Читаем старые газеты: Оренбург Светлый, 1892

“Оренбург неизмеримо лучше и интересней, чем о нём думают. Думают же о нём дурно, потому что его совсем не знают…”

Предлагаем вам ознакомиться с газетной заметкой, опубликованной в газете “Оренбургский край” от 13 декабря 1892 года, описывающей занимательные наблюдения Переселенца об Оренбурге конца ХIX века.

Каков он, наш Оренбург? Необитаемый остров, где кончается железная дорога или настоящая маленькая столица с интересной архитектурой и практически лечебным климатом?

Заметка из газеты "Оренбургский край", 13 декабря 1892

Заметка из газеты “Оренбургский край”, 13 декабря 1892

Примечание «Бердской слободы»: старая (дореволюционная) орфография приведена к современному виду.

Оренбург неизмеримо лучше и интересней, чем о нем думают. Думают же о нем дурно, потому что его совсем не знают. Даже и близкой Самаре, даже очень просвещенные люди представляют себе Оренбург чем-то вроде Берды или, и лучшем случае, на манер нашего Форштадта.

— Помилуйте, и Оренбурге издают газету! — восклицало очень просвещенные самарские люди. — Да ведь у вас там кроме киргизов нет никого. По-киргизски что ли вы будете писать для них?!

Да и я, переселенец, когда собирался со старины на оренбургския новыя места, чувствовать себя настроенным не очень розово. Больше всего меня угнетало то обстоятельство, что в Оренбурге конец железной дороге, — вроде как бы конец света. Стоит это посреди песчаной пустыни железнодорожный вокзал, а вокруг — войлочныя кибитки, да две, три избы для начальства.

Словом, в воображении своем я представлял себе Оренбург таким, каким впоследствии увидел Кустанай, каковы, по описаниям, Тургай, Актюбе, Карабутак. Это действительно нечто дикое, и ничтожное, и даже неестественное. Жителей — четыреста душ, домов сорок и обыватели нигде не приписаны. Я не шучу. Еще в сороковых годах в Тургай и Карабутак были переведены оренбургские казаки. От оренбургскаго войска их отчислили, а по новому месту не причислили, потому что Тургайская область и до сего дня управляется на основании «временнаго» положения. И живут себе бывшие казаки, словно на необитаемом острове. В солдатах не служат, податей не несут, даже паспортов не имеют.

Таким то нот «необитаемым» представлял я себе и Оренбург. К удивлению, необитаемый остров оказался настоящей маленькой столицей. По дороге со старины я видел Тулу, Орел и Самару. Тула и Орел – старые русские города, Самара — город новый, но все три одинаково тоскливы, а Самара даже и противна немного. Тула и Орел не только старые, но и падающие города, и это увеличивает тоску, которую они нагоняют. Торговля тихая, улицы пустынныя, дома как один, в виде белых каменных коробок, с дырами вместо окон и без всяких архитектурных украшений. Москва оттянула от этих городов все соки, и они хиреют и чахнут. И люди гам, какие то измельчавшие.

Самара — бойкия и живой город. У берега сотни барок и пароходов, на берегу тысячи рабочих. Но и город, и река, и оживление положительно неизящны. Волга в Самаре лежит в своей некрасивой долине, словно в корыте; толпы рабочих — оборванные и наглые «горчишники»; сам город, со своими ужасными мостовыми, нештукатуреными красными кирпичными домами и разваливающимися деревянными заборами, производит впечатление чего-то облупленнаго и грязнаго.

После этих городов Оренбург смотрит совсем маленькой столицей.

Пройдитесь по центральным нашим улицам, и на каждой вы найдете несколько домов очень милой архитектуры, которым не стыдно было бы стоять и в Москве, где-нибудь в бывших дворянских, а теперь купеческих кварталах, где обыватели живут собственными домами — «особнячками». Более скромные дома, и те строятся с заботой о благообразии.

По фасаду пущены украшения, подъезд прикрыт красивым жестяным кружевом. Даже в Форштадте и слободках домишки строятся не только для того, чтобы в них прятаться от холода, а чтобы на них и поглядеть можно было. С этой целью ворота и крыльца изгибаются хитрыми азиатскими арками и подпираются витыми колонками, тоже явно туркестанскаго или бухарскаго происхождения. Все это дает городу физиономию. Не то, что Самара, которая вместо лица показывает туристу свой — окорок.

Частныя дома не велики и, если бы город состоял из них одних, он был бы чересчур провинцией. Но тут выручают казенныя здания. Обыкновенно в провинции эти последния представляются острогом и казначейством.

В Оренбурге на первом плане учебныя заведения. Прямо петербургския громады двух кадетских корпусов, семинария, мужская гимназия, представляющая копию с петербургской 1-ой гимназии, учительский институт, прекрасное здание контрольной палаты, уменьшенная копия с дома князя Юсупова в Петербурге на Невском.

Если вы хотите оригинальнаго, к вашим услугам белый Караван-Сарай, прячущийся в зеленых садах, и облицованные изразцами гауптвахта на берегу Урала и пакгауз позади Караван-Сарая. Есть и еще оригинальныя здания, но это уж большие чудаки, чем оригиналы. Я говорю о киргизской школе и лютеранской церкви, особенно о последней.

Православныя церкви тоже неудачны в архитектурном отношении, особенно старыя, которыя строились в стиле позднейшаго иезуитскаго ренессанса. Зато Оренбург смело может гордиться строющимся собором. Это один из лучших в России образчиков византийскаго стиля, который разработывают в последнее время русские архитекторы. Собор будет лучшим памятником Оренбурга, и город должен постараться, чтобы он был окончен и украшен внутри на славу. Я говорю: на славу в прямом смысле этого слова.

Слава Италии вся в ея храмах, с их живописью, скульптурой и архитектурой. Сотни тысяч путешественников ежегодно посещают Италию и разносят вести о ея художественных сокровищах по белому свету. И я там был, искал «новых местов», и действительно нашел их в новых для меня впечатлениях искусства. А теперь я в «Оренбургском Крае» говорю, что старая Италия — великая страна, что старые итальянцы — великие люди. Черт возьми, отчего же не желать, чтобы со временем и о России говорил то же, какой-нибудь фельетонист «Афганистанскаго Вестника!»

Конечно, слава в отдаленном потомстве не такая осязательная вещь, как веселая выпивка; но вспомните, что выпивка приятна только во время выпивки, и уже на другой день дело кончается головной болью и неприятной ревизией своего бумажника. А впрочем, головы бывают разныя: иная ничего кроме похмелья и вместить то не может.

Однако, эх куда я метнул! Возвратимся к Оренбургу настоящаго времени.

Архитектурныя достоинства, одни, не могли бы сделать Оренбург привлекательным. На что великолепен Петербург; но в октябре и ноябре, когда день продолжается какие-нибудь три четыре часа, да и то больше похож на насморк, чем на день; когда туманы густы так, что их можно ковырять пальцем; когда моросит дождь, и ветер захлестывает его вам в нос и уши, — тогда половина петербуржцев готовы бежать из столицы.

Оренбург по климату прямая противоположность Петербургу. Нашим климатом можно лечиться. Сухо, светло, ясно. Лето, так лето, 52° по Реомюру (прим. БС: 65° С) . Зима, так зима: санный путь и морозы. Недоразумений никаких. У нас на погоду никто не жалуется. Но это имеет и обратную сторону: не приходится о погоде говорить, а иной раз это бывает очень кстати.

От хорошаго климата и народ здешний молодец. О казаках я уж и не говорю. Вы, конечно, знаете поговорку: отчего казак гладок — поел, да и на бок. Хотя в последнее время казак уж чересчур залежался на боку, так что стал худеть. Землю отдал в аренду переселенцам, получаемыя деньги неблагоразумно растратил и захудал. Новое Положение об управлении казаков хочет его поднять на ноги. В добрый час…

Итак, не говоря уже о казаках, и переселенцы (не все, конечно) народ бравый. Советую вам летом под вечер выйти на мост через Урал, когда возвращаются домой из шерстомоен девки. Солдаты, а не девки! Рослыя, стройныя, красивыя, крепкия. Хорошая разновидность русской породы, и побольше бы таких экземпляров для России. У нас на старине народ куда хуже. Под стать дамам и кавалеры, которых можно наблюдать на базарах, на толчке, в церквах, но главным образом, увы! в кабаках и тракторах.

Словом, красивый город — Оренбург. Светло, ясно. Зеленый Урал изящен. Старая роща за Уралом на азиатском берегу великолепна. Даже Чебеньки, расположившиеся по скату речного берега, живописны.

Но кроме изящества, Оренбург еще и оригинален. Тот, кто в нем живет постоянно, не замечает этого; но туристы в восторге от азиатскаго элемента Оренбурга.

Вот, идут татарки, закрывая лица кафтанами. Кафтан распахивается, и вы видите красивое, черноглазое лицо, не то еврейскаго, не то грузинскаго типа. Вот, на минарете закричал муэдзин, — и проходившие по улице татары присаживаются на тумбы и молятся. Вот, тянется караван верблюдов, гнедых, рыжих, желтых, белых, двугорбыхи одногорбых. Вот, где-то на дворе орет, как зарезанный, ишак, интимный друг бухарца. Вот, верховые киргизы, показывая свое молодечество, мчатся во весь опор но улице: впереди желтолицый славный мальчуган, богато одетый, сытный, улыбающийся, сын какого-нибудь богача волостнаго управителя, а по бокам звероподобныя хари его дядек.

В гостином дворе торгуют бухарцы, хивинцы и сарты. На Меновом продают товары уж вовсе диковинные: киргизския кибитки, киргизские котлы в виде полушарий, татарские кувшины с длинными горлами, пестрые, точно изразцовые сундуки, живых соколов… Где в другом месте вы все это увидите, кроме зверинцев и этнографических выставок, за деньги! А тут вам выставка ежедневно и даром.

Где вы увидите процессию киргизских мальчуганов учительской школы. чинно отправляющуюся на прогулку, учеников гимназия, уезжающих в родной аул в отпуск верхом на верблюде, татар в халатах и бухарцев, с целым бараном на голове, в первых рядах кресел театра, киргизку с желтым лицом и белоснежным платком на голове в ложе, мечеть на дворе губернаторскаго дома, завешенную таратайку с гаремными дамами, учителя духовной семинарии и муллу, диспутирующих о том, что есть промысл и что — предопределение? — Нигде, кроме Оренбурга.

Не хулите Оренбург. Это хороший и интересный город. Правда, прошлой зимой он приуныл. Было холодно, голодно, бедно; на базарах было безлюдье; в трактирах тишина. Правда, летом было еще хуже, — холера. Но голод и болезни миновались, и Оренбург ожил. Мужицкие и казачьи подводы везут хлеб; киргизские верблюды, сытые и веселые, несут просо; дорога к Вокзалу в конец испорчена хлебными обозами; на базарах бойкие крики и толкотня; в Гостином дворе по-русски, татарски, башкирски и – киргизски зазывают в лавки покупателей. В лавках аршины работают неутомимо, отмеривая ситцы, кумачи и коленкоры.

По-видимому. все разжились, Даже наш брат переселенец. Иду как-то мимо толчка, смотрю — оттуда бежит знакомец из «обратных», в прошлом году в самом нищем виде зимовавший в переселенческом доме, – бежит и подмышкой тащит зеркало.