Обычаи: прием в казаки

В былые, давно прошедшие времена, вольные казачьи общины и станицы тем и росли, тем и ширились, тем и славились, что свободно принимали к себе и не выдавали тех, кто приходил к ним, спасаясь от гонений и угнетений.

Порядок приёма в казачье православное братство был несложен и недлителен. Атаман только спрашивал у претендента на вступление в общину:

В течении всей Светлой Седмицы можно было взобраться на колокольню и позвонить в колокол.

— Веруешь ли в Бога нашего?

— Верую, — отвечал новоявленный.

— И во Святую Троицу веруешь?

— Верую в неразделимое Триединство Бога, — спешил заверить строгого атамана принимаемый.

— И в церковь православную ходишь? — продолжал допытываться атаман.

— Хожу батька! Справно хожу, а как же?

— А ну перекрестись! — не унимался атаман. И пришедший вступать в казачье братство, обратив лик свой к Святым иконам, истово клал на себя крестное знамение.

— Довольно, — примирительно говорил строгий до этого атаман и требовал дать обет разить беспощадно врагов “христова воинства — казачества” и врагов православной веры.

Будущий казак, вступая в эту своеобразную “Христову рать”, как испокон веку именовало себя казачество, искренне клялся перед Всевышним и собственной совестью самоотверженно защищать землю Святой Руси, соблюдать православные заповеди и оберегать чистоту веры с оружием в руках, “не жалея живота своего”.

— Ну ладно, — заканчивал атаман “строгие” испытания и переходя к обыденным, — а владеть оружием можешь ли?

— Могу, батька.

— А ну покажи! Тут уж новопришлый старался вовсю удаль свою и мастерство показать, да только где ему тягаться со старыми, опытными и закалёнными в боях казаками! Но, даже если у новичка получалось “худо”, атаман его не ругал, сам показывал как мастерски необходимо выполнять тот или иной приём ведения боя и по отечески похлопав по плечу, добавлял:

— Ничего, скоро и ты станешь добрым казаком, жизнь наша боевая сама научит всему. Для первого раза — неплохо! Теперь же, ступай к своим братьям.

Приёмные испытания на том и оканчивались. Так в вольной общине появлялся ещё один брат-казак, на которого с этого момента распространялись все “неписанные суровые законы” казачьего общежития.

Принимая свободно всех желающих в своё братство, казаки, вместе с тем жестоко расправлялись с теми, кто не соблюдал строгих общинных правил и древних заветов, тех, кто посмел оскорбить или ослушаться атамана или других “выборных” от “общества” (мира). Закон един для всех — от низшего до высшего! Но при этом — слово выбранного атамана — закон, подлежащий беспрекословному исполнению. Тех, кто нарушал закон казачьего демократизма, или смалодушничал в бою, покинул своих братьев-односумов в критической ситуации, не поспешил на выручку единоверцев или не оказал поддержки товарищам, — для таких приговор был один: в куль да в воду! Изменников в казачьем братстве не терпели, но своих всегда защищали до последнего! В беде не бросали! Жили одной большой семьёй! Не даром же избираемый на кругу атаман произносил: “Я ваш отец, Вы мои дети!”