Кто бы знал, что в Оренбургской области среди сельского населения было много русских говоров. Но самое интересное, что в соседних селениях Подгородней Покровке и Бердах они были разные: в первом южнорусский, во втором северорусский.
По заданию Института русского языка Академии наук СССР Василий Ильич Лыткин совместно со студентами в 1940—1948 гг. обследовал многие населенные пункты Оренбургской области. Весь собранный материал обработан и отослан в Академию наук для Атласа русских народных говоров.
Вот строки из его статьи в газете «Чкаловская коммуна» [1]: «Русские говоры Чкаловской области замечательно разнообразны. Здесь встречаются селения, где говорят как в Тамбовской и Ярославской областях или на Нижнем Поволжье и т.д. Чуть ли не все диалекты русского языка представлены в нашей области. Между тем это исключительное богатство говоров совершенно не выявлено и не изучено… На территории Оренбургской области несколько вузов, где обучаются тысячи студентов. Область покрыта густой сетью учреждений народного образования, учителя повседневно соприкасаются с особенностями местного языка и не проявляют интереса к изучению говоров. …Изучение диалектов даст весьма ценный материал для истории языка великого русского народа, так как говоры иногда содержат явления, уже исчезнувшие из литературного языка».
Изучение местной речи позволило В.И. Лыткину определить территории распространения оренбургских русских говоров, а именно: южнорусские говоры — в 8 районах Оренбургской области: в Гавриловском (Студенцы, хутор Холодный), Краснохолмском (с. Никольское), Павловском (с. Павловка, с. Сергеевка), Шарлыкском (с. Шарлык, Константиновка, другое название — Смоленка), Александровском (с. Александровка), Покровском (Верхняя Платовка, Покровка), Пономарёвском (Романовка, другое название — Карболак), Чкаловском (Подгородняя Покровка); населённые пункты с севернорусскими чертами были обнаружены в трёх районах: Чкаловском (Бёрды), Сакмарском (Майоровское), Екатериновском районах (Никольское); в пяти районах области были отмечены говоры со среднерусскими чертами: Гавриловский р-н (Александровка), Павловский р-н (Немятовка, другое название — Приютовка), г. Соль-Илецк, Буранный район (Буранное), Зиянчуринский р-н (Лещево) [2, с. 35].
Много ценного и интересного материала по оренбургским говорам содержит статья Николая Ивановича Зорина «К истории изучения оренбургско-чкаловских говоров» [3, с. 308—309]. Привлекая ранее собранные оренбургскими лингвистами полевые материалы, ученый в своей статье показал территорию распространения русских говоров и их особенности. Севернорусские говоры, по его исследованию, встречаются главным образом среди старожильческого казачьего населения области, составившегося из выходцев северных губерний и беглецов сибирских заводов, расселенных в свое время в прежних крепостях, форпостах по рекам Уралу, Илеку и Сакмаре. Севернорусские говоры встречаются также и среди потомков так называемых «барских», или частновладельческих, крестьян, переселившихся «по воле своих господ Аксаковых, Куроедовых, Карамзиных и некоторых других главным образом из нагорного волжского правобережья (из Симбирской губернии) и заселивших северо-западную часть Чкаловской области; теперешние районы — Бугурусланский, Мордово-Боклинский, Сок-Кармалинский, Секретарский, Асекеевский» (цит. по Мещерскому [4, с. 81]). Эти говоры более однородны.
Типичной фонетической особенностью оренбургских севернорусских говоров, как отмечает Н.И. Зорин, является неполное оканье с редукцией во втором предударном слоге: угурцы́, угоро́т, утопри́. При этом очень редко встречается полное оканье: отопри́, огурцы́, огоро́д; различение предударных — е, я, и: весна́, седло́, гляди́т, прямо́й; взрывной [г] с переходом на конце слов в [к] — гора́, нога́, где, поро́к (порог), лук (луг); мягкие губные в конце слов: рупь, семь, сыпь, го́лупь; твердые [ч], [шш], [жж], но в отдельных местах и мягкое [ч] и цоканье, особенно среди женщин казачек — хоцу́, ца́сто, пець; наличие фонемы [ф] — Фёдор, фу́нт и др.
Среди морфологических особенностей севернорусского говора наиболее типичными являются формы род.–винит. падежей возвратного и личного местоимений на [я]: себя́, меня́, тебя́; форма 3–го лица ед. и мн. числа глаголов на твердое [т]: сиди́т, сидя́т, несу́т, лю́бют, хвалю́т; форма инфинитива на [чи] от глаголов с основой на [к], [ч]: печи и пекчи, беречи и берекчи; постпозитивная частица –от, та, то, часто без изменения по родам: старик-от, село́-то, доска́-то; частая утрата [й] с последующей ассимиляцией и стяжением некоторых групп гласных в прилагательных и в глаголах: больша́ дорога, кра́сна армия, знаш, думаш, знам, думам, гулям, играм.
В лексике оренбургских севернорусских говоров главным образом распространены типичные севернорусские слова: изба, квашня, крынка, ухват, петь песни, орать, пырять, брезговать и др.
По теме: Словарь бердяша
По этой же модели в работе Н.И. Зорина «К истории изучения оренбургско-чкаловских говоров» описываются особенности средневеликорусских и южновеликорусских говоров. Особое внимание обращается на типы яканья.
На основе полевых исследований В. И. Лыткин подготовил и напечатал статьи, представляющие и поныне ценный лингвистический материал: «К вопросу о типах яканья», «Краткие сведения о говорах Чкаловской области», «Фонема и научная транскрипция звуков (в дискуссионном порядке)», «Фонетика северновеликорусских говоров и заимствования из русского языка в комийский», «О говоре деревни Мосоловка Саракташского района Чкаловской области».
Источники:
1. Лыткин В.И. “К изучению говоров нашей области”, Чкаловская коммуна. 1945. 8 дек. No 240.
2. Лыткин В.И. “Краткие сведения о говорах Чкаловской области”, Бюллетень диалектологического сектора Института русского языка. М. ; Л., 1949. Вып. 6. С. 28—40.
3. Зорин Н.И. “К истории изучения оренбургскочкаловских говоров”, Ученые записки Чкаловского гос. пед. ин-та им. В. П. Чкалова. Чкалов, 1956. Вып. 8. С. 295—313.
4. Мещерский Н.А. “Южнорусские диалекты на северо-западе Чкаловской области” (по материалам диалектологической экспедиции Бугурусланского государственного учительского института в 1946 г.), Бюллетень диалектологического сектора института русского языка Академии наук. 1949. Вып. 5. С. 81—85