Елена Бурлуцкая: Место дел и трудов

Доктор исторических наук Елена Вадимовна Бурлуцкая подготовила новую серию сюжетов, посвященную российскому купечеству.

Сюжет 1. Азиатский торг как сфера купеческой повседневности

На Оренбург и Оренбургскую губернию с самого начала их основания возлагались грандиозные надежды как на центры организации торговых связей со странами Азии.

В «Записке…» оренбургского и самарского генерал-губернатора А.А. Катенина министру иностранных дел, кн. А.М. Горчакову (1857), сообщалось о дискриминации купцов-христиан, с которых брали «за ввозимые в Азию и вывозимые оттуда товары двойную (как в Хиве) и даже четверную (как в Бухаре) пошлину противу платимой магометанами…».

В Азии «христианский торговец» в ситуации непрочности местной власти, всеобщей обстановке фанатизма и подозрительности к иностранцам жил в постоянном страхе за свою жизнь и имущество, подвергаясь оскорблениям и необоснованным преследованиям.

Для продажи на азиатских рынках готовились товары, которые пользовались большим спросом, и их можно было продать максимально быстро (сахар, ситец, стеариновые свечи). Но даже такие предосторожности зачастую не спасали коммерсантов от грабежей и плена.

При передвижении караванов по киргизской степи коммерсантам приходилось делать подношения биям и аксакалам киригизских аулов для того, чтобы те беспрепятственно пропускали караван по своим землям.

В записках троицкого купца Абу-Абубакирова сообщалось об обильных угощениях, организуемых им для киргизских старейшин, и об обычае «бер-тугыз», означающем необходимость подарить местным правителям девять различных предметов одежды или материалов для нее (сукна, мехов и пр.).

Таким образом объективные условия торговли в азиатских государствах для российских купцов, особенно купцов-христиан, можно назвать неблагоприятными.

Сюжет 2. Представьте, что вам срочно нужно в Бухару…

Хотите на экскурсию в Бухару? На верблюдах? Наши купцы практиковали это занятие как минимум раз в год.

Прежде всего, нужно было обеспечить пропитание на все время путешествия, поскольку «во всей степи, особенно летом, мудрено найти хотя бы кусочек хлеба уже по одному тому, что там нет и людей».

У большинства путешественников основу провианта составляли сухари, чай и сахар. Как писал А.Никольский, кто-то посоветовал ему взять с собой половину бараньей туши, круто посоленную и провяленную на солнце целиком вместе с жиром. Запах приготовленной из нее похлебки в итоге состоял из отвратительной смеси запахов падали и сальной свечки, вкус ее был нестерпимо горько-соленый. Даже неприхотливые киргизы, пожевав немного, поморщились и, проговорив «яман» (скверно), бросили куски в песок.

В итоге пришлось варить нечто вроде каши из сухарных крошек. В кашу положили сахару и прибавили клюквенного экстракта, взятого для подкисления солоноватой и затхлой колодезной воды. «Признаться, меня брало большое искушение положить в кушанье еще двух жаворонков, что мне казалось очень полезным в отношении питательности», но попутчики решительно воспротивились этому предложению.

Можно было разнообразить рацион с помощью охоты, но степная живность, быстрая и юркая, требовала крепких охотничьих навыков.

Путешественник должен был возить с собой еще и запасы воды, по крайней мере, на двое суток. У караванщиков (русских и татар) популярным напитком был чай, а казахи предпочитали кумыс.

Ростовский купец Н.В Одинцов в своих записках о поездке в Бухару в 1864–1865 гг. отметил, что, помимо провизии, «даже не забыли взять ведерце спирту для употребления, когда с горя, а когда и с радости».

Сюжет 3. Верблюды не роскошь, а средство передвижения

Видели, какой красавец частенько стоит у нас на Советской? А раньше только на таких в Азию и выдвигались!

Один верблюд мог нести на себе от 14 до 18-ти пудов груза (почти 290 кг.). Одногорбый верблюд, “нар”, выносил и 20 с лишним пудов, но таких верблюдов было немного.

В караван включали несколько отрядов – «звеньев» из 3–7 верблюдов под руководством одного погонщика. Животных скрепляли последовательно поводом длиной в 2–3 метра.

Чтобы не сидеть верхом, можно было приобрести особую корзинку с навесом, сделанную из дощечек и ивовых прутьев. В ней можно было свободно сидеть, протянув ноги вперед, а если согнуться в три погибели, то даже лежать.

Животным было достаточно подножного корма – скудных пустынных растений вроде полыни. Кроме того, они могли легко по 4-6 дней обходиться без воды. Однако даже такой корм имелся на караванных тропах в ограниченном количестве, поэтому караваны, направлявшиеся из Бухары, до Оренбурга шли разными путями, параллельными тропами и выходили на караванную дорогу только около колодцев.

Продолжительность ежедневного перехода составляла не более 10–12 часов в день. Путешественник, подверженный морской болезни, передвигаясь на верблюде, испытывал среди пустыни все ее последствия.

Каждый день верблюда требовалось разгрузить и дать ему время на пастьбу и отдых, а утром запрячь заново. Верблюды время от времени чувствовали себя оскорбленными в своем достоинстве, наотрез отказывались идти, упрямо качали своими облезлыми губастыми головами, а в ответ на удары палкой, поднимали такой раздирающий уши крик, как будто с полсотни несмазанных телег заскрипели вдруг разом.

Вот так несколько недель подряд, не в купейном вагоне с кондиционером, а на свежем воздухе.

Сюжет 4. Среди мертвой природы…

В 1904 г. известный российский историк-востоковед Ж.-А. Кастанье поехал из Оренбурга в Туркестан. Путь до Казалинска автор описывал так:

«Ни признака жизни в этой глинистой равнине, где только изредка виднеется соленая плесень, ни дерева, ни травы, ни насекомых; почва, совершенно бесплодная, сожжена огненным солнцем, и только вдали время от времени появляются миражи».

Зной изматывал участников каравана.

«Песок набивается в уши, в глаза, хрустит на зубах; с поразительной быстротой засыпает он все преграды, которые попадаются ему на пути, угрожая и людям, и верблюдам. В такую погоду, … надо идти во что бы то ни стало, иначе путешественник рискует быть засыпанным», – писал А. Никольский⏳

Простая телега без шин, с широкими ободами колес, была единственным экипажем, который был в состоянии выдержать 500-верстный переезд по песчаной пустыне. Почтовые тарантасы и коляски вязли в сыпучем песке, а летом, под палящими лучами солнца, они еще и рассыхались, колеса рассыпались, и путешественник мог остаться среди безлюдной степи при одних верблюдах.

Летом в пустыне по нескольку месяцев не выпадало ни единой капли дождя, ни капли росы. У местного дерева саксаула ствол был настолько сух, что только что сломанная, совершенно свежая ветка горела, как сухой хворост. Данте, говоря о растительности своего ада, как будто описывал саксаул:

«Зеленых листьев здесь нет, а какие-то темные сумрачные; нет широких раскидистых ветвей, а какие-то узловатые, корявые, свившиеся между собой сучья; нет плодов, а какие-то ядовитые иглы».

Жаворонки, саксаульные сойки (такие маленькие, но такие саксаульные…), суслики, тушканчики, вараны составляли местную фауну. Это были даже не совсем «животные, а как будто тени их» – большинство было окрашено под цвет песка и плохо различались на фоне барханов. А еще скорпионы, фаланги…

Чтобы не пострадать от укуса скорпиона нужно было «разжечь костер, а потом вымести это место начисто, разослать палас, и тогда спи спокойно, лихоманки не будет…». Или можно было окружить бивуак волосяным арканом, «чрез который эти ядовитые гадины не решаются ползти, опасаясь жестких торчащих вокруг аркана волосков».

Сюжет 5. Мы разбойники…

На протяжении 75–80 дней пути участники каравана ежедневно подвергались опасности встретиться со степными разбойниками.

Так, на караван, отправленный в Бухару из Оренбурга в 1824 г., было совершено нападение. Тринадцать дней участники каравана отбивали атаки хивинцев, после чего решили вернуться домой с уцелевшими товарами. Общие убытки составили более 1,5 тыс. верблюдов, 1 777,2 тыс. вьюков с товарами. Финансовые потери отдельных купцов достигали 40 тысяч.

Защита от нападений и сохранение имущества были заботой организаторов каравана. Так, по сведениям Н. Уралова, в караван, идущий из Ташкента в Орск, переводчик, яицкий казак-линеец Иван Левашев, которого все давно именовали «Иван-баем», отправился вооруженным до зубов:

«За спиной Иван-бая висела винтовка в чехле из мохнатого бурочного сукна, через плечо — шашка в потрескавшихся кожаных ножнах, а за поясом торчали два кремневых пистолета да на ремне болтался кривой, отточенный как бритва, ножик».

Помимо разбойников в степях Средней Азии опасность представляли и обитавшие там тигры.

Во второй половине столетия передвигаться по Степи стало более безопасно. В 1866 г. ямщик М. Михайлова констатировал, что раньше «с линии шагу не смей сделать, ‒ сейчас же на аркан подцепят разбойники-киргизы. А теперь смирно и тихо, поезжай хоть один до самой Казалы».

Однако полностью справиться с проблемой разбоя на караванных путях российскому правительству так и не удалось. Как писал Н. Уралов, в песчаных барханах «легко может спрятаться целый десяток разбойников; залягут, словно волки, и ждут с истинно магометанским терпением. Подпустив путешественников на расстояние выстрела, они с диким гиканьем бросаются на несчастных».

Пленных ждали невольничьи рынки Средней Азии…

Сюжет 6. Овчинка выделки не стоила…

Даже если оренбургские торговцы ухитрялись преодолеть климатический кошмар степных пространств, «договориться» с верблюдами, избежать гастрита и нападений степных разбойников – могли ли они в большинстве своем наладить цивилизованный «азиатский торг»?

К сожалению, приходится констатировать, что увы…

Основная масса небогатых местных купцов вынуждена была закупать на азиатских рынках товар дешевый, низкого качества, не представляющий с коммерческой точки зрения почти никакой выгоды. По словам В.И. Даля, на оренбургских рынках продавался преимущественно «хлам и дрязг» – стеганые бумажные халаты, войлоки, «толстые бязи, выбойки, бумажные одеяла, самые грубые ткани и изделия, которые, кажется, не стоят перевозки на сто верст, не только через все пространство степей Турана».

Нестабильность торговых условий и опасения потерять все состояние, «заставляли торговцев смотреть на каждую отдельную сделку, как на первую и последнюю в своем роде», а значит не обращать внимания на такие мелочи, как законность и честность сделок.

Председатель Оренбургской пограничной комиссии. Г.Ф. Генс отмечал, что

«в лавках Российских купцов на меновом дворе продавались Киргизцам шубы, крытые шелковыми материями, а мех был заячий, подделанный под лисий!».

В пшеничную муку и зерно подмешивали ржаной хлеб, известь, мел, а покупавшаяся у казахов шерсть перепродавалась российским купцам с примесью песка, камней или смоченная водой.

То есть пока азиатская торговля оставалась караванной, сложной в плане организации и опасной, пока число купцов, торгующих на азиатском направлении, было минимальным, ассортимент и вывозимых, и ввозимых товаров был крайне ограниченным, а сами товары были довольно низкого качества. Лишь единицы из оренбургского купечества торговали честно, чем обретали почет и уважение в Степи.

Когда же азиатские пространства оказались связанными с метрополией железнодорожным сообщением, в Азию рванули купцы из Центральной России – богатые, со связями, с качественными и дорогими товарами. Оренбургским коммерсантам осталось лишь провожать их печальным взглядом.