Казачий деготь для капучино

В недалекие времена, когда в Оренбурге красовались вывески «Пивное зало» и «Трахтирное завидение», самоубийство было как-бы развлечением. Конечно, не у всех и не для всех. В основном, у образованных. Но не всегда. Шутить по такому поводу, да еще посредством печатного слова, считалось дурным тоном. И все же желание в отдельных человеках побеждало запреты.

Однажды досужий житель Оренбурга, вероятно повеса и мот, возжелавший корреспондентской славы, к 1-ое апреля сообщил в «Самарскую газету» о самоубийстве чиновника оренбургской Контрольной палаты г-на А.М. Житенева. Напечатали с подробностями… Пуля попала в… и там засела, грех свершился на Пасху в 9 часов утра, в записке традиционно известное «в смерти никого не винить» и т.п.

Самарцам сообщение показалось неинтересным, мистификацию заподозрили в Оренбурге, поскольку живой труп ходил на работу, надевал нарукавники и разговаривал.

Сотрудники Контрольной палаты, завидев в коридоре пострадавшего «в вожделенном здравии», удивлялись жестокой шутке и желали узнать имя жестокосердного субъекта, сорвать с того маску неизвестности. С другой стороны, служащие живо обсуждали, что «Самарская газета» для торговых людей, базарная, а вот если бы самоубийце предоставили «Самарский вестник», тогда да, куда как солиднее.

Невредимый канцелярист Житенев написал опровержение в газету под названием «Голос из-за гроба», мол жив-здоров, заверил подпись и письмо у секретаря, но…!

В Самару за его же именем через день летит телеграмма с просьбой задержать публикацию опровержения и до 13 апреля газета молчит. Оказалось, Александр Житенев телеграммы не посылал. Редактор, заподозрив грубую проделку, мистификацию прекратил, обратившись к полицейским чинам. Зачинщика-пачкуна, кстати, не установили.

Не опубликуй газета сообщение, а позже и опровержение, так и остались бы журналисты, наборщики и типография без работы. Не вдаваясь в историю дня шуток-розыгрышей, можно с уверенностью говорить – виноваты в первоапрельских шутках, не всегда высшего качества, именно газетные труженики, ибо информационный повод выше всяких, ну, как бы сказать, предубеждений. Хотя поделиться отменной и острой шуткой – ну что тут плохого? Лишь бы вкус не подвел.

В 1907 году «славный, чудный Оренбург» жалил, так сказать юморо-розыгрышем, некто под псевдонимом «Жало», видно был очень уверен в отточенности слова и честно предупреждал «сегодня… сегодня… сегодня… первое апреля!» в конце заметки. Но кто читает все строчки? Не все, верно. Этот «Жало» (хорошо, что не Шило, т.к. с Мыло рифмуется) вообще устроил виселицы и казнь на Урале. На Бойнях, кровь к крови, что символично. Приди – смотри. И приходили!!!

За обещанным ужасом, леденящим бедное сердце обывателя в жажде зрелища сомнительного происхождения. Или не сомнительного,ведь бравый газетчик обещал следующее:

«Ужас леденит мою кровь…в голове хаос мыслей… моё бедное сердце бьётся в страшной тоске предсмертной судороги, словно сегодня в 11 часов утра должны исполнить приговор военно-полевого надо мной, а не над ними».

Показательная казнь обещалась над дворянином Муратовым (повесить!) «за собирание по пивным и трактирам и иным богоугодным учреждениям подписей».

Через час, видимо казнь проводилась все-же неспешно, с расстановкой, обещалась казнь еще четверых (как-то уже скучно, опять повесить!) за принадлежность к партиям социал-демократов и коммунистов.

Судя по газетной заметке, на льдине на Урале по ошибке изготовили не три, а пять виселиц и тут же предположение – «плотники пронюхали, что сегодня разбирается… еще два дела – Сатира с копытцами и директора Каменского».

Казалось бы, понятно, шутка и прямой намек на первое апреля. Ан нет! Не проймешь обывателя такой заметочкой, мало ли что говорят. Нужно убедиться самому.

С утра, к положенному времени на Беловке толпились горожане, обсуждали приговор, лорнировали речной лёд в поисках виселиц, некоторые спускались к берегу, шли к скотобойням «чтобы своими глазами посмотреть на казнь».

Малюсенький «фельетон» обыватели приняли за «серьёзную заметку» и породил в городе массу «толков».

Да что там толки да пересуды! Известно же, что каждая вторая баба-торговка на базаре, по мнению писателя из Малороссии, – ведьма. В Оренбурге базаров несколько, следовательно… Ну, вы поняли, да? Так где же они жили и чем, кроме торговли, занимались?

Длительные, порой опасные для головы и конечностей, поиски сведений подошли к завершению. Многое осталось во тьме столетий, свои секреты магические барышни дешево не отдают, имён не раскрывают, ибо правило: назвал ведьму по имени – женись непременно, иначе корчи, страдания и тлен…

Приоткрыть завесу помог многознающий писатель, наш, современный. Словно с Оренбурга списано! Вот его слова:

«Конечно, капучино! Это же один из самых распространённых способов самоубийства в нашем мире, простой, быстрый и действенный. К тому же именно его и предпочитают женщины. Отравление мгновенное, но лицо не сводит судорогой, и пена изо рта не плывёт, то есть эстетически всё очень благопристойно…

Говорят, сам кофе капучино придумали мифические монахи-капуцины, именно поэтому он так вкусен и так гибельно опасен. Лишь старый, добрый дёготь является единственным противоядием, к тому же придающим горячему напитку особенное пикантное послевкусие. Капучино без дёгтя остаётся чистой смертью, поэтому и принято рисовать им на пенке всякие сердечки, фиговые листочки, череп и кости, а для эстетов писать сложные химические формулы. Это не только красота, а жизненная необходимость, дёготь гарантированно нейтрализует молочную кислоту, являющуюся сильнейшим ядом…».

Кофе в Оренбург привозили не только из Индии и Китая, Меновой двор подобным товаром почти не торговал, но Гостиный Двор предлагал колониальные товары в изобилии. Из Москвы в Самару, Нижнего Новгорода по железной дороге в «трижды рожденный» прибывали тюки с ароматными зернами и уже на месте, в кофейнях и трактирах напиток подавался до позднего вечера. Без дегтя! Потребители особого продукта собирались в иных, известных лишь некоторым, местах. А что деготь? – спросите вы. И отвечу я вам: – Он очень даже причём.

Деготь в Оренбурге изготавливали не так широко, как в Башкирских землях, где лесу было куда как больше, чем в округе нашей «чертовой перечницы», но готовили по особой технологии и такого качества, что почти весь, закатанный в бочки с заметной маркировкой, продавался за границу, в основном французским и румынским подругам-ведьмам.

Обычный деготь, скажем завода Коломойца для саней и колес, изготовлялся на удалении от города, дымы и запахи неприятно влияли на жителей, раздражали лёгкие людей, вызывали болезни. Но то простой, почти коржачный, деготь-перегон, а мы о женском, ведьминском, особом…

По Сакмаре и Уралу древесину, добрые березовые стволы, сосну, осину, сплавляли до Ак-тюбе, что теперь гора Маяк, а там женихи ведьм, взаправду от гари и копоти похожие на чертей мужички, устраивали печи и варили, варили «русское масло» от зари до позднего вечера. Вокруг горы Маяк почти весь берег, на пригорках и низинах, был утыкан печами, из труб валил дым, застилая пространство не хуже тумана.

Получив нужный продукт, залив его в бочку, везли деготь в Форштадт, для производства над ним самого важного, придания невероятно мощного свойства противоядия. Именно там, среди озерец, по казачьим банькам, где, как известно, обитала нечистая сила, в деготь, приготовленный чертями-женихами, по капле, до нужного красно-коричневого цвета, добавлялся главный, секретный ингредиент – святая казачья кровь.

Отстояв в баньке, в прохладе и покое месяц, бочка с оренбургским дегтем начинала далекое путешествие за Дон, Дунай и Днепр в гости для спасения ведьм-подруг, которых, как известно, в тех краях больше, чем у нас.

Автор: Александр Исковский