Лагерь самозванца в Берде и безнадежное положение дел в Оренбурге.— Спасение этого города.— Секунд-майор Зубов занимает Бердскую слободу.— Атака и штурм Каргалы, 1-го апреля. — Трофеи, отбитые батальоном 25-й легкой полевой команды.
День 22-го марта, ознаменованный взятием Татищевой крепости, круто повернул дела, которые до этого дня казались безнадежными. Ошалелый от ужаса Пугачев, как известно уже, только сам-пят или сам-четверт прискакал сломя-голову в Бердскую слободу, служившую ему главным становищем под осажденным Оренбургом.
Примечание «Бердской слободы»: Сам-четверт и сам-пят (устар). – вчетвером или впятером включая того, кто говорит или о ком речь.
Семь верст расстояния отделяли от города эту слободу, названную самозванцем «Москвою». Занесенная снегом пустыня, лежавшая между ними, была на громадном пространстве изрыта конскими следами, которые каждый день обновлялись. Глубокие буераки служили естественными укреплениями Берде, и вступить в нее возможно было не иначе, как только перебравшись через большой овраг. По вечерам вся слобода, наполненная разгульною ватагой пугачевцев, сверкала огнями, которые горели во всех избах. Шум и крики раздавались везде. На улицах толпилось множество народа, между которым толклись и казаки, и мужики, и каторжные, и разные инородцы, и пленные солдаты, и множество молодых женщин, крестьянок, казачек и татарок, из которых одни шли охотой, другие неволей, и между последними было много «девиц благородного дворянского сословия». Изба, стоявшая на углу перекрестка, называлась «дворцом» и служила «главною квартирой» самому Пугачеву. У ворот ее всегда стояли часовые, две пушки и несколько сорока-ведерных винных бочек. С крылечка этой избы самозванец, в высокой собольей шапке с золотыми кистями, одетый иногда во фрак со звездою и андреевской лентой, при кортике[1], а чаще в богатый казацкий кафтан алого цвета, расшитый позументом, говорил народу речи, поил «зеленым вином» своих «верных детушек» и пригоршнями швырял в народ медные деньги.
Примечание «Бердской слободы»: Авторский текст оставлен без изменений, старая (дореволюционная) орфография приведена к современному виду.
А в несчастном Оренбурге, в это же самое время, тщетно и бесполезно гремела с высоты валов артиллерия, доставляя только генерал-поручику Рейнсдорпу печальную возможность высчитывать со всею аккуратностью, сколько и каких именно снарядов выпущено вчера и сегодня.
«Сия осада, говорит Пушкин[2], по неосторожности местного начальства, была гибельна для жителей, которые терпели голод и всевозможные бедствия. Жизнь в Оренбурге была самая несносная. Все с унынием ожидали решения своей участи, все охали от дороговизны, которая, в самом деле, была ужасна».
По свидетельству другого историка[3], пуд муки стоил более ста рублей серебром! Войска и жители питались падалью, хворостом и глиной. Обыватели совсем уже привыкли к ядрам, залетавшим на их дворы. Даже приступы пугачевцев уже не привлекали общего любопытства. Все дороги были отрезаны. Ежедневно выезжали из города небольшие партии перестреливаться с вражьими наездниками, но в этих перестрелках перевес обыкновенно оставался на стороне пугачевцев, «сытых, пьяных и доброконных»[[4]]. Тощая городовая конница не могла их одолеть. Иногда выходила в поле и наша голодная пехота, но глубина снега мешала ей действовать удачно против рассеянных наездников. Артиллерия в поле вязла и не двигалась по причине изнурения лошадей.
«Таков был образ наших военных действий, с горечью восклицает историк:— и вот что оренбургские чиновники называли осторожностью и благоразумием!»[5]
Так тянулось дело до 23-го марта. Это был день воскресный, который принес с собою «воскресение» и для Оренбурга. Летописец называет его «самым знаменитым и благополучным днем за все время осады», благодаря следующему обстоятельству: в это г день утром пробрался в Оренбург служивший у Пугачева сотник Логинов, сын яицкого войскового старшины. Этого Логинова тайным образом прислал сюда из Берды старшина Шигаев, «один из главноначальствующих у Пугачева», или как называет его Рычков, «первый ныне начальник».
Этот «первый начальник», поручил Логинову уведомить Рейнсдорпа, что Пугачев вчера вечером (22-го марта) только сам-четверт прискакал в Берду после погрома под Татищевой и сейчас же «объявил поход», т.е. снятие осады, вследствие чего все сообщники его спешно стали «убираться на воза». Но Шигаев, в надежде уберечь от казни собственную свою голову, стакнулся с несколькими казаками, чтобы захватить Пугачева, связать его и доставить в город, — так вот, если, мол, господину коменданту угодно тотчас же заполучить Пугачева живьем в свои руки, то пусть он немедленно же подаст о том в Берду сигнал условными тремя выстрелами из орудий. Казалось бы, теперь-то вот и настал вожделенный конец не только осаде, но и всем бедствиям, раздиравшим Заволжье и Яик; но что же делает Рейнсдорп? Он целые два часа медлит в нерешительном раздумье — подать, или не подавать ему страшный сигнал в Берду? А между тем время ушло, а вместе со временем ушел и самозванец. До Рейнсдорпа только к вечеру дошли известия, что Пугачев был уже связан вместе с каторжником Хлопушей, но ничем неизвинительное промедление господина коменданта сделало то, что преданные Пугачеву и Хлопуше заводские крестьяне с яицкими казаками, проведав о судьбе, постигшей самозванца и его любимого приспешника, силой отбили обоих злодеев и развязали их, после чего Пугачев захватил с собою десять лучших орудий и пошел «наутек» во главе двухтысячного отряда.
Эта нерешительность Рейнсдорпа отозвалась несколько времени спустя слишком дорогою ценой и правительству, и русскому народу, и войску, а вместе с войском и одной из легких полевых команд, (№ 1 -го), которая была одною из родоначальниц полка Ямбургского.
Подав запоздалый сигнал в то время, как оренбуржцам стало уже известно, что Пугачев бежал, и они целыми толпами повалили вон из города за хлебом, Рейнсдорп после полудня послал секунд-майора Зубова с 8-ю легкой полевой командой и несколькими казаками занять Бердскую слободу.
Пугачевская «Москва» была занята ими без сопротивления. Зубов забрал там более пятидесяти пушек и мортир, из которых восемнадцать орудий отправлены в тот же день в город, со всеми принадлежностями и пороховыми ящиками. Во дворе Пугачева нашли семнадцать бочек медной монеты, которой Зубов насчитал слишком на 1,700 рублей. Кроме того, он захватил более тысячи человек пленных, бежавших от Пугачева и, в чем главная его заслуга, доставил десятидневный провиант по крайней мере пятнадцати тысячам человек из беднейших городских обывателей, которые, буквально, умирали от голода[6].
Оренбург ликовал. Церковные колокола радостно гудели на всю окрестность, призывая народ к благодарственным молебствиям за избавление от шестимесячной осады. И старый, и малый благословляли имя Голицына и его войско. Рейнсдорп писал ему, поздравляя с победою и называя спасителем Оренбурга[7]. В город отовсюду стали подвозить запасы. Настало изобилие. 26-го марта Голицын приехал в Оренбург и был с неописанным восторгом принят целым городом.
Разъезды полковника Хорвата преследовали Пугачева еще из под Татищевой, но ему удалось-таки увернуться от их бдительности. Оставя Берду, он бежал к Самарскому городку, сжег по дороге татарскую слободу Каргалу[8], и забирал на пути своем, где только мог, новых сподвижников. Он рассчитывал, что Голицын из под Татищевой направится прямо на выручку Яицкого городка, и потому думал, что успеет из городка Самарского вернуться в Берду и овладеть внезапно Оренбургом. Но он ошибся в расчете. Голицын, сведав об обратном движении самозванца, пошел к нему на встречу и столкнулся с ним в Каргале.
Сделав 30-го марта усиленный переход до Чернореченской крепости, отряд князя Голицына, следуя лугами и по льду озер да по речке Сакмаре, вступил 31-го числа в Берду, которая еще накануне была занята авангардною кавалерией Хорвата. Тут-то и было доставлено Голицыну известие, что силы Пугачева расположены в Каргале и Самарском городке, и что в это короткое время он успел усилиться новою «сволочью», число которой простирается до пяти тысяч. Голицын, как известно уже, съездил отсюда в Оренбург и возвратился в тот же день в Берду, приведя с собою повое подкрепление своему отряду, которое состояло из небольшого числа пехоты, сводного эскадрона легких драгун 6-й и 8-й полевых команд и около трехсот казаков. Понимая, что прежде всего не следует давать самозванцу ни малейшей возможности усиливать свою толпу, Голицын решился немедленно атаковать его всеми своими силами в Каргале.
1-го апреля, в час ночи, отряд князя выступил из Берды тремя колоннами. Разъезды наши дали знать, что Каргала занята незначительным отрядом; но в то самое время как князь подходил к этой слободе с одной стороны, самозванец успел пробраться в нее с другой, со всеми своими силами. Он вступил в слободу несколько ранее, чем показался в виду авангард князя, и потому думал, что голицынский отряд если не отдыхает еще в Татищевой, то, наверное, должен бы потянуться к Яицкому городку.
Местность около Каргалы весьма неудобна для атаки. Она вся изрыта рвами, изрезана оврагами и вообще пересечена разного рода теснинами. В самую слободу вел один только доступ, через узкий проход, где можно было атаковать лишь незначительною частью войск. Против этого дефиле пугачевцы выставили батарею из семи орудий.
Остановись с отрядом в виду Каргалы, князь Голицын вызвал вперед сводный батальон 24-й и 25-й легких команд подполковника Аршеневского и батальон капитан-поручика Толстого. Этим двум батальонам была предоставлена честь атаки и штурм Каргалы. Они спешно двинулись вперед, проходя узким фронтом теснину, под огнем неприятельской батареи и дружно, одним стремительным натиском на орудия заставили противника отступить. Он вышел из Каргалы и спустился на реку Сакмару, надеясь добраться до Самарского городка и прикрывая артиллерийским и ружейным огнем свое отступление.
Каргала была взята и занята батальоном Аршеневского. Кавалерия пустилась преследовать противника и гнала его до Самарского городка, ворвавшись туда, что называется, на хвосте неприятеля. Поражение было полное, но сам Пугачев опять-таки успел ускользнуть по дороге в Пречистенскую крепость.
В этом деле он потерял без остатка все свои наличные силы. Убито у него 400 человек, 2,800 взято в плен, и между последними были захвачены все первые старшины его войска: Падуров, Горшков, Жилкин и проч.
Мы отбили девять орудий и знамя Симбирского батальона, захваченное Пугачевым у полковника Чернышева, когда тот был предательски заведен в ловушку, где и погиб со всеми офицерами. Кроме того, мы отняли несколько белых знамен Пугачева, весь обоз его «армии», большие запасы фуража и провианта; словом — поражение было полное и, казалось бы, окончательное, но….
Но недолго оно таким казалось.
Сноски:
[1] Мордовцев, «Самозванцы и понизовая вольница», т. I. Стр. 83.
[6] Военно-Ученый Архив, №104 (А). Рапорт на Высочайшее имя генерал-поручика Рейнсдорпа, от 8 апреля.
[7]Пушкин гл. V, стр. 60. Письмо Рейсдорпа к Голицыну от 24 марта 1774 года
[8] Каргалинская или Сеитовская слобода лежит в 20-ти верстах от Берды и в 18 верстах от Оренбурга
Источник: История 14-го Уланского Ямбурского Её Императорского Высочества Великой Княжны Марии Александровны полка Документальное описание боевых действий полка и знаменательных исторических событий, связанных с ним, за период 1771 – 1871 годов, 1873 год, СПб, стр. 57-63
Когда вы первый раз заходите с помощью соцсетей, мы получаем публичную информацию из вашей учетной записи, предоставляемой провайдером услуги соцсети в рамках ваших настроек конфиденциальности. Мы также автоматически получаем ваш e-mail адрес для создания вашей учетной записи на нашем веб сайте. Когда она будет создана, вы будете авторизованы под этой учетной записью.
Не согласенСогласен
Войти через
Я разрешаю создать мне учетную запись
Когда вы первый раз заходите с помощью соцсетей, мы получаем публичную информацию из вашей учетной записи, предоставляемой провайдером услуги соцсети в рамках ваших настроек конфиденциальности. Мы также автоматически получаем ваш e-mail адрес для создания вашей учетной записи на нашем веб сайте. Когда она будет создана, вы будете авторизованы под этой учетной записью.
