Два чувства дивно близки нам,
В них обретает сердце пищу:
Любовь к родному пепелищу,
Любовь к отеческим гробам.
А. С. Пушкин
I’VE GOT NO ROOTS
(У меня нет корней)
Катя и Николенька Дегтяревы. Снимок примерно 1912 года.
«Любовь к родному пепелищу, Любовь к отеческим гробам», – именно так «наше все» определил обстоятельства, при которых человек обретает себя, получает возможность к «самостоянью». По большому счету, если абстрагироваться от конкретных терминов, под этими словами можно понимать любовь к истории, к прошлому – своему собственному, своей семьи, своего рода, своего города, своей страны…
Почему нам так нравится путешествовать в страны, богатые историей? Потому что, гуляя по старым улицам, рассматривая исторические здания, прикасаемся мы легонько к большой истории, истории всех людей, что на земле этой жили. Пирамиды, античные храмы, Великая китайская стена… Всё это, созданное людьми много тысяч или сотен лет назад, создаёт ощущение чего-то непреходящего, стабильного, вечного. Полагаю, что большинство из нас предпочтет посетить страны и города «с прошлым», нежели отправиться куда-то, что возникло всего лет 50 назад.
Дом, в котором ты вырос, улицы, по которым ты ходил с мамой и папой, семейный альбом, могильные холмики над последним пристанищем бабушек, дедушек, а, возможно, уже и родителей – это уже наше личное прошлое, наша личная история, это то, что держит человека в здравом уме, в моральных границах, в родном городе, в своей стране, в жизни.
А что у нас? А у нас вот этого всего с каждым годом становится все меньше и меньше. И это не примета именно нашего времени. Это уже давно началось. Например, тогда, когда в середине XX века было принято решение на месте городского кладбища, что находилось восточнее современной улицы Жукова, построить жилой массив. И Выставку достижений народного хозяйства в довесок.
Многие зажиточные горожане имели на этом кладбище свои фамильные склепы. Имелись они и у моих предков – оренбургских купцов, а потом мещан Дегтяревых. Похоронено там было не одно поколение. Старые, молодые. Даже маленький Николенька Дегтярев, родной брат моей бабушки, умерший в 1912 г. на третьем году жизни.
А через 40 лет все это было перекопано и поломано. И некуда стало прийти поговорить «со своими». И негде стало поплакать по родителям, по детям… А надгробные плиты рачительные строители «новой жизни» разнесли по своим сараям и погребам – где кадку прикрыть, где стенку подпереть… Потому что у этих строителей «отеческие гробы» были в других местах расположены – по деревням соседним или дальним, а то и вовсе в других областях российских. Социальная мобильность в СССР была ой как активна. И на чужие «пепелища» всем было глубоко плевать.
А у тех, кто лишился «своих» могилок несколько «корней», соединявших их с городом, с местом конкретным, иссохло…
А потом пришла очередь домов. Ну не вписывались они в общую концепцию a-la «Через четыре года здесь будет город-сад». И этажность в них небольшая (народу много не заселишь), и удобства во дворе, и наличники пообтрепались, и двери покосились, и палисадники с шиповником и сиренью парковкам мешают. И опять пришли строители «новой жизни», снесли всю эту морально устаревшую мещанскую жизнь и построили, в соответствии со своими эстетическими предпочтениями, много «четвертых снов Веры Павловны» из стекла и бетона. Красота – все ровненькое, одинаковенькое, везде асфальт, колонны из колодезных колец, окна с синими стеклами…
А у жителей снесенных домов еще несколько «корешков» погибло…
А там и до городского пространства дело дошло. Любители прогуляться в «Тополёвом саду» как-то с удивлением обнаружили на месте сада остатки деревьев и множество железных монстров в виде американских горок и карусели «Миксер». Постоянные обитатели Форштадтского пляжа как-то на месте пляжа увидели новый микрорайон. Исчезли с улиц колонки, из которых в детстве бегали пить. Стали абсолютно неузнаваемыми городские пейзажи. Кто-то из строителей «новой жизни» – оренбуржцев в первом поколении, активно воплощал в жизнь свои представления о современном модернизированном городе.
Те, кто еще помнил облик прежнего города, перестал выходить на улицы…
В Оренбурге всё меньше истории. Исчезли могилы почетных граждан, именитых купцов, градоначальников… Разрушены храмы, снесены дома… Новодел «Дом Тимашева» на Советской стоит жутким памятником всему навсегда утерянному.
Нет истории, нет корней – нет любви, нет желания остаться и беречь.
Будете последним улетать из Оренбурга – не забудьте выключить свет…
Елена Бурлуцкая