Саракташ: театр освоенных действий. Часть 2

Новая статья Андрея Саблина рассказывает о жизни Саракташа в 30-е годы прошлого века.

Серия: «Новые и малоизвестные факты из истории Саракташа». Выпуск 4.
Публикуется с разрешения автора

Легкая артелерия

Парк имени Ленина недаром назывался «парком культуры». Это был настоящий оазис посреди непролазных саракташских грязей. Многие вещи здесь виделись в ином свете. Особенно бросалось в глаза то, как поистрепались и пообносились саракташцы за время коллективизации и обустройства. Тарелки бились, сбруи рвались, пуговицы терялись, и все это требовало замены и ремонта.

Увлеченное масштабной индустриализацией государство строило тракторные и сталелитейные заводы, а вот до пуговичных и кастрюльных – как-то не доходили руки. Получалась интересная вилка: плоды цивилизации в Саракташ поступали (к 1935 году в селе появились 1 легковая машина и шесть двухтонных грузовиков, а парк МТС насчитывал целых 113 тракторов Челябинского и Сталинградского заводов), а вот за всякой несолидной мелочевкой приходилось побегать. Благо, если было в чем.

Почти в каждом селе находились представители касты кустарей – совершенно особой социальной группы, мало вписывающейся в советский табель о рангах. «Кто кузнечил на селе, кто плотничал, кто хлеб пёк», – рассказывал о кустарных промыслах житель Черкасс Григорий Сергеевич Базаров. Страшно сказать, к 1937 году в Саракташе проживало 194 «единоличника-кустаря, не связанных с сельским хозяйством». Мастеровитые и самодостаточные мужики не были ни колхозниками, ни пролетариями, ни совслужащими. С одной стороны – осколок проклятого царизма, с другой – отправь его на Соловки, и останешься без порток.

Махровые индивидуальные предприниматели в ту пору Государство откровенно раздражали. Зарабатывали они неприлично много, да еще и живыми деньгами на фоне повсеместно принятых трудодней, налоги, если и платили, то непонятно – все ли, а главное, ломали картину тотального единообразия, столь тщательно создававшуюся в стране. Кустарей необходимо было как-то объединить, осоветить и под звонкий бой пионерских барабанов маршем отправить догонять самоё Время.

К середине тридцатых годов решение было найдено. Тяжелым буржуазным наследием решили заткнуть зияющие дыры легкой промышленности. Саракташских кустарей объединили в артели и подчинили специально созданному облпромсоюзу. Так в Саракташе появилась «легкая артелерия», модернизированная кооперация мастеровитых людей, вмиг охваченная «соцсоревнованием, социалистическими методами труда, стахановским движением и ударничеством».

Артели делились на два вида: сельскохозяйственные и промысловые. В задачу последних входило

«производство ширпотреба, бытовое обслуживание, выполнение разнообразных подрядов для заводов и учреждений, где у артелей либо не было конкурентов, либо они действовали неэффективно».

Ко второй половине 30-х годов в Саракташе утвердились три кустарно-промысловые артели: промартель «Путь к победе»[1], артель инвалидов «Красный партизан» и товарищество «Пищепром». Товарищество отличалось от артели тем, что в нем, по Уставу, весь инвентарь являлся личной собственностью его членов, а в артели необходимое оборудование появлялось по разнарядке вышестоящей организации.

«Красный партизан» был достаточно крупным предприятием. В нем работало несколько цехов: квасной, пошивочный, сапожный, шорный, ситодельный, столярный. Кроме того, «партизаны» оказывали саракташцам парикмахерские услуги, владели собственным фотоателье и несколькими точками общепита. «Пищепром» занимался выпечкой хлеба и торговлей продуктами питания, поставляемых с личных подворий членов товарищества.

Твердых зарплат в артелях не существовало. В фонд оплаты труда направлялись 25 процентов от сверхплановой прибыли, которые делились по работникам строго по факту выработки. Такой подход являлся слабым стимулом для людей, обладающих предпринимательской жилкой: случаи оплаты «мимо кассы» в карман парикмахера или фотографа были обыденным делом.

Именно этим артели и были привлекательны: изгнание из рядов кооператива служило самым страшным наказанием для провинившихся, а за воротами ситодельного цеха всегда стояла масса желающих приобщиться к «вынужденному придатку социалистической промышленности».

Впрочем, провиниться по-настоящему артельщикам было крайне сложно. Они цепко держались друг за друга, гробя круговой порукой весь здравый смысл, заложенный в пролетаризацию кустарей. «Нет культурного обслуживания членами артели, отсутствует дисциплина по цехам, среди членов недостаточная борьба с прогулами, нет достаточного контроля за учетом средств, имеется дебиторская задолженность», – какой протокол отчетного собрания «Красного партизана» не открой, практически, везде будет пару страниц, исписанных мелким почерком, о безобразиях, творящихся на производстве.

При этом артельщики постоянно требовали от областного руководства новых и новых фондов. То на оплату культработников, то на командировки для изучения опыта, то на «открытие новых промыслов – веревочного, салогонки и мыловарения». Но поскольку иных способов легитимного «источника удовлетворения растущих потребностей трудящихся» не существовало, с артелями приходилось мириться. Фонды выделялись, командировки погашались, новые промыслы открывались – артели чувствовали себя хорошо, чего нельзя было сказать о результатах их бурной деятельности.

Зато артели активно участвовали в покупке государственных облигаций очередного займа, оказывали помощь селу в благоустройстве, строили сами и тут же «в виду финансовых затруднений» продавали построенное нужным людям. В общем, какой-никакой баланс существовал, да и со своими прямыми задачами артели худо-бедно справлялись: сапоги тачались, рубашки шились, фотографии печатались, квас разливался.

Саракташские артели станут одним из инструментов ощутимого снижения дефицита в 30-е годы прошлого века, а позже превратятся в мелкие отраслевые производства и государственные организации по оказанию бытовых услуг населению. Не раз партийные чиновники, отвечавшие за оптимизм в Саракташе, снимали сшитую артельщиками шляпу перед их безалаберным, но необходимым трудом.

Осталось последовать их примеру: памятник артельщику в Саракташе ждет своего счастливого часа.

По поселочной дороге…

В 1935 году село Саракташ вознамерилось стать поселком. «По числу душ, населения, а также земельной площади 2076 га, на которой застроено жилыми домами 207 га, сельсовет вполне имеет право претендовать на перевод из сельского совета в поселковый совет», – писал председатель сельсовета Макаров. Как новичок за ломберным столом, он добросовестно перечислял все козыри, розданные ему райпланом:

По Саракташскому сельсовету имеется 7 единоличных хозяйств, механическая мельница, масло-сыровареный завод. Из предприятий выработки строительного материала имеется кирпично-черепичный завод. Имеется одна промартель «Путь к победе» и другие производства, как то: элеватор, электростанция, депо железной дороги, МТМ, МТС. Имеются и другие организации, которых насчитывается 53.

Аргументы сельсовета в этом же году дополнило областное статуправление:

Размер грузооборота станции Саракташ составил в 1934 году 441 тонну. Важнейшие грузы по прибытию – нефть, хлеб. По отправлению – хлеб. Для автогужевого транспорта имеется Преображенский тракт областного значения. Районный центр имеет с Оренбургом телеграфно-телефонную связь непосредственно. В селе есть свой радиоузел, издается районная газета тиражом 2000 экземпляров.

Старожил Саракташа С. Варламов уверял, что к 1935 году Саракташ насчитывал 2561 жителя. Сельсовет (пока еще сельсовет) приводит более точную цифру: 5425. Население села росло настолько быстрыми темпами, что январские и декабрьские замеры одного и того же года отличались друг от друга так же кардинально, как Карл Маркс от Бен Ладена.

31 октября 1935 года на Пленуме Саракташского сельсовета было принято обращение к райисполкому с просьбой «организовать в Саракташе поселок и поселковый Совет». В качестве дополнительного стимула для скорейшего принятия верного решения было обещано построить в райцентре пекарню, кондитерское и корзинное производство, завод безалкогольных напитков, бондарный и кожевенный цеха, еще одну механическую мельницу, расширить электростанцию и увеличить пропускную способность бани до 50 человек, заодно пристроив к ней прачечную.

Райисполком принял обращение сельсовета к сведению и… взял паузу. То ли сработал принцип «сначала баня, потом поселок», то ли районное руководство изучало и прорабатывало, как водится, в таких случаях, вопрос с политической точки зрения, но в 1937 году председатель сельсовета вновь поднимет вопрос о смене сельского статуса Саракташа на поселковый.

В течение этих двух «молчаливых» лет сельсовет не сидел, сложа руки. В 1935 году в центре «сада общественного пользования» был открыт памятник В. И. Ленину. В построенный дом №99 по Депутатской улице заселились отделения НКВД и рабоче-крестьянской милиции со штатом 13 человек. Была организована пожарная команда, имевшая собственную каланчу. В селе появился Дом обороны, получивший два планера для создания кружка планеристов. На усадьбе Саракташской МТС завершилось строительство клуба на 150 человек.

Открытие собственного клуба красноречиво говорит о том, что МТС, несмотря на служение бездушному технологическому железу, резко выделялось в культурном плане на общем фоне. В руках государства МТС играло роль важнейшего инструмента в борьбе за перевоспитание многомиллионного крестьянства, с которым работники машинно-тракторной станции вступали в непосредственный контакт. Соответственно, и самые деятельные парторги, и самая свежая литература поступали в МТС в первую очередь.

Известно письмо, написанное в 1935 году бригадиром тракторной бригады Саракташской МТС Андреем Максимовичем Богачевым Михаилу Шолохову по поводу выхода третьего тома «Тихого Дона»:

«Вы совсем молодой пролетарский писатель! Но среди рабочих, колхозников и особенно среди трудящейся молодежи Вы имеете большой авторитет в нашей Саракташской МТС. Ваши рассказы, повести и романы написаны мастерски и особенно мастерски художественно оформлены».

Трудящаяся молодежь Саракташской МТС и сама становилась героем книг. В 1935 году специальный корреспондент газеты «Оренбургская Коммуна» Константин Рудов создал серию очерков «о работе Саракташской мастерской в самый ответственный период ремонта тракторов». Через год эти очерки послужат основой для выпущенной Оренбургским книжным издательством книги «Завод в степи». Опыт Саракташской МТС широко тиражировался в области: 1936 год стал «первым стахановским годом» ударного труда.

Строительство поселка в 1936 году также шло ударными темпами. В 1936 году образованы плодпитомник, Саракташский лесхоз на 10 тысяч га и открылась районная больница на 20 коек. На улице Первомайской в трех классных комнатах заработала колхозная школа по подготовке полеводов, животноводов, счетоводов и кузнецов для сельскохозяйственных артелей. На пристанционном участке построили саманно-деревянную нефтебазу, исправно справлявшуюся с теми задачами, которые были возложены на ее возведенные хозспособом плечи.

В 1935 году в Саракташ была переведена база ликвидированного бузулукского театра. В Оренбурге существовало пять зональных передвижных театров, официально объявленных одним из фронтов идеологической борьбы. О высоком художественном уровне речи не шло, основным показателем успешной работы «бродячих артистов» становился «критерий социально-политической значимости». Зона обслуживания колхозным театром была достаточно широка, однако качество спектаклей оставляло желать много лучшего.

После нагоняя, полученного Саракташским государственным совхозно-колхозным театром № 5 от союзной прессы, было принято решение укрепить руководство труппой и саму труппу более подготовленными артистическими работниками из Бузулука. Театр укрепили худруком и дали время на борьбу с социально-политическими недостатками репертуара. Через год смотреть на результаты творческого эксперимента приехали областные руководители:

Репертуар состоял из 4-х пьес – «Шестеро любимых», «Жизнь зовет», «Знатные ребята», «Не все коту масленица». Удовлетворительное качество отмечалось только у двух последних. Кроме них, театром проводилась программа «малых форм» – скетчи, частушки, оратории, вокальные и хореографические номера. Обследование показало, что, с точки зрения идейно-художественной устремленности, четкой репертуарной линии у театра нет.
В составе труппы – 12 человек, которые разделились на две группы – одна, со стажем, «болеет зазнайством», другая – «самовлюбленный молодняк». Художественного руководителя не было, его обязанности выполнял режиссер Шумский. У театра нет оборудованной сцены, актерских уборных, помещений для репетиций. Бытовые условия неудовлетворительные, для актеров местные организации не выделили квартиры. В театре не работал местком.

Проверяющие пришли к выводу, что «переброска театра не была продумана, местные организации не уделяли театру достаточного внимания, все это привело к складыванию нездоровой атмосферы в коллективе». Проблему упадка государственного совхозно-колхозного театра №5 решили драматургически просто. Театр сменил декорации, перебравшись в 1936 году из Саракташа в Шарлык, где и продолжил свою работу, давая «не только зрелище, но и разворачивая вокруг него самую широкую просветительскую работу».

На месте осиротевшей «базы колхозно-совхозного театра» по улице Крупской появился звуковой кинотеатр имени Чапаева, «просветительскую работу» с которым разделили открывшаяся, по свидетельству Михаила Мефодьевича Чумакова, библиотека, книжный магазин и школьные учителя. В помощь им и для решения проблемы нехватки педагогов в образовательной и массовой школах в Саракташе начал свою работу консультпункт оренбургского пединститута.

На своем затянувшемся поселочном пути село не переставало преподносить новые и новые сюрпризы. В 1936 году, накануне второй попытки стать поселком, в 7 километрах от Саракташа нашли огромные залежи алебастра. Геологи признали найденное сырье высококачественным, и в планах социалистических строек Оренбуржья появился саракташский алебастровый завод по переработке 40 тысяч тонн алебастра в год.

Болезни роста не замедлили сказаться на качестве коммунальной инфраструктуры. Она просто не поспевала за темпами развития села.

«Колодцы перенасыщены известью, вода, как таковая, для питья непригодна, плюс к тому не обеспечивает потребности спроса воды со стороны и населения и предприятий. Необходимо провести водопровод».

Кроме того планировалось провести масштабное озеленение улиц райцентра и поставить на поток строительство жилых домов, поскольку «в каждом дому живут 2-4 семьи». Вновь и вновь председатель сельсовета товарищ Макаров говорил о том, что «Саракташ имеет тяготение реорганизоваться из сельского в поселковый Совет», но чем больше была сила этого «тяготения», тем сильнее равнялась ему сила молчаливого противодействия райкома. И надо отдать должное товарищу Макарову и его тогдашним коллегам, бросившим вызов суровым законам политической физики. В 1937 году вопрос о смене административного статуса Саракташа был поставлен заново.

[1] В записке Саракташского Райплана за 1935 год указывалось, что промартель «Путь к победе» имеет цеха: кузнечный, слесарный, сапожный, швейный, пимокатный, морожено-квасной, колбасный, кондитерский, музыкальный, гончарный, а также столовую, парикмахерскую и часовую мастрескую. Эти цеха были разбросаны по всему Саракташскому району.

Все статьи по теме: