У Законодательного собрания Ленинградской области есть хорошая традиция: все семинары с руководителями региональной прессы проводятся в муниципальных районах, что позволяет ближе познакомиться с историей и достопримечательностями 47-го региона. Один из таких выездных семинаров проходил в Приозерском районе. А визитной карточкой этого района является древняя крепость Корела. Она совсем маленькая, но очень живописная, стоит на зеленом полуострове, омываемом водами реки Вуоксы.
Директор музея М.П. Лихая провела для нас очень интересную экскурсию, включающую восемь столетий истории крепости. Кроме стен и бастионов здесь сохранились старый арсенал, новый арсенал (ныне – краеведческий музей) и главная башня, о которой будет наш рассказ, а точнее, о ее несчастных обитателях. Сегодня трудно поверить, что сырое, холодное и мрачное подземелье могло кому-то служить жильем, но это так. Впрочем, обо всем по порядку.
Возведенная шведами в XVI веке, башня носила имя Ларса Торстенссона. Но с 1775 года её чаще называют Пугачевской, потому что тогда крепость служила тюрьмой, в которой содержалась семья Пугачева. Здесь в заключении находились обе его жены – Софья Пугачёва с тремя малолетними детьми и 16 летняя уральская казачка Устинья Пугачёва. Оказывается, народный герой, возглавивший борьбу за освобождение крестьянства, был еще и многоженцем! Интересный поворот сюжета!
“13 августа 1774 года Екатерина Вторая писала Вольтеру: “… Маркиз Пугачев наделал мне много хлопот в этом году: я была вынуждена более 6 недель следить с непрерывным вниманием за этим делом… “Маркиз Пугачев”, провозгласивший себя царем Петром III, поставил императрицу в очень щекотливое положение и как государыню, и как женщину. Он славил её своей неверной женой, угрожал постричь в монахини, отнять у неё престол и передать “своему сыну Павлу I”, которому Екатерина не спешила передать государственные дела и корону. Для разоблачения самозванца, простого донского казака из станицы Зимовейской, отыскали его жену Софью Дмитриевну Пугачеву. Еще в 1773 году вместе с тремя детьми – сыном Трофимом 10 лет и дочерьми Аграфеной 6 лет и трехлетней Христиной – она была доставлена в Казань, в острог, “безо всякого оскорбления”, лишь с целью уличить “государственного злодея”. В базарные дни Софью выпускали в народ, где она рассказывала о себе и о своем муже Пугачеве.
А сам “государь император” в одной из взятых крепостей среди пленных разглядел женщину по фамилии Харлова. Ее отец и её муж были казнены пугачевцами, а атаман приблизил молодую дворянку к себе, поселившись с нею в Бердской слободе под Оренбургом. Оскорбленные рядовые казаки убили Харлову и её семилетнего брата, а чтобы успокоить “императора”, решили женить его на яицкой казачке – семнадцатилетней красавице Устинье Петровне Кузнецовой. Свадьба состоялась в феврале 1774 года. Венчались в Яицком городке. По собственному признанию Емельяна Ивановича, “в песнях церковных во время венчания велел я жену мою именовать государынею императрицей Всероссийскою”. И после свадьбы при богослужениях требовал поминать после “Государя Петра Федоровича супругу его Государыню Устинью Петровну”. Но священнослужители не согласились с этим без разрешения от Синода. Устинья пробыла “царицей” два с половиной месяца, фактически женой Пугачева – десять дней (из её показаний): 26 апреля 1774 года её с матерью в числе 220 колодников отправили в Оренбург, в учрежденную “секретную комиссию” для допроса.
А.С. Пушкин писал:
Пугачев бежал, но бегство его казалось нашествием. Никогда успехи его не были ужаснее, никогда мятеж не свирепствовал с такой силой. Возмущение переходило от одной деревни к другой, от провинции к провинции.
В июле Пугачев взял Казань, освободив из тюрьмы оставшихся в живых колодников. Там он нашел и жену свою Софью с тремя детьми. Сын Трофим узнал отца, на что Пугачев заметил:
Сказывают, что это жена моя. Это неправда! Она подлинно жена друга моего Емельяна Пугачева, который замучен за меня в тюрьме под розыском. Помня мужа её мне одолжение, я не оставлю её.
Почти до самого пленения Е.И. Пугачева Софья Дмитриевна с детьми находилась в обозе у повстанцев. В это время уральская “царица” Устинья, попавшая в руки правительственных войск, должна была ходить в народ и рассказывать, что Пугачев – это не царь Петр III, а донской казак Емелька Пугачев.
Когда мятежного атамана наконец удалось поймать, из Яицкого городка в Симбирск его конвоировал сам А.В. Суворов в сопровождении двух рот пехоты, 200 казаков и двух орудий. (Великий русский полководец ещё дважды встретится с семьей крестьянского вождя, когда в 1791 и 1795 годах будет проверять обороноспособность Кексгольмской крепости.) 4 ноября 1774 года “Петр III” был доставлен в Москву, и Екатерина II вынуждена была признать: “Он не умеет ни читать, ни писать, но это человек чрезвычайно смелый и решительный.” Никакого милосердия к бунтовщику и самозванцу она не проявила, и Пугачев был казнен самым жестоким образом. Возможно, империи и не нужна была такая страшная месть – мести жаждала оскорбленная женщина Екатерина Алексеевна.
Жертвы подземелья
В указе о казни Пугачева говорилось:
А понеже ни в каких преступлениях не участвовали обе жены самозванцевы, первая Софья – дочь Донского казака Дмитрия Никифорова, вторая – Устинья, дочь яицкого казака Петра Кузнецова, и малолетние от первой жены сын и две дочери, то отдалить их без наказания, куда благоволит правительствующий Сенат”. Сенат благоволил семью Пугачева “содержать в Кексгольме, не выпуская из крепости, давая только в оной свободу для получения себе работою содержания и пропитания да сверх того произведя и из казны на каждого по 15 копеек в день”. Так накануне казни “крестьянского царя” была решена судьба двух женщин и троих детей, которые на долгие десятилетия стали “секретными арестантами.
Везли женщин в крепость с большими предосторожностями, как опасных государственных преступниц. Десять дней пути от Москвы до Выборга, где их представили выборгскому генерал-губернатору Энгельгарту, а далее – Кексгольм (ныне – Приозерск). 24 января 1775 года несчастные вошли в ворота крепости, в которой им суждено было находиться пожизненно. Членам семьи “бунтовщика и государственного злодея” даже было запрещено называться его фамилией. Целыми днями узники работали в крепости, не выходя за её пределы. В высшие инстанции ежемесячно посылались отчеты о их поведении: “Ведут себя исправно”. В торжественный день 25-летия царствования императрицы Екатерины объявлен высочайший Манифест о милосердиях, в том числе к государственным преступникам. Но по каким-то необъяснимым причинам Её Величество “высочайше повелеть соизволила: всем кексгольмским арестантам остаться на прежнем положении”.
Через месяц после вступления на престол Павел I отправил в Кексгольм обер-секретаря тайной экспедиции Сената А.С. Макарова, и тот, возвратившись в Петербург, доложил:
В Кексгольмской крепости Софья и Устинья, женки бывшего самозванца Емельяна Пугачева, две дочери девки Аграфена и Христина от первой и сын Трофим с 1775 года содержатся в замке в особливом покое, а парень на гауптвахте в особливой комнате. Содержание имеют от казны по 15 копеек в день. Живут порядочно. Имеют свободу ходить по крепости, но из оной не выпускаются. Читать и писать не умеют.
Новый комендант крепости, полковник граф де Мендоза Ботелло, не лишен был человеколюбия, и на свой страх и риск “приказал в вечернее время для ужина и доколе не лягут спать иметь огонь, а как скоро лягут спать и сами не погасят, то караульные унтер-офицеры с часовыми сие выполнили б”. Сюрпризом для коменданта оказалось, что “девка Аграфена имеет рожденного у себя сына, которого прижила через насилие от бывшего коменданта полковника Гофмана”. Пока шла переписка, пока снимали допрос с Аграфены, Христины, Софьи и Устиньи, внук Емельяна Ивановича Пугачева, нареченный при крещении Андреем, 5 января 1798 года скончался. Полковника Гофмана не стали разыскивать, дело постарались замять.
12 марта 1801 года императором стал Александр I, который уничтожил Тайную экспедицию, наводившую ужас на все сословия, и пересмотрел списки заключенных, проходивших по этому ведомству. Непомилованных в списке оставалось 115 человек (из семисот). После номера сорок седьмого шел подзаголовок: “Участвовавшие в бунте Пугачева”, и под номерами с 48 по 52 перечислялись жены и дети Емельяна Ивановича. Прошло 27 лет с момента их заточения, и никто не вспомнил формулировку приговора: “ни в каких преступлениях не участвовали., то отдалить их без наказания.” Теперь оказалось, что они участвовали в бунте Пугачева и снисхождения для них быть не может.
Прошёл год. Путешествуя по северозападным землям и обозревая Кексгольмскую крепость, император увидел семью Пугачева. Дрогнуло сердце самодержца, и он “высочайше повелеть соизволил содержащихся в крепости жён известного Емельяна Пугачева с тремя детьми, а равно крестьянина Пантелея Никифорова” из-под караула освободить, “предоставить им жительство иметь в городе свободное с тем однако, чтоб из оного никуда не отлучались, имея при том за поступками их неослабное смотрение”. Комендант крепости должен был посылать ежемесячные рапорты о поступках “освобожденных”, и рапорты переписывались слово в слово: “выпущенные по высочайшему повелению из-под секретного караула со жительством в Кексгольме известного Емельки казака жены Софья и Устинья и от первой жены сын Трофим и дочери Аграфена и Христина, так же и крестьянин Пантелей Никифоров в прошедшем месяце ни в каких дурных поступках мною не замечены и ведут себя скромно. О чем Вашему высокопревосходительству и доношу”.
В 1808 году умерла Устинья Петровна. Два с половиной месяца пробыла она “царицей” и 33 года провела в Кексгольме, из них 28 лет – в заточении. Когда умерла Софья Дмитриевна, неизвестно. Государственный деятель и путешественник Ф.Ф. Вигель в 1811 году сообщает:
В Кексгольме ходил смотреть упраздненную крепость, и в ней показывали мне семейство Пугачева, не знаю зачем всё ещё содержащееся под стражею, хотя не весьма строгою. Оно состояло из престарелого сына и двух дочерей. Простой мужик и крестьянки, которые показались мне смирными и робкими. Прошло всего три года после смерти уральской красавицы Устиньи, и вот перемены: умерла Софья Дмитриевна, а дети Пугачева – снова в крепости.
В июле 1826 года в Кексгольмскую крепость были доставлены декабристы. Один из них, И.И. Горбачевский, оставил рассказ:
В то время в Кексгольмской крепости содержались две старушки Пугачевы, которых называли “сестрами” Емельки. Они пользовались в стенах крепости до известной степени свободою: гуляли по двору, ходили с ведрами за водою, убирали сами свою камеру, словом, обжились, были как дома и, кажется, иных жизненных условий совершенно не ведали.
Возможно, эти две женщины были дочерьми Пугачева, так как о сестрах его нигде не упоминается. Этим двум “царевнам”, как их называли в шутку, в 1826 году было уже более, чем по 50 лет”. И.И. Горбачевский говорил, что от скуки узники подшучивали над “царевнами”, оказывали им почет, засылали сватов и трунили друг с другом.
В письме к Михаилу Бестужеву И.И. Горбачевский писал:
Вместе со Спиридоновым и Барятинским (отправлен) в крепость Кексгольм и посажен вместе с ними в отдельную от крепости на острову башню под названием в простонародье Пугачевской. Застачи в башне двух дочерей знаменитого Пугачева. через несколько времени их выпустили жить на форштадт крепости Кексгольма под присмотр полиции, выдавая им по 25 копеек ассигнациями в сутки.
Кто были эти женщины? Ведь одна из дочерей Пугачева, Христина, умерла еще до прибытия декабристов. Кого же они тогда видели? Старшую дочь Пугачева Аграфену они видели точно, потому что она умерла в 1833 году. Возможно, одна из двух его сестер – Федосья или Ульяна, которые тоже подверглись преследованиям и находились в заключении до конца своей жизни.
Вот такая чудовищная по своей простоте и бесчеловечности история. Сырой и тёмный каземат, куда заточили семью Пугачёва, можно видеть до сих пор. Увидеть логику в жестоком наказании совершенно безвинных людей – невозможно. Впрочем, подобных примеров в истории хватает.
Автор: О.ПАНОВА
Источник: Волховские огни (Волхов, Ленинградская область), №31, стр. 16, 12.08.2016
