Не говорю, что я совершенно прав...

Фот А. Г. «…Не говорю, что я совершенно прав…»: к вопросу о трудовой повседневности приходского духовенства Оренбургской епархии.

Бердский храм Казанской иконы Божией Матери

В рамках изучения повседневности приходского православного духовенства необходимо выделить такой аспект, как трудовая повседневность.

Приходское духовенство, помимо своих прямых священнических обязанностей, осуществляло еще и важные государственные функции [8, с. 303, 396-307]. Выполняя свой долг, священники тесно общались с народом, должны были подавать ему пример высоконравственного поведения, отучать от пороков и воспитывать уважение к государственным законам и церковным канонам [4, л. 13]. Сами клирики не всегда имели возможность следовать тому, что проповедовали. Так, например, духовник должен был свято хранить тайну исповеди, но вышестоящие начальство требовало от него раскрывать её в случае «открытых им … преднамеренных злодейств» [9, с. 685-689].

Подпись Даниила Мануйловича Райского, 1869 год

Вообще от тех, в чьих руках сосредотачивались власть и богатство, часто зависела не только профессиональная карьера, но и финансовое благополучие, а иногда даже судьба священника. Так причт Покровской церкви города Оренбурга, чьё материальное обеспечение полностью зависело от прихожан, с горечью писал в Высочайшее Присутствие по делам православного духовенства в 1873 году: «… иной воротила нарушает все мыслимые и немыслимые законы Божеские и человеческие <…>, а ты знай себе – молчишь. Ибо иной раз наставлять – остаться без пропитания» [11, л. 15].

Чаще всего священнослужители нарушали закон при венчании. Сам обряд занимал немного времени, но, чтобы он состоялся, необходимо было пройти несколько этапов. Священнику надлежало убедиться, что родители жениха и невесты одобряют брак своих детей. Затем, на протяжении трёх воскресных дней в церкви, где собирались венчаться молодые, священник делал оглашение, то есть интересовался, не знают ли присутствующие причин, по которым пара не может вступить в брак. Наконец, иерей проводил «брачный обыск». Жених и невеста сообщали свои имена, звания, возраст, вероисповедание и местожительство, также предоставляли свидетельство о своей умственной полноценности, добровольное согласие на брак, разрешение на него и документ, подтверждающий отсутствие между ними возбраняющего брак родства. Справедливость указанного в обыске и обязательство нести за показания ответственность перед судом своими подписями утверждали жених и невеста, а также два или три поручителя от каждого из них [10, с. 96]. Всё это требовало от причта дополнительных усилий и занимало значительное время.

Вступающие в брак не всегда готовы были соблюдать формальности. Иногда они платили выше установленной за требу таксы, упрашивая обвенчать их быстро и тайно. Именно так поступил, например, Великий Князь Николай Константинович, сосланный в Оренбург за кражу бриллиантов из оклада венчальной иконы родителей [подробнее см. например: 1, с. 119-126]. Здесь у него случился роман с дочерью Оренбургского полицмейстера Надеждой Александровной Дрейер, и он решил жениться на девушке. Вечером 15 февраля Великий Князь под именем отставного полковника князя Николая Ивановича Волынского обратился к священнику Казанско-Богородицкой церкви посёлка Бёрды Оренбургского уезда Даниилу Мануиловичу Райскому с просьбой обвенчать их [7, л. 5].

Даниил Райский после выхода из второго класса Тамбовского духового училища служил церкви 38 лет, 20 из них – в Оренбургской епархии. Выдающимся пастырем он не стал. Во всяком случае наград, которые свидетельствовали бы о его дарованиях, священник не имел, служил тихо, не вызывая нареканий начальства [6, л. 89-90]. Его пятеро детей [5, л. 41об] к тому времени обрели независимость, но одна дочь – вдова дьякона с ребёнком, жила с родителями [3, л. 8. об]. Вероятно, иерей пошёл на нарушение закона из-за предложенных денег, чтобы обеспечить семью.

Венчание состоялось в семь вечера. Новобрачный сам выписал свидетельство, своими подписями его заверили Райский, знакомый священнику доктор Гумберг, а также мать и племянник невесты. Так новобрачные представили приехавших с ними людей. Записи в метрической книге Даниил Мануилович не сделал, потому что ему не предоставили необходимых документов, обещая привезти их через пару дней [7, л. 5].

Впоследствии священник утверждал, что не подозревал, кого венчал в тот вечер. Скорее всего, так оно и было. Знай он, кто перед ним, то должен был понимать, что за тайное венчание члена императорской семьи наказание будет намного серьезней, чем штраф, которым по уставу отделывались клирики за совершение чужеприходного брака без надлежащего оглашения и документов [12, с. 78-79]. Едва ли Райский стал бы так рисковать, даже если ему действительно были очень нужны деньги.

Легко представить смятение иерея, переросшее в ужас, когда ползущие с конца апреля 1878 г. по городу слухи об экстравагантном поступке Николая Константиновича обросли подробностями, и стало известно, что венчался он в Бёрдах. Раскрыв своё инкогнито, Великий Князь 4 мая лично явился домой к Райскому с требованием написать и заверить новое брачное свидетельство, так как прежнее у него забрал вмешавшийся в это дело Оренбургский генерал-губернатор Н.А. Крыжановский [2, л. 3]. Райский отказывался, но Его Высочество угрожал ему «…не столько наказанием, но смертию, и я покорился, поутру 5 мая написал свидетельство», – сообщал иерей 4 июня в объяснительной записке Оренбургскому и Уральскому епископу Митрофану [7, л. 5об.].

Священник Бердского поселка Д.М. Райский 4 июля 1878 года представил Его Преосвященству Митрофану, епископу оренбургскому и уральскому, письменное объяснение.

Эта уступка уже ничего не решала. Кары Райскому было не миновать. Епископ не решился избирать меру наказания, прежде чем дело разберут в Синоде, лишь отправил священника на место настоятеля в Белорецкий завод Верхнеуральского уезда. Воспользовавшись всеобщим замешательством, Даниил Райский мудро подал прошение об отправке за штат. Архиерей исполнил его просьбу 20 декабря [7, л. 9]. Решение отчасти помогло священнику. Когда 28 мая 1879 г. секретным указом № 4, вместе с признанием брака Великого Князя недействительным, Синод навсегда низвёл Райского в причетники, это не отразилось на его карьере. Тем не менее, запрещение принимать участие в богослужении, причащаться и носить рясу [7, л. 11] причиняли пожилому священнику душевные страдания.

Указом от 28 мая 1879 года Святой Правительствующий Cинод признал брак незаконным.

В октябре 1879 г. он подал в Синод прошение о смягчении своей участи. В январе следующего года последовал ответ: «…разрешить Даниилу Райскому ношение рясы, дозволить ему самому приобщаться Святых Тайн в алтаре с возложением на себя епитрахили и поручей» [3, л. 17]. Однако, для полного душевного спокойствия иерею было необходимо совершать богослужения. Райский писал Обер-прокурору Синода 9 мая 1880 г.:

«Не говорю, что я совершенно прав, но есть доля и доля значительная, моей невиновности в повенчании мною брака Его Императорского Высочества Великого князя Николая Константиновича с дочерью подполковника Надеждою Дреер <…> по старости лет и убитый горем, я чувствую, что священнодействие есть единственное моё утешение, и достойное занятие по моему сану <…> осмеливаюсь слёзно умолять о предоставлении мне права священнодействия под наблюдением местного начальства» [3, л. 11].

Проигнорировать эту мольбу в Синоде не смогли. Уже 18 сентября на имя епископа Митрофана последовал указ о позволении Даниилу Райскому совершать священнослужение по одному разу в каждый из четырёх установленных церковью постов. Также епископ получил право допускать Райского к службе всякий раз, когда сочтёт необходимым [3, л. 18об]. В итоге, несмотря на необходимость покинуть службу, для Д.М. Райского всё завершилось относительно благополучно.

Своей повседневной деятельностью священнослужители должны были способствовать утверждению твёрдых религиозно-нравственных устоев прихожан. Клирик, стремящийся решить эту задачу, оказывался в сложном положении, поскольку ему часто приходилось нарушать православные каноны по требованию верховной власти. Однако чаще от этого зависело создание доверительных отношений с паствой. Только допуская послабления, можно было надеяться стать авторитетным духовным учителем для пасомых, а также решать собственные житейские проблемы. Осознавая неоднозначность положения, в котором находилось приходское духовенство, власти, даже наказывая за проступки, позже смягчали участь осуждённых.

Необходимость примирять пасторские идеалы с жизненными реалиями превращало деловую повседневность священнослужителей в нелёгкое испытание и порой побуждало их детей отказываться от перспективы священства.

Список источников и литературы:

Блоханов А.Н. Сердечные тайны Дома Романовых. М., 2013. 416 с.
Государственный архив Оренбургской области (ГАОО). Ф. 10. Оп. 9. Д. 61.
ГАОО. Ф. 173. Оп. 3. Д. 4387.
ГАОО. Ф. 173. Оп. 3. Д. 4991.
ГАОО. Ф. 173. Оп. 9. Д. 599.
ГАОО. Ф. 173. Оп. 9. Д. 772.
ГАОО. Ф. 174. Оп. 1. Д. 320.
Законы о состояниях. // Свод Законов Российской империи СПб., 1857. Т. 9. 562 с.
Об объявлении священников об открытых им на исповеди преднамеренных злодействах, если исповедовавшиеся в оных не раскаялись и намеренья своего совершить, их не отложили (17.05. 1722) // Полное Собрание Законов Российской империи. Собрание I. Т. VI. № 4012. СПб., 1830. 819 с.
Протоиерей В. Г. Певцов. Лекции по церковному праву. Саратов, 2004. 162 с.
Российский Государственный архив (РГИА). Ф. 804. Оп. 1. Раздел III. Д. 249.
Устав Духовных Консисторий. СПб., 1843. 134 с.

Источник: Фот А.Г. «…Не говорю, что я совершенно прав…»: к вопросу о трудовой повседневности приходского духовенства Оренбургской епархии. // Молодёжь. Наука. Будущее. Сборник статей в 2-х. томах. 2016. Т. 2.С.218-220.”