Налоги были огромными: с одной коровы – 250 литров молока в месяц

Из воспоминаний Шведовой Тамары Алексеевны

22 июня 1941 года в 8 часов вечера в село Новомихайловка Зиянчуринского района (прим. Бердской слободы: (ныне Кувандыкского района Оренбургской области, населенный пункт прекратил свое существование в 1974 году) прискакал нарочный, объявил о войне, раздал мужчинам повестке. В селе стоял крик. Из некоторых семей забирали отца и 2 – 3 сыновей, а из двух семей девушек – радисток Панкратову Анну и Козлову Анну. Наутро на подводах в район отвезли человек 70 – 80. У нас забрали отца Алексея Тихоновича Шведова, его братьев Ивана, Петра и Федора. Старший Егор был офицером и уже служил в армии. С фронта вернулись все. Но все были тяжело ранены. От ранения в грудь в 1947 году в госпитале умер отец.

У мамы на руках остались 3 дочери Рая, Тамара и Женя, и сын Толя. Мне в 1941 году было 7 лет. У нас была корова и черный петух. Остальных животных из-за нехватки кормов пришлось ликвидировать. Не было даже спичек. Мы ходили на железную дорогу и с платформ воровали серу. К тому, кто топил печку, шли за кусочком жара, поджигали серу и в банке несли домой. За дровами и чилигой ходили на Урал за 8 километров от села. Делали кизяк, осенью собирали для топки полынь и бурьян. Если скот за зиму не съедал все сено и солому, они тоже шли на топку. Запасы продовольствия закончились через несколько месяцев.

На трудодни в конце 1941 года получили полтора мешка ржи. Ели картошку, тыкву, капусту, репу, редьку, брюкву. Весной переходили на съедобную траву. Среди камней рос дикий лук, жесткий и пахучий чеснок, на лугах – щавель, козелки, похожие на укроп сладушки, солодский корень, шалфей, паслен (его сушили мешками). В большом количестве запасали черемуху, калину, боярышник, землянику. Случалось так, что по полмесяца ели одну ягоду с молоком. Нам такая еда даже понравилась. Иногда в колхозе выписывали по 3 килограмма муки или пшена. Весной 1942 года ребятишки лопатами вскопали поле, засеяли его просом и получили каждый по два мешка проса. Я пошла в школу в 8 лет. В 7 километрах от села в поле работала мама. Я приходила к ней на работу, и мама привязывала мне к плечу под пиджачок узелок с пшеницей (граммов 200 – 400). Я бежала домой. Мы толкли и жарили эту пшеницу и утоляли голод. В это время у ворот кто-нибудь из нас обязательно дежурил, ведь за кражу колхозного зерна маму могли посадить в тюрьму.

Просо обдирали на специальной мельнице – крупорушке. Варили пшенную кашу с тыквой, пекли пшенные блины, а вот хлеб из пшена не получался. Сажали скороспелую кукурузу. По мешку кукурузных семян мололи на муку. Сажали по 200 корней капусты, солили ее по 20 шестиведерных бочек. Картошкой заполняли по 2 погреба. Пшеницу впервые получили только в 1953 году. Даже колоски в поле собирать не разрешали. С 5 лет дети собирали колоски для колхоза и получали за это по 3 ложки муки. Этого хватало на затируху.

Наша учительница Вера Анисимовна Конопля выпросила в колхозе паек по 3 килограмма муки на день, месила на всех тесто и на жестянке пекла лепешечки. Огонь добывала с помощью кремня и трута.

Дети пололи колхозную пшеницу. Сначала выдергивали полынь, потом осот. Все ходили босиком, сильно загорели.

В селе оставалось 5 стариков и несколько очень старых бабушек. Они готовили ток для зерна.

Иногда мы добывали рыбу. С помощью тряпки или пучка полыни выплескивали на берег воду вместе с мелкой рыбешкой – огольцами. Ее подсаливали и ели, чуть поджарив на костре. Когда зацветала чилига, то по росе успевали съедать цветы. Воровали жмых. Хлопковый обмакивали в воду и сосали. Иногда попадалась ватка. Подсолнечный можно было есть. Мяса в войну не было. От желудей наши зубы стали черными. Вскоре мы все пожелтели. Врачи подозревали желтуху. Оказалось, что желтыми мы стали от частого употребления тыквы. 2 элеватора были забиты колхозным зерном, но взять его никто из сельчан не мог. Соломой со своих крыш наши матери обязаны были кормить колхозных овец. Некоторые схитрили и покрыли свои дома тростником, обмазанным глиной. Такие крыши на корм не годились.

В конце войны для общественного питания размалывали овес и пшеницу. Наша односельчанка – мать 7 детей украла полтора мешка этого помола. Ее арестовала милиция, даже не дав проститься с детьми. Их кормила вся деревня. Женщина в районном КПЗ белила помещения. Зимой дети приехали к ней. Они так сильно кричали у ворот, что мать упала с подставки. Ребятишек накормили, а мать отпустили домой. Ее с радостью встречала вся деревня.

Налоги были огромными. С одной коровы – 250 литров молока в месяц. Детям оставалось по одной рюмке молока. С 5 овец – 40 килограммов мяса (одна овца весит 16 килограммов), с 5 кур – 100 яиц. Даже с петуха брали налог яйцами.

Займы были обязательными. Если не купишь облигации, описывали имущество (подушки, утварь). Многие женщины вязали платки из шленки. Когда они ехали продать свои изделия, их ловили и наказывали. Всех осликов в селе отправили на бойню.

Строго следили за политической сознательностью населения. В селе жили эвакуированные. Они донесли на тех, кто высказывался против Советской власти. 2 односельчан отправили в Комсомольск- на-Амуре.

Наш сосед сильно хлопнул дверью. Со стены упал портрет Сталина. В это время к нему зашел Василий Сидоренко и в темноте нечаянно наступил на портрет, раздавив стекло. Получил 10 лет каторги, где и умер.

Незабываемым остался в памяти День Победы. У клуба – митинг. Столько радости! А Слащевым в этот день пришла похоронка. Их сын Герой Советского Союза Слащев Дмитрий пал в Польше смертью храбрых.

В Зиянчурине установлен памятник всем жителям района, павшим в годы Великой Отечественной.

На снимке: Российский государственный архив кинофотодокументов Звено № 100 колхоза «Дружба» пашет на коровах выполняя норму по 2,5 гектара при норме 1,5 гектара. Чкаловская область. 1944 год.