Вечерний Оренбург: Загадка “старухи из Берды. Казачка Бунтова обманывала Пушкина?

Юрий Козлов, краевед, с. Агаповка Челябинской области, Владимир Семёнов, доцент кафедры истории Отечества ОГПУ.

Исследованиями документальных, эпистолярных и фольклорных источников произведений А.С. Пушкина “пугачевского цикла” (“История Пугачева”, “Капитанская дочка”) занимались многие историки и литературоведы. Безусловно, ведущая роль в этих исследованиях принадлежит Р.В. Овчинникову, доктору исторических наук, литературоведу, автору многих книг и научных публикаций на эту тему.

Одной из загадок, долго занимающих умы исследователей “пугачевского цикла”, была личность старой казачки из Бердской слободы, с которой Пушкин, по свидетельству В.И. Даля, сопровождавшего его, беседовал все утро, во время поездки в Оренбуржье осенью 1833 года. Александр Сергеевич набирался впечатлений, разыскивал новые, неизвестные документы и свидетельства о Пугачевском бунте.

Многое ему довелось услышать и увидеть, а рассказанное старой казачкой из Бердской станицы (слободы) было особенно важным и ценным. В записях услышанное от нее помечено ремарками:

“Старуха в Берде”, “От старухи в Берде”. О своей встрече с нею он писал жене: “В деревне Берды, где Пугачев простоял 6 месяцев, имел я (далее фраза на французском языке – большой успех. – Прим. авт.) – нашел 75-летнюю казачку, которая помнит это время, как мы с тобой помним 1830 год. Я от нее не отставал…”

Помимо воспоминаний о пугачевских временах старая казачка рассказала и о том, что в девичестве жила в крепости Нижне-Озерной, была дочерью казака, воевавшего в отрядах Пугачева.

Сложилось так, что ни сам поэт, ни другие лица, посетившие станицу позднее и беседовавшие со старой казачкой, не назвали в своих записях, письмах и мемуарных воспоминаниях имя и фамилию собеседницы. Прошло более шестидесяти лет, прежде чем нашлась нить для поиска и установления фактов ее биографии.

В 1899 году оренбургский краевед С.Н. Севастьянов нашел в Бердской станице преклонного возраста казачку Блинову. 12-летней девочкой она была свидетельницей встречи Пушкина со старой казачкой, рассказывавшей ему о Пугачеве и спевшей несколько песен. Блинова так и не смогла вспомнить ни имени ее, ни отчества, но назвала ее фамилию – Бунтова.

В 1965 году оренбургский историк и краевед С.А. Попов разыскал в фондах Оренбургского архива книгу ревизских сказок (переписи) населения Бердской станицы за 1816 год, в которой среди жителей станицы значилась “вдова Ирина Афанасьева дочь, по мужу Бунтова, 55 лет” с сыном Иваном 14 лет и дочерью Натальей 18 лет. С какого-то времени эта информация стала известной Овчинникову и послужила основой для его дальнейших поисков по выявлению фактов биографии Бунтовой. В 1981 году в сборнике “Рифей” (Южно-Уральское книжное издательство, г. Челябинск), посвященном пушкинской теме, в материале “Дороги сентября”, а также в том же году вышедшей книге “Над “пугачевскими” страницами Пушкина” (М., 1981) Овчинников сообщил о поисках, находках и результатах исследований:

“Ревизские сказки впервые указали и полное имя Бунтовой, и ее возраст. По всему выходило, что родилась она около 1760 года и при Пугачеве была 13-летней девочкой – отроческий возраст, впечатления которого сохраняются на всю жизнь. В 1833 году, при встрече с Пушкиным, Бунтовой исполнилось 73 года…”

Овчинников на основании удачно совпадающих свидетельств о возрасте казачки (из этой записи и отмеченного Пушкиным) делает вывод о том, что вдова Бунтова и есть “старуха из Берды”. Далее он предпринял попытку установить, кто из казаков крепости Нижне-Озерной мог являться ее отцом. Для этого Овчинников задействовал выявленный в фондах Государственного архива древних актов “Список именной казакам и разного звания людям” (РГАДА, Ф. 6, д. 467, ч. 10, л. 349-350 об.), составленный в крепости Нижне-Озерной в апреле 1774 года походной канцелярией отряда генерал-майора А.П. Мансурова. В этом списке перечислено мужское взрослое население крепости всех сословий русской и татарской национальности. В список были включены и четыре “малолетка”. Сведения содержат только имена и фамилии, в списке также отмечены и те, кто отсутствовал на момент составления его и находился в “злодейской толпе”, т. е. в отрядах Пугачева.

Явно недостаточная для объективных построений и выводов документальная основа этого списка не смутила Овчинникова, и он уверенно определил в отцы Ирине Афанасьевне Бунтовой казака Афанасия Бородулина, который значился в списке, как находившийся в “злодейской толпе”.

В списке значатся только два казака по имени Афанасий: Афанасий Фролов – “малолеток” (до 18 лет), конечно же, не мог быть отцом 13-летней Ирины, но и Афанасий Бородулин, чей возраст не указан, должен был для Овчинникова стать лишь “кандидатом на отцовство”, пока не установлен его возраст.

Наш краеведческий поиск, связанный с историей с. Агаповка Челябинской области привел нас и к ознакомлению с историей станицы Нижне-Озерной, которая была “малой родиной” казаков-переселенцев, основавших в 1902 году п. Агаповский. Корни родословной многих семейств агаповских казаков уходят в глубины веков, и потому изучалась нами и “Духовная роспись прихожанам церкви в крепости Нижне-Озерной”, составленная в апреле 1773 года.

В росписи указана семья казака Афанасия Михайловича Бородулина, 26 лет. Жене его Варваре Антоновне было 29 лет, дочери Ирине – 6 лет, дочери Марии – 4 года.

Из этого со всей очевидностью следует, что Овчинников в самом начале своего поиска допустил ошибку, поспешно делая вывод о том, что именно Афанасий Бородулин является отцом Ирины Афанасьевны Бунтовой. Это его утверждение, как установленный факт, осталось неизменным и много позднее, когда и сам Овчинников обнаружил несостоятельность сделанного им вывода, так как и А. Бородулин не мог быть отцом 13-летней дочери. Подтверждением этому является статья о Бунтовой Ирине Афанасьевне в Оренбургской Пушкинской энциклопедии, вышедшей в свет в 1997 году (автором большинства статей этого фундаментального научно-справочного издания является Р.В. Овчинников).

В сноске статьи о Бунтовой в качестве послуживших для нее источников указана и “Духовная роспись прихожан церкви крепости Нижне-Озерной” за 1773 год. Ошибка Овчинникова, им не устраненная, попадает и в работы других историков, литературоведов, вполне доверяющих и выводам своего коллеги – видного специалиста, пользующегося заслуженным авторитетом и уважением. Вот и И.Ф. Смольников в своей прекрасной по содержанию и оформлению книге “Путешествие в Оренбург” (М., 1991), рассказывая о поездке Пушкина, приводит в книге сведения о Бунтовой, почерпнутые им в работах Овчинникова. Этим же грешат и некоторые другие исследователи и журналисты. Истины ради надо внести поправки и биографические сведения о Бунтовой (Бородулиной) Ирине Афанасьевне.

Что же касается того, что порушился лирический образ 13-летней девочки-подростка, видевшей штурм крепости и самого Пугачева, вышедший из-под пера Овчинникова, то это никоим образом не принижает личность и образ старой казачки – собеседницы Пушкина. И если это была именно Ирина Бородулина, то ей и так многое было известно и от отца, воевавшего в отрядах Пугачева, и от матери. Полагая, что это она впоследствии вышла замуж за казака Бердской слободы Бунтова и жила в слободе, то она знала о давних событиях от мужа и его родителей, слободских жителей.

Во все времена были люди, которые становились хранителями народной памяти. Одаренные от природы, они были прекрасными рассказчиками, владеющими живой и образной речью. Успех А. С. Пушкина и был в том, что таковою и являлась встреченная им старая казачка. И не случайно, прощаясь с нею, великий поэт подарил ей золотой червонец.

Завершая, должны сказать, что имеющиеся различия в возрасте вдовы Ирины Бунтовой и Ирины Бородулиной должны побудить исследователей продолжить поиск новых документальных свидетельств, которые могут прояснить это несоответствие, позволят окончательно выяснить, является ли Ирина Бунтова той, что в девичестве носила фамилию Бородулина. И если это так, то в переписи 1816 года возраст ее был завышен на 6 лет, соответственно при встрече с поэтом ей исполнилось 66 лет.

К сожалению, мы не занимались подробно исследованиями пушкинского “пугачевского цикла” и нам неведомо, чем было обусловлено то, что Пушкин в том же письме к своей жене указал 75-летний возраст своей собеседницы. Говорила ли она о своем возрасте поэту, называя эту конкретную цифру? Это важно. Потому что, если это был истинный возраст “старухи из Берды”, то Ирина Афанасьевна Бородулина ею быть не могла, так как на тот момент ей исполнилось только 66 лет.

И далее вновь ряд вопросов. Могла ли старая казачка ошибаться в исчислении своего возраста на 10 лет? Какая была корысть прибавлять себе года и объявлять, что 12-13-летней девочкой была очевидицей давних событий “пугачевщины”? Думаем, что загадка “старухи из Берды” ждет еще своего разрешения.

Источник: Вечерний Оренбург № 05 от 29 января 2004