказы и замечания. Так, в Сорочинской от старого казака Папкова он написал рассказ о возмущении яицких казаков 1771 года, предшествующем Пугачевскому восстанию. Переданную ему Папковым угрозу «прощенных мятежников» («То ли еще будет! так ли мы тряхнем Москвою!») поэт привел в конце 1 главы «Истории Пугачева».

18 сентября Пушкин достиг Оренбурга. По словам его в письме к жене, он «насилу доехал, дорога прескучная, погода холодная…». О пребывании его в городе, продолжавшемся около двух суток, сохранилось немало рассказов, современных и позднейших, частью более или менее достоверных, частью легендарных. К сожалению, некоторые из этих легенд, вроде рассказа Н.П. Иванова, до сих пор имеют хождение в литературе, затемняя и искажая истинную картину пребывания Пушкина в Оренбурге и самый облик поэта. Воспоминания другого свидетеля, известного писателя, впоследствии составителя знаменитого «Толкового словаря русского языка» В.И. Даля, служившего тогда при оренбургском губернаторе, и другие данные позволяют восстановить следующую последовательность фактов.

Пушкин приехал, очевидно, прямо к оренбургскому военному губернатору В.А. Перовскому, с которым был давно и близко знаком по Петербургу: только при содействии местных властей Пушкин мог собирать материалы о запретной, политически опасной теме Пугачевского восстания. Перовский жил на даче, в своем загородном доме, в версте от Сакмарских городских ворот (бывших на пересечении нынешних улиц Советской и им. Володарского). Дом этот, в очень перестроенном виде, сохранился и до сих пор (на проезде Коммунаров, 1). В нем расположены Кагановичский райком ВКП(б), райсовет и другие районные учреждения. С 1937 года на доме – мемориальная доска о пребывании здесь поэта.

Памяти поэта. Мемориальная доска, установленная на доме №5 по проезду Коммунаров (Оренбург). Фото. В. Елагина. На снимке: “вчера в 5 часов вечера состоялся митинг трудящихся Оренбурга, посвященный установлению мемориальной доски на доме, где в 1833 году останавливался А.С. Пушкин”. Источник: “Оренбургская коммуна” №34 (3009), 11 февраля 1937 года.

У Перовского Пушкин встретился с Далем, с которым был знаком уже в Петербурге за год до того и который в этот день вернулся из командировки по Уралу. В тот же вечер, по-видимому, Даль повез Пушкина в город и познакомил его с директором Неплюевского военного училища капитаном К.Д. Артюховым. Ночевал Пушкин на даче у Перовского, а утром 19 сентября в сопровождении Даля и Артюхова поехал в Бердскую слободу, представлявшую для него особый интерес: в Бердах во все время осады Оренбурга войсками Пугачева, с половины октября 1773 по конец марта 1774 года, была штаб-квартира восставших и ставка самого Пугачева; старое казачье население должно было живо помнить времена крестьянской войны, и Пушкин мог ожидать для себя богатой добычи.

И ожидание не обмануло его. В письме к жене от 2 октября он писал:

В деревне Берды, где Пугачев простоял 6 месяцев… я … нашел 75-летнюю казачку, которая помнит это время, как мы с тобой помним 1830 год. Я от нее не отставал, виноват: и про тебя не подумал.

Разговор с казачкой старухой Бунтовой был для Пушкина особенно важен потому, что Бунтова была родом из крепости Нижне-Озерной и жила там во время взятия ее войсками Пугачева, а затем последовала за ними в Берды и видела все, что происходило в этом центре восстания до оставления его Пугачевым.

Пушкин слышал в ее рассказах не только свидетельства очевидца, но более того – голос трудовой казачьей массы, подлинное выражение народного восприятия восстания. Как бы осторожна ни была Бунтова в разговоре с заезжим «барином», Пушкин угадывал в ее словах голос народа, выдвинувшего Пугачева. Он справедливо придавал рассказам Бунтовой («старухи в Берде») первостепенное значение и широко использовал их, вместе с рассказами «Матрены в Татищевой» и неизвестного рассказчика «в Озерной», в разных местах «Истории Пугачева» и в «Капитанской дочке». Из этих рассказов он почерпнул сведения о взятии Озерной войсками Пугачева и о судьбе коменданта Харлова и его жены, а также красочный рассказ о Пугачеве во время боя под Озерной: «Казак стал остерегать его: «Ваше царское величество, не подъезжайте, неровно из пушки убьют». – «Старый ты человек, – отвечал ему Пугачев, – разве на царей льются пушки?» Эпизод целиком введен во II главу «Истории».

Рассказ о Карницком, писаре и любимце Пугачева, которого «уральские казаки из ревности посадили в куль да бросили в воду», слышанный Пушкиным в Озерной, передан, в обработке, в III главе «Истории». Здесь же помещена заметка, записанная в Бердах от Бунтовой («Когда Пугачев ездил куда-нибудь, то всегда бросал народу деньги»), и ее же рассказ о Пугачеве перед народом:

Он сидел между двумя казаками, из коих один держал серебряный топорик, а другой – булаву. У Пугачева рука лежала на колене – подходящий кланялся в землю, а потом, перекрестясь, целовал его руки.

Рассказы Даля и «бердинских старух» про «золотые палаты» Пугачева в Бердах, т.е. «обитую медной латунью избу», послужили для описания ставки Пугачева в XI главе «Капитанской дочки».

Лишь частично, очевидно в силу цензурных условий, использовано другое показание Бунтовой:

В Берде Пугачев был любим; его казаки никого не обижали. Когда прибежал он из Татищевой (после поражения войсками Голицына 22 марта 1774 г. – Н.И.), то велел разбить бочки вина, стоявшие у его избы, дабы драки не учинилось. Вино хлынуло по улице рекою, оренбуржцы после него ограбили жителей.

Эпизод с бочками вина вошел в V главу «Истории», а первая и последняя фразы остались неиспользованными. Не включил Пушкин в свой труд и выразительного описания расправы правительственных войск с разбитыми пугачевцами, сохранив лишь самый факт преследования их гусарами Хорвата (в главе V): «А гусары голицынские так и ржут по улицам, да мясничат их». (Подчеркнуто в записи Пушкина. – Н.И.).

Эти выдержки показывают, какой драгоценный запас народных воспоминаний, легенд и суждений нашел Пушкин вокруг Оренбурга.

Настойчивые расспросы Пушкина в Бердах о Пугачеве вызвали сильнейшую тревогу среди жителей. На другой день Бунтова, по совету стариков, отправилась в Оренбург, чтобы рассказать все начальству, и успокоилась только тогда, когда ее уверили в царском позволении Пушкину расспрашивать о Пугачеве. Так велик был в казачьем населении, даже через 60 лет после восстания, ужас, внушенный расправою со сторонниками Пугачева и с теми, кто его вспоминал.

По возвращении из Берд Даль показал Пушкину исторические места в Оренбурге. Он, по его словам, «толковал, сколько слышал и знал местность, обстоятельства осады Оренбурга Пугачевым; указывал на Георгиевскую колокольню в предместьи, куда Пугач поднял было пушку, чтобы обстреливать город, на остатки земляных работ между Орских и Сакмарских ворот, приписываемых преданием Пугачеву, на Зауральскую рощу…». Все эти указания послужили Пушкину для уточнения описания осады города в «Истории», а частью и в «Капитанской дочке».

Вечер 19-го он провел у Даля, ночевал, вероятно, опять у Перовского, а днем 20-го выехал из Оренбурга. Что он делал во вторую половину дня 19-го и утром 20-го, мы не знаем; всего вероятнее, что он занимался в архивах: несомненные следы этих занятий имеются в его бумагах и в самом тексте «Истории Пугачева» (показание Алексея Кириллова в конце II главы).

Из Оренбурга Пушкин отправился в Уральск, вдоль Урала мимо крепостей Татищевой и Нижне-Озерной. Местоположение Татищевой было воссоздано им в «Капитанской дочке» в описании крепости Белогорской, а имя ей дала, по-видимому, меловая гора, виденная Пушкиным на берегу Урала.

Прибыв 21-го в Уральск, Пушкин оставался там двое суток.

23 сентября он выехал из Уральска и, покинув Оренбургскую губернию, 1 октября прибыл в село Болдино, куда так спешил, чтобы в тишине и уединении, в любимую им осеннюю пору, всецело отдаться творческой работе.

Интересно отметить, что через месяц после отъезда Пушкина Перовский получил секретную бумагу от нижегородского губернатора, сообщавшую указание петербургского оберполицеймейстера об учреждении «за образом жизни и поведением известного поэта… Пушкина» секретного полицейского надзора во время его поездки. Так подозрительно следило царское правительство за каждым шагом поэта.

В течение октября Пушкин в Болдине закончил «Историю Пугачева», 2 ноября написал к ней предисловие, а уже около 20 ноября он вернулся в Петербург и тотчас представил «Историю Пугачева» на рассмотрение Николая. Неожиданный успех ожидал его труд: царь разрешил печатать «Историю», внеся в нее ряд цензурных поправок и изменив заглавие на «Историю Пугачевского бунта» – так как, по его отзыву, «преступник, как Пугачев, не имеет истории». Книга вышла в свет в конце 1834 года, но работа Пушкина над историей восстания продолжалась и после этого. Продолжалась и работа над «Капитанской дочкой», оконченной только летом 1836 г. и напечатанной уже незадолго до смерти поэта.

Что же дала Пушкину его поездка в Оренбургский край? Прежде всего массу фактических материалов, конкретные знания мест и обстановки восстания, знакомство с населением, среди которого оно возникло, глубокое понимание отношения разных классов народа к восстанию, понимание его общих социальных причин, лежавших в крепостном строе и в жестокой политике царизма на окраинах, понимание движущих сил восстания, условий его возникновения и развития.

Пушкин не мог полностью высказать своего понимания пугачевского движения в напечатанной им «Истории». Более полным голосом он смог высказаться в романе «Капитанская дочка». И здесь он воссоздал полный проникновенной правдивости героический образ Пугачева, народного вождя, организатора масс, наделенного дарованиями государственного деятеля и полководца, сильного, привлекательного, великодушного человека, подлинного сына народа.

К этому образу, как к последнему своему герою, пришел Пушкин перед концом жизни, полной борьбы и исканий свободы и правды”.

Н. Измайлов, доцент Чкаловского педагогического института.
Источник: “Чкаловская коммуна”, №169, 29 мая 1949 г.