Чем стали для советских мальчишек суворовские училища, созданные в 1943 году
Это я в отпуске с отцом и младшим братом. Фото: из личного архива
– Рота, па-а-адъем! – боже, как я ненавидел этот неизбежный утренний клич.
Вскочить, словно ошпаренный, за тридцать секунд одеться, заправить койку, выбежать на построение… Первое время, если кто-то чуть замешкался, сержант-сверхсрочник садистски командовал:
– Отставить. А-а-атбой!
А потом снова:
– Рота, па-а-адъем!
И снова, и снова, пока все до единого девяносто пацанов, рота, – не научились в положенное время вскакивать, одеваться, наматывать портянки, заправлять кровати…
Я просыпался обычно за несколько секунд до гнусной команды, уже в обреченной готовности делать то, что положено. Так начинался наш день в Оренбургском суворовском училище.
Кадетский день.
Крайний слева за первым столом – это я. Фото: из личного архива
Первый прыжок в пропасть
Летом после окончания занятий нам полагалось пройти лагерный сбор в палатках на берегу речки Сакмара, где надо было прыгать в реку с пятиметровых мостков. Страшно. А не прыгнешь – наряд вне очереди, стоять ночью под грибком со штык-ножом тоже несладко. Замер, зажмурившись, мысленно простился с жизнью и шагнул “солдатиком” в пропасть.
Зато потом, после лагерей, были каникулы, почти на два месяца отпускали по домам. Я ехал в свой Томск – в форме суворовца: темная гимнастерка, брюки с лампасами, фуражка с красным околышем. Девчонки оборачивались вслед…
Дома ждал отец. Он был офицером, после тяжелого ранения под Москвой долго долечивался в Сибири, там я и родился. Как-то, придя вечером со службы домой, отец обронил: им в военкомат пришла разнарядка из ОрСВУ на двух мальчишек из Томска. Я вскинулся: хочу! Мать долго сопротивлялась, а отец почти сразу сдался, ну, хочешь так хочешь, неволить не буду. Так мы с томским пацаном Лешкой Тропиным стали суворовцами.
Я сразу понял, что погорячился, однако сдавать назад было поздно, не по-мужски. Пришлось сжать зубы. Жесткая была школа, зато, скорее всего, полезная. Оказаться далеко от теплого родительского дома, жить по команде, терпеть и не хныкать – тяжело, но всякое лишение когда-то вознаграждается сполна.
Сам захотел.
Утренняя пробежка и зарядка на улице – в любую погоду, хоть в дождь, хоть в мороз – летом с голым торсом, зимой в гимнастерках, без ремней. Бесконечные строевые занятия. Уроки, после них самоподготовка, а личного времени – один час в сутки, да и то не каждый день. Увольнения по выходным – а куда пойдешь в незнакомом городе?
Ходили на высокий берег Урала, там тогда было два авиационных училища – летчиков-истребителей, его закончил Гагарин, и штурманов. С откоса за дубравой был хорошо виден учебный аэродром, где день и ночь шли полеты на МиГ-пятнадцатых, наверное, и Гагарин там летал, но кто тогда знал эту фамилию…
Суворовец Владимир Снегирев Фото: из личного архива
Первое кадетское застолье
Помню второй Новый год вдали от дома. Местных отпустили к родителям, в увольнение, а мы, иногородние, остались в стенах старого здания, говорят, оно было построено еще при Екатерине Второй, и в царские времена тут размещался кадетский корпус.
“Кадетка” – так мы меж собой и звали свое учебное заведение.
Учиться в “кадетке” было положено семь лет. Семь рот, по девяносто мальчишек в каждой, всего почти семьсот кадетов: с пятого по одиннадцатый классы.
Наша рота – вторая, то есть уже второй год тянем эту лямку. Мальчишки, сопляки, но кто-то из самых ушлых приволок на Новый год дешевого портвейна. После отбоя пробрались в каптерку, заперлись там, выпили теплого вина, захмелели сразу. Борька Перетятько, омский, запел вполголоса.
“И лежит у меня на ладони незнакомая ваша рука…”
Еще ничего не понимали: чья рука? почему она лежит и отчего так грустно и сладко? Но притихли.
Родители далеко. Дом далеко. Казарма. Каптерка с сапогами, фуражками, летней формой, запах портянок.
“Я как будто бы снова возле дома родного…”
Потом эту песню, “Офицерский вальс”, слегка переделали, заземлили, сделали более понятной:
“Ночь пробыв с вами рядом, получил пять нарядов. В коридоре теперь подпираю я дверь…”
Кадетка…
А это мои друзья. Фото: из личного архива
Первый наряд вне очереди
Наряды “вне очереди” сыпались на мою голову постоянно. Особенно от старшины взвода сверхсрочника Лопухина, этот взрослый человек отчего-то невзлюбил меня с первого дня.
– Суворовец Снегирев! – зловеще выкликал он, построив взвод.
– Я!
– Наряд вне очереди!
– За что? – обижался я.
– Два наряда вне очереди, – зверел Лопухин.
– Да что я такого сделал?
Старшина багровел. И с садистским удовольствием выносил окончательный приговор:
– Три наряда вне очереди и лишение увольнения. Вам все ясно, товарищ суворовец?
– Так точно! – соглашался я сквозь выступавшие на глазах слезы.
Ну а дальше – как положено: чистишь всю ночь картошку на кухне, трешь мастикой бесконечные коридоры, стоишь у тумбочки дневального по роте… Или, того хуже, до зеркального блеска драишь сортир.
Командиром взвода у нас был майор Бузаев. Командиром роты – подполковник Данильченко. Старшиной роты – Аляпин. Начальником училища – генерал-майор танковых войск, Герой Советского Союза Овчаров. Только много позже дошло: все они прошли через фронт, были участниками “той” войны. Но тогда война была еще близко, о ней не любили вспоминать ветераны, не умели расспрашивать молодые.
А теперь уже и мы, мальчишки той поры, стали ветеранами. И кого-то уже и нет.
Суворовские будни. Фото: ТАСС
Первые друзья
Валерка Басалаев пошел по линии военной контрразведки, я встретил его в 1981-м в Афганистане, в Герате. Ну, сели, выпили, вспомнили. Какой-то он был странный в тот вечер – тревожный, глаза чужие. Никак не получался у нас душевный разговор. А на следующее утро Валерка попал в засаду. В цинке повезли его на родину в Новосибирскую область. Получается, чувствовал, видел свою судьбу?
Борьку сгубила извечная русская болезнь. Пошел по чекистской линии, контрразведчик. Французов отслеживал, французский нам преподавали в кадетке, и это было странно для далекого от Европы степного Оренбурга. А еще были бальные танцы. Но все же больше – строевой подготовки. Борька быстро сгорел, словно сам торопился покинуть этот мир.
Саня К. хорошо двигался вверх, раньше других стал полковником, гэрэушник, разведчик. Но потом кто-то из предателей его засветил, сломал карьеру. Правда, он и на гражданке не потерялся, завел свой бизнес, несколько лет назад встретил его в одном престижном месте – вполне состоявшийся человек.
Лешка Тропин, мой земляк, стал военврачом, ходил на атомоходах.
Единственный пацан из нашей роты выбился в генералы, командовал дивизией морской пехоты.
Увы, большинство как-то потерялись, растворились в этой долгой и непростой жизни, ничего не знаю про них.
Зато тот вальс часто звучит в голове:
“Утро зовет, снова в поход, покидая ваш маленький город, я пройду мимо ваших ворот”.
Как напоминание о кадетстве, о тех трудных днях, которые сейчас воспринимаются, – когда с благодарностью, когда с сожалением и грустью.
Ничего в жизни не случается зря.
Иногда мне кажется, что я все тот же мальчишка… Фото: из личного архива
ТОЛЬКО ФАКТЫ
21 августа 1943 года Совет Народных Комиссаров принял постановление о создании Суворовских военных училищ “типа старых кадетских корпусов, по 500 человек в каждом, всего 4500 человек со сроком обучения 7 лет, с закрытым пансионом воспитанников”.
К декабрю 1943 года действовали 9 суворовских училищ: Калининское, Курское, Орловское, Воронежское, Харьковское, Новочеркасское, Сталинградское, Ставропольское и Краснодарское. В 1944 году прибавилось еще шесть: Горьковское, Казанское, Тульское, Тамбовское, Куйбышевское и Саратовское.
За 75 лет работы суворовские военные училища выпустили свыше 100 тысяч воспитанников.
Сегодня в России действуют 11 суворовских военных училищ Минобороны РФ и 6 – Министерства внутренних дел РФ.
Автор: Владимир Снегирев (военкор, корреспондент “Российской газеты” в Праге)
Источник: Журнал № 8(818), 1 августа 2018 г.
