Читаем старые газеты: А.С. Пушкин в столице Пугачева, 1930

17 июня 1930 года в газете “Оренбургская коммуна” вышла статья “А.С. Пушкин в столице Пугачева”, написанная по архивным материалам Оренбургского окрмузея, автором, пожелавшим скрыться за псевдонимом Летописец.

В 1933 году А.С. Пушкин приступил к описанию “Истории Пугачевского бунта”. Главнейшие события Пугачевского восстания протекали в Оренбургском крае. В архиве оренбургского губернатора хранились ценнейшие материалы А.С. решил на месте научить (прим. Л.С.: изучить?) эти материалы, посетить исторические места – Оренбург и Уральск и побеседовать с живыми свидетелями восстания. Вот что он пишет жене 14 сентября:

Я опять в Симбирске, третьего дня, выехал ночью, отправился к Оренбургу, на третий станции стали закладывать мне лошадей — гляжу, нет ямщиков — один слеп, другой пьян, спрятался. Пошумев решился я возвратиться и ехать другой дорогой. (прим. Л.С.: фрагмент письма Н.Н. Пушкиной, 14 сентября 1833 г. Из Симбирска в Петербург, А. С. Пушкин. Собрание сочинений в 10 томах. М.: ГИХЛ, 1959—1962. Том 10. Письма 1831–1837.)

Случайная дорога, пьяные ямщики, грязь, клопы и тараканы на ночлегах – оставили в душе поэта отвратительные впечатления от этом путешествии и унылая пустынность края нашла сове описание к “Капитанской дочке”.

Немало неприятностей доставлял А.С. сопровождавший его слуга.

Одно меня сокрушает, – писал А.С. жене, – человек мой. Вообрази себе тон московского канцеляриста, глуп, говорлив, через день пьян, ест мои холодные дорожные рябчики, пьет мою мадеру, портит мои книги и по станциям называет меня то графом, то генералом. Бесит меня, да и только. (прим. Л.С.: фрагмент письма Н.Н. Пушкиной, 19 сентября 1833 г. Из Оренбурга в Петербург, А. С. Пушкин. Собрание сочинений в 10 томах. М.: ГИХЛ, 1959—1962. Том 10. Письма 1831–1837.).

В Оренбург А.С. приехал 18 сентября.

Оренбургская ученая архивная комиссия ко времени Пушкинских торжеств 1899 года, по случаю столетней годовщины со дня рождения поэта собрала интересный материал о пребывании его в Оренбурге.

Вот что рассказывает Иванов, бывший воспитанник оренбургского Неплюевского корпуса, который был свидетелем приезда А.С. в Оренбург.

Однажды вечером, когда семья Артюхова садилась за чай, с улицы послышался стук подъезжающего экипажа и в комнату вбежал мальчик, одетый в черкеску и сообщил, что приехал генерал Пушкин. Вслед за мальчиком вошел в дорожной шубе, укутанный шарфом, А.С.

– Здравствуй трегубый, – обратился А.С. к хозяину, верхняя губа которого была рассечена.

А.С. приехал в субботу, хозяин предложил ему, по русскому обычаю, с дороги помыться в бане, на что он, с удовольствием, согласился.

Гость и хозяин продолжали свой разговор. Артюхов спросил А.С., как ему понравилась дорога. А.С. ответил:

Дорога ваша — сад для глаз,
Повсюду лес, накопаны канавы,
Работы было много; много славы,
Да жаль — проезду нет подчас.
С деревьев, на часах стоящих,
Проезжим мало барыша.
Дорога, скажут, хороша,
Но я скажу: для проходящих.

Дело в том, что в 1833 году в Оренбургскую губернию приехал только что вновь назначенный военный губернатор В.А. Перовский. Поразившись отсутствием леса в окрестностях Оренбурга, энергичный губернатор решил превратить их в цветущий сад. Он начал с дорого, приказав засадить их деревьями. Местное население было выгнано на работу. Рыли ямы и канавы, сажали деревья. Очевидно, эту картину наблюдал А.С. в пути, а потом нарисовал ее в метком экспромте. (прим. Л.С.: В этом экспромте А.С. Пушкин использовал стихи из «Станции» князя Вяземского, измененные применительно к окрестностям Оренбурга).

Однако показания Иванова расходятся с показаниями В.И. Даля.

***

…Пушкин прибыл нежданный и нечаянный, – писал известный писатель Даль о приезде А.С. в Оренбург. Он остановился в загородном доме у военного губернатора В.Ал. Перовского, а на другой день перевёз я его оттуда, ездил с ним в историческую Бердинскую станицу, толковал, сколько слышал и знал местность, обстоятельства осады Оренбурга Пугачёвым, указывал на Георгиевскую колокольню <…в предместии…>, куда Пугачев поднял <…было…> пушку, чтобы обстреливать город, – на остатки земляных работ между Орских и Сакмарских ворот, приписываемых преданием Пугачеву, на зауральскую рощу, откуда Пугачев (прим. Бердской слободы: вор) пытался ворваться по льду в крепость, открытую с этой стороны”<…> (прим. Бердской слободы: А.С. Пушкин в воспоминаниях современников. Т. 2. – М., 1985. – С. 260).

Несмотря на то, что А.С. пробыл в Оренбурге всего 5 (прим. Л.С.: 3) дней, он все-таки успел принять участие в поездке на охоту в село Ташлы, имение помещика Тимашева. Охота эта описана Далем в рассказе “Охота на волков”.

Приезд А.С. в Оренбург всколыхнул местную молодежь. Всем хотелось видеть знаменитого поэта, но это было не так легко.

***

В семи верстах от Оренбурга находится Бердская станица, бывшая столица Пугачева, в которой находилась его ставка в течение 6-ти месяцев осады города.

Бердская станица расположена на берегу р. Сакмары. В пугачевское время он представляла собой небольшую крепость, обнесенную деревянным заплотом, со рвом и рогатками. В то время в не было около 200 дворов. Гарнизон крепости составляли 100 человек жалованных казаков (прим. Л.С.: П.И. Рычков, “Топография Оренбургская“, 1762 г.) и другие “нижнего звания люди”, которые все перешли на сторону Пугачева.

Пугачев назвал Берды “Москвой”, Сеитовский посад (перегон в 18 верстах от Берды) – Петербургом, а Сакмарский городок (ныне станица Сакмарская) – “Киевом”.

А.С. отправился в Берды, где были в живых старики, прекрасно помнившие Пугачева.

А.С. расспрашивал местных старожил о Пугачеве, и их рассказы записывал.

Бердским старикам он не понравился и произвел неприятное впечатление: он вошел в комнату не снимая шляпы, не перекрестился на иконы, он имел большие ногти, на которые суеверные жители прозвали его “антихристом”, а новенькие монеты, розданные им, считали фальшивыми.

***

Одна из старожилок Берд, казачка А.Т. Блинова помнившая приезд А.С. в Берды рассказывала одному из членов Оренбургской ученой комиссии (прим. Л.С.: С.Н. Севастьянову).

– В каком году приезжал Пушкин я не помню, только помню, что день был теплый и ясный. Старушка Бунтова, сидевшая со мной, нянчила ребят, к ней подошел кучерявый и спросил: не знаешь ли ты бабушка про Пугачева?
– Как не знать, знаю батюшка, – ответила Бунтова, даже песню про него могу спеть. Старушка запела:
Ты ворона, ты ворона,
Зачуменная карга!
Не не умела ты ворона
Ясна сокола поймать…

Эта песня, по видимому была сложена казаками про генерала Кара, а отсюда слово Кара-карга (ворона), который был послан из Казани против Пугачева и потерпел от него решительное поражение.

А.С. и Даль попросил(и) Бунтову показать дом, где жил Пугачев. Дом этот стоял на Большой улице, на углу, с красной стороны. Теперь это место казака Козлова. Со свора отрывался чудесный вид на реку Сакмару и озеро. Заглядевшись на эту картину, рассказывала старушка – кучерявый господин сказа:

Здесь прекрасно!

Увлекшись воспоминаниями, старушка рассказала один эпизод за другим о пребывании Пугачева в Бердах.

И разнесся в нашей слободе слух, что изволил прибыть царь Петр Федорович, – рассказывала старушка, – прискакали курьеры, пособрали народ, так мо, и так – приготовьтесь встречать нашего царя, потому, что он жалует нас крестом и бородой, землями и угодиями разными.

Скоро и другой слух прошел, что несметная рать движется, крепость за крепостью берет, комендантов вешают, казну забирают, непокорных наказуют.

– Долго-ль, коротко-ль – услыхали мы топот конский, загремели пушки; прискакали гонцы: все башкиры больше, да “севрюжники”.
– Покоритесь, – говорят. Покорились. Народ разоделся, как на светлый праздник, высыпал на улицу, девки да бабы в два ряда, как солдаты стоят. Поп с крестом вышел на паперть, атаман казацкий “хлеб-соль” приготовил.

Не заставил себя ждать и сам неведомый гость. Тьма-тьмущая остановились на Сакмарской дороге, лагерь разбили, песни пошли. Скоро прибыл и сам. С колокольни звон раздался, поп встретил его с крестом, но тот и в храм не вошел, как из киржаков происхождение имел и осенился большим крестом.

– Манифесту тогда прочитали, народ упал на колени и бил земные поклоны.
– Сам – то “хлеб-соль” принял, обещание дан на вольности разные, нашу слободу Москвой величал.
– А с колокольни все гудит, все гудит. В храме божьем служба идет. Государя Петра Федоровича с Катериной Лексеевной поминают.
– Царь, как его тогда величали, выкатил для народа бочку с вином, своего енерала приставил…

***

Не с одной старушкой Бунтовой беседовал А.С. на Бердах. Расспрашивал он о Пугачеве и других бердских старожилов. Неохотно вступали в разговор казаки с неизвестным человеком, который, особенно смущал их своими длинными ногтями.

– А, ну-ка дедушка, расскажи про Пугача? – обращался А.С. к какому-нибудь старику.
– Для кого, Пугач, а для меня царь-батюшка, – сердито отвечал казак.

А.С. из рассказов стариков написал немало ярких штрихов, характеризирующих личность Пугачева.

А.С. здесь однажды услышал такой рассказ.

Однажды Пугачев пошел в бердскую церковь. Он был одет в польском кунтуше (прим. Л.С.: контуш — верхняя мужская или женская одежда с отрезной приталенной спинкой и небольшими сборками и отворотами на рукавах), на голове был киргизская шапка. Не снимая шапки он прошел в алтарь и сел на престолик.
– Ах, давно я не сидел на прародительском престоле; — сказал он окружающим.

А.С. Пушкин уехал, но посещение Берд странных кудрявым гостем и его подозрительные расспросы о Пугачеве, смутили суеверных бердских казаков. Они собрались на станичный сход, и обсудив положение, составили приговор, который отправили начальнику края генералу Перовскому:

– Был у нас неизвестного звания человек с товарищами, – писали бердцы, – роста среднего, лицом смугл, колесом череп и журчат, на пальцах заместо ногтей – когти, подбивал под Пугачевщину и дарил золотом.

Хохот был ответом на это донесение. Больше вех смеялся А.С.

А.С. выехал из Оренбурга 29 сентября. Через месяц Перовский получил от нижегородского военного губернатора Бутолина (прим. Л.С.: Михаила Петровича Бутурлина):

С-Петербургский Обер-полицмейстер секретно 20-го минувшего сентября № 264 уведомил меня, что по Высочайше утвержденному положению Государственного Совета, объявленному предместнику его предписанием С-Петербургского <…Военного Генерал-…> Губернатора от 12 (прим. Л.С: 19) августа 1828 года № 211, был учрежден в Столице секретный полицейский надзор за образом жизни и поведением известного поэта, титулярного советника Пушкина, который 14 сентября выбыл в имение его, состоящее в Нижегородской губернии.
Известно (прим. Л.С.: известись), что он, Пушкин, намерен был отправиться, из здешней в Казанскую и Оренбургскую губернии, я долгом считаю о вышеизложенном (прим. Л.С. вышесказанном) известить ваше превосходительство, покорнейше прося, в случае прибытия его в Оренбургскую губернию, учинить надлежащее распоряжение в учреждении за ним во время его пребывания в оной секретного полицейского надзора за образом жизни и поведением его (прим. Л.С.: В. Вересаев. «Пушкин в жизни». (Систематический свод подлинных свидетельств современников). Часть III, Издание четвертое, дополненное. Издательское товарищество «НЕДРА», Москва — 1929, стр. 71-75, 77-79).

Перовский на отношении к этому наложил следующую резолюцию:

Отвечать, что сие отношение получено через месяц по отбытии г. Пушкина отсюда, а потому, хотя во время кратковременного его в Оренбурге пребывания и не было за ним полицейского надзора, но как он останавливался в моем доме, то я <…тем…> лучше могу удостоверить, что поездка его в Оренбургский край не имела другого предмета, кроме нужных ему исторических изысканий. (прим. Л.С.: В. Вересаев. «Пушкин в жизни» (Систематический свод подлинных свидетельств современников). Часть III, Издание четвертое, дополненное. Издательское товарищество «НЕДРА», Москва — 1929, стр. 71-75, 77-79).