Интересный фрагмент из книги “Над «пугачевскими» страницами Пушкина” известного пушкиниста Р.В. Овчинникова, к котором рассказывается о посещении в 1833 году Пушкиным Берд и истории казака Ситникова, в доме которого находилась ставка Пугачева, известная, как “государев дворец” или “золотые палаты”.

Дом Смолиных в Бердской слободе, на месте которого стояла изба казака Константина Ситникова, где с ноября 1773 по март 1774 годов находился «государев дворец» Пугачева. Фотография С.А. Попова, 1976 г.

Дом Смолиных в Бердской слободе, на месте которого стояла изба казака Константина Ситникова, где с ноября 1773 по март 1774 годов находился «государев дворец» Пугачева.

В семи верстах к северо-востоку от Оренбурга на угористом берегу Сакмары-реки стоит старинное казачье селение Бердская слобода (Берда) — место, памятное по отечественной истории и литературе. Пушкин, рассказывая о происходивших тут событиях Пугачевского восстания, назвал Берду мятежной слободой.

«Мятежная слобода» — так называется глава одиннадцатая пушкинской повести «Капитанская дочка», где рассказывается о встрече прапорщика Гринева с Пугачевым в Бердской слободе.

Здесь с ноября 1773 по март 1774 г. располагалась главная ставка Емельяна Пугачева. Отсюда водил он свои отряды на приступы к осажденному Оренбургу, а его атаманы отправлялись в дальние походы к Уфе и Самаре, Челябинску и Гурьеву, Кунгуру и Казани. В Бердской слободе действовала Военная коллегия восставших, отсюда рассылались пугачевские манифесты, сулившие трудовому народу вечную волю и землю. Название «мятежной» Бердская слобода заслужила и потому, что подавляющее число бердских казаков верно служили Пугачеву. Очевидец восстания известный ученый П.И. Рычков писал, что «тутошние все были ему [Пугачеву] приклонны».

В те времена пугачевская столица Берда насчитывала всего лишь до сотни дворов с таким же числом казачьих семей в них. Защищенная с запада рекой Сакмарой, а с юга, со стороны Оренбурга, огромным буераком, слобода обнесена была обветшалым бревенчатым тыном и рогатками, а на углах крепости и в проезжих ее воротах стояли пушки.

19 сентября 1833 г., 60 лет спустя после начала Крестьянской войны, в Бердскую слободу приезжал Пушкин, слушал рассказы стариков, знавших Пугачева, предания и песни о нем, сохранившиеся в памяти потомков участников восстания, осматривал места былых укреплений и боев. Материалы о Пугачевском восстании, собранные поэтом во время путешествия в и и, в частности, при посещении Бердской слободы (записи, сделанные на отдельных листах и в дорожной записной книжке), опубликованы во второй книге девятого тома Большого академического издания Сочинений Пушкина (IX, 492—497). Среди этих материалов напечатана заметка, внесенная Пушкиным в записную книжку при посещении Бердской слободы, где упомянут казак, в доме которого в свое время квартировал Пугачев (IX, 493).

Публикация этой заметки в печати имеет свою историю. Впервые ее напечатал профессор П.О. Морозов в 1903 г. в таком виде: «В Берде Пугачев жил в доме Константина Ситникова». Четверть века спустя известный пушкинист Л. Б. Модзалевский опубликовал этот текст в несколько ином чтении, переделав имя Ситникова с «Константина» на «Кондратия»; так же он был воспроизведен им и в сборнике «Рукою Пушкина», вышедшем в свет в 1935 г. Предложенное Модзалевским чтение было принято редакцией Большого академического издания Сочинений Пушкина. Во второй книге девятого тома издания, вышедшей в 1940 г., текст передан так: «В Берде Пугачев жил в доме Кондр[атия] Ситникова», а в примечании указано, что слово «Кондратия» написано Пушкиным взамен зачеркнутого им «Карпа» (IX, 493). В последующих изданиях Сочинений Пушкина текст данной заметки печатался так, как он был опубликован в академическом издании.

Оренбургский краевед С.А. Попов, собирая биографические материалы о казаках — собеседниках Пушкина, обнаружил в Оренбургском архиве ревизскую перепись казаков Бердской слободы за 1834 г. (VIII ревизия) и среди них запись о 50-летнем Карпе Ситникове и его семействе. Из этого следует, что Карп Ситников был современником Пушкина и, вероятно, очевидцем его приезда в Бердскую слободу 19 сентября 1833 г. Важно и то, что в ревизской переписи этот казак записан полным его именем «Карп Константинов Ситников», что дало возможность установить имя его отца — Константин Сит­ников. Исходя из этого, С.А. Попов выдвинул обоснованное предположение, что в пушкинской заметке назван не «Кондратий», а Константин Ситников. Предположение подтвердилось при обращении к факсимиле соответствующей страницы записной книжки (IX, вклейка между с. 492 и 493), где сокращенно написанное имя старшего Ситникова читается как «Конст[антина]», хотя по начертанию букв допустимо и иное чтение: «Кондр[атия]», что и было принято Л. Б. Модзалевским, а вслед за ним и другими пушкинистами. Благодаря обнаруженным С.А. Поповым документам неопровержимо устанавливается, что в записи Пушкина речь идет о Константине Сит­никове и что текст этот должен читаться так: «В Берде Пугачев жил в доме Константина Ситникова», как и напечатал его в свое время П. О. Морозов.

Находка С.А. Попова послужила отправным импульсом к разысканию материалов для биографии Константина Ситникова и истории его дома — «государева дворца» при Пугачеве. Прежде всего предстояло установить происхождение пушкинской записи о доме Ситнико­ва. Кто был информатором Пушкина?

Оренбургский краевед С.Н. в 1899 г. со слов 77-летней казачки Акулины Тимофеевны Блиновой (урожденной Мордвинцевой) записал ее воспоминания о пребывании Пушкина в Бердской слободе 19 сентября 1833 г. Помнилось ей, что день тот был теплый и ясный. Она сидела у дома старой бердской казачки Бунто­вой, нянчившей детей. К ним подошли двое в штатском, «один высокий, другой пониже — курчавый» (это и был Пушкин). Блинова рассказывала, что «у него лицо белое, а губы большие, толстые; да уж очень меня занял ноготь на пальце — длинный, предлинный, у нас таких и не носят». Пушкин его спутник попросили «показать дом, где жил Пугачев». повела их. «Дом этот стоял на Большой улице, на углу, на красной стороне …

«На красной стороне», т.е. обращенный фасадом к юго-востоку, к восходу солнца: «…солнце утром входит в избу передними, красными окнами». (Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 1955, т. 2, с. 187).

Он был на шесть окон. Со двора открывался чудесный вид на Сакмару, озеро и лес. Сакмара подходила совсем близко ко дворам. Курчавый господин похвалил место, говорит: — „Прекрасное!”» Потом, вспоминала Блинова, Пушкин с «высоким господином» пошли от бывшего пугачевского «дворца» вниз по улице к Сакмаре Старая казачка Бунтова, современница Крестьянской войны, в юности хорошо знала Пугачева, даже приносила ему вместе с жителями Нижне-Озерной крепости присягу в верности. Вероятно, и сообщила Пушкину, что дом, в котором 60 лет назад жил Пугачев, стал принадлежать Карпу Ситникову. С ее слов Пушкин и сделал в дорожной книжке запись: «В Берде Пугачев жил в доме Карпа Ситникова». Изменение имен в этом тексте (над зачеркнутым «Карпа» написано «Конст[антина]») произошло после того, как Пушкин установил от собеседников, возможно от самого Карпа Ситникова, что в пугачевское время дом этот принадлежал Константину Ситникову. Эти сведения подтвердились анализом текста «Капитанской дочки», свидетельствами очевидцев событий 1773—1774 гг., воспоминаниями современников Пушкина и данными других источников, в которых речь идет о «дворце» Пугачева.

Заходил ли Пушкин в дом Карпа Ситникова? Это представляется вполне вероятным. И в этом нельзя, кажется, не убедиться при чтении того места главы «Мятежная слобода» в «Капитанской дочке», где Пушкин словами героя повести Петра Гринева рассказал о его встрече с Пугачевым в «государевом дворце»:

«Нас привели прямо к избе, стоявшей на углу перекрестка… Я вошел в избу, или во дворец, как называли ее мужики. Она освещена была двумя сальными свечами, а стены оклеены были золотою бумагою; впрочем, лавки, стол, рукомойник на веревочке, полотенце на гвозде, ухват в углу и широкий шесток, уставленный горшками,—все было как в обыкновенной избе» (VIII, 346—347).

Нетрудно заметить, что это описание составлено по личным наблюдениям Пушкина,— так, несомненно, выглядел дом Карпа Ситникова в 1833 г. Лишь одна деталь этого описания относится к реалиям пугачевского времени — необычная для обихода казачьей избы вещь — золотая бумага, коей были оклеены стены. Эта деталь, как будет видно ниже, имеет решающее значение для доказательства факта знакомства Пушкина с убранством дома Карпа Ситникова.

Дело в том, что в Оренбурге среди современников Пушкина бытовало предание о «золотом дворце» Пугачева — избе, обитой латунными листами. В 1824 г. посетил чиновник Министерства внутренних дел известный журналист П.П. Свиньин. С памятными местами Оренбурга его знакомили местные литераторы А.И. Крю­ков и П. М. Кудряшов. С их, видимо, слов Свиньин, сам не бывавший в Бердской слободе, писал, что Пугачев имел «свою резиденцию в близлежащем селе Берды, где показывают доселе избу, бывшую дворцом сего разбойника, которую для величия сана своего приказал он обить латуню внутри и снаружи». Приятель Пушкина писатель и этнограф В.И. Даль, служивший в 1833 г. в Оренбурге чиновником особых поручений у генерал-губернатора В. А. Перовского, в воспоминаниях, написанных около 1840 г., сообщал, что он вместе с Пушкиным ездил «в историческую Бердинскую слободу, толковал, сколько слышал и знал местность, обстоятельства осады Оренбурга… Говорил… о бердинских старухах, которые помнят еще “золотые палаты Пугача, то есть обитую медною латунью избу». По приезде в Берду «мы отыскали старуху (прим. это была казачка И.А. Бунтова), которая знала, видела и помнила Пугача. Пушкин разговаривал с нею целое утро, ему указали, где стояла изба, обращенная в золотой дворец».

Кто же был более точен в описании убранства «дворца» Пугачева, Пушкин ли, писавший об обоях из золотой бумаги, или же Свиньин и Даль, сообщавшие об украшении избы обшивкой из латунных листов? Ближе к истине оказался Пушкин. Более того, его данные полностью подтвердились при обращении к документам пугачевского времени, сохранившимся в фондах ЦГАДА. Командир пугачевской «гвардии» (личной охраны Пугачева), сотник яицких казаков-повстанцев Тимофей Григорьевич Мясников на допросе 9 мая 1774 г. в Оренбургской секретной комиссии показал, что после вступления в Бердскую слободу Пугачев поселился в доме казака Ситни­кова и «покой у него был обит вместо обоев шумихою».

А шумихой в разговорном обиходе XVIII—XIX вв. называлось сусальное золото — тончайшая бумага (или пленка) золотистого цвета, изготовленная из двусернистого олова Удалось установить обстоятельства появления золотой бумаги — шумихи в стане Пугачева. В конце октября 1773 г. повстанцы задержали под Орской крепостью бухарский торговый караван и пригнали его в Берду. Среди захваченных товаров (меха, чай, хлопчатая бумага, серебро и др.) было до двух десятков ящиков шумихи. Часть ее была взята для оклейки избы Ситни­кова, а 17 ящиков вместе с другими товарами Пугачев продал за 2300 руб. татарскому купцу Мусе Улееву, которые и хранились в его доме в Каргалинской (Сеитовой) слободе. В начале апреля 1774 г., вскоре после отступления Пугачева из-под Оренбурга па уральские заводы, Муса Улеев был арестован, а найденные у него товары отобраны и перевезены в Оренбург, где и сданы в пограничную таможню.

Пушкин, сообщая в «Капитанской дочке» о золотой бумаге (шумихе), украшавшей стены «дворца» Пугачева, опирался, как видно из сказанного, на достоверный исторический факт сообщенный ему, видимо, Карпом Ситниковым, который основывался в этом случае либо на воспоминаниях детства, либо на рассказе своего отца Константина Ситникова.

Много времени заняли поиски биографических материалов о Константине Ситникове. Предстояло прежде всего найти ответ на вопрос: принимал ли он участие в Пугачевском восстании?

Просмотр 14 фолиантов с документами Оренбургской губернской канцелярии за 1772—1775 гг. (дела канцелярии губернатора И.А. Рейнсдорпа) в ЦГАДА не дал сведений о Ситникове. К тому же привело изучение материалов Секретной экспедиции Военной коллегии и во­енно-походных канцелярий генералов А.И. Бибикова, П.М. Голицына и Ф.Ф. Щербатова за 1773—1774 гг., хранящихся в ЦГВИА Были просмотрены десятки протоколов показаний пленных пугачевцев в делах Оренбургской секретной комиссии за 1774 г., где хотя и нашлись допросы нескольких бердских казаков, однако и среди них не было свидетельств о Константине Ситнико­ве. А может быть он и не был пугачевцем, а его имя причастно к восстанию лишь только тем, что принадлежавший ему дом стал «дворцом» Пугачева? Но даже если бы это предположение оказалось верным, поиски биографических данных о Ситникове (даты жизни, прохождение службы и др.) следовало продолжить. И настойчивые поиски вознаградились находкой документов, устанавливающих участие Ситникова в Пугачевском движении.

В материалах Оренбургской секретной комиссии сохранился «Список важных колодников», в котором с октября 1773 г. губернская канцелярия в Оренбурге фиксировала данные о захваченных в плен, а также о явившихся с повинной пугачевцах. В списке начиная с 23 марта 1774 г., с того дня, в который Пугачев оставил Бердскую слободу, стали встречаться имена бердских казаков, пригнанных под конвоем в и заключенных в городской острог. 23 марта в список внесены, в частности, бердские казаки: урядник Андрей Белогла­зов, рядовые Яков Перов, Николай Копытин, Дмитрий Тумин, Трофим Блинов; 25 марта — Иван Черемухин, Яков Блинов; 27 марта – Дмитрий Цаплин и т. д. И вот, наконец, на обороте л. 56 списка запись № 292, сообщающая, что 3 мая 1774 г. в оренбургский острог был заключен «бердинской казак Костентин Ситников», который «прислан от подполковника Могутова, пойманной при разбитии злодейской толпы неподалеку от Переволоцкой крепости, на степи, которой показал, что он на приступах к здешнему городу и на сражениях с высылаемыми отсель командами обще с протчими раз­бойниками был».

Судя по этой предельно скупой записи, Константин Ситников принимал активное участие в боевых операциях пугачевцев под Оренбургом.

Следует сказать, что, судя по архивным документам второй половины XVIII — падала XIX в., среди жителей Бердской слободы известен лишь один казак по имели Константин Ситников, который, следовательно, был и владельцем дома, где квартировал Пугачев, и участником Пугачевского восстания.

Он оставался в рядах восставших и после того, как Пугачев, разбитый в битве под Сакмарским городком, отступил на уральские заводы. Лишь месяц спустя после этого карателям удалось захватить в плен Ситникова и группу его товарищей в стычке у Переволоцкой крепости, причем взяли их с оружием в руках. Секретная комиссия, прибывшая в 5 мая, не допрашивала Ситнико­ва (как и многих других рядовых пугачевцев), удовлетворившись показаниями, сделанными им 3 мая при заключении в тюрьму, а потом вынесла по ним свое определение о наказании.

В материалах секретной комиссии сохранилось особое дело, в котором собраны ее определения с мая по август 1774 г. При его просмотре найдено определение от 26 мая, по которому решено было «берденских казаков Анисима Трифонова, Емельяна Белова, Егора Полумеркова, Семена Кононова, Костянтина Ситникова и Егора Белоглазова» за то, что они, «дав себя обмануть» Пугачеву, почитали его «истинным государем и слепо повиновались» его повелениям, «пересечь всех при комиссии плетьми нещадно, и потом из-под караула всех освободить, и дав им от комиссии билеты, велеть явиться служащим по командам, а неслужащим в своих жительствах, немедленно». После экзекуции, которая производилась, как было заведено в секретной комиссии, сразу же по вынесении приговора, Ситников вместе с другими казаками-пугачевцами возвратился в Бердскую слободу.

Обнаружение документов, указывающих на участие Константина Ситникова в Пугачевском восстании, означало то, что решена пока лишь часть задачи по воссозданию его жизненного пути. Надлежало установить другие факты его биографии.

Учитывая то, что Ситников к началу Пугачевского движения уже состоял па казачьей службе, а она в то время начиналась с 18 лет, следовало предпринять поиски поименных переписей Оренбургского казачьего войска (куда входили и казаки Бердской слободы) за 1760-е и 1770-е годы.

С этой целью были просмотрены описи и Дела ряда фондов ЦГВИА, связанных с управлением казачьими войсками, в частности, материалы Казачьей экспедиции Военной коллегии, коллекции дел по другим подразделениям коллегии, бумаги фонда вице-президента коллегии Г.А. Потемкина (он с 1774 г. был шефом казачьих войск) и др. Нашлись переписи Яицкого казачьего войска за 1772, 1774 и 1776 гг., но, к сожалению, по Оренбургскому казачьему войску подобных переписей в ЦГВИА не оказалось. Была предпринята попытка найти сведения о Ситникове в периодически составлявшихся в XVIII—XIX вв. ревизских переписях населения Российской империи, учитывавших также и казачество. Но, как выяснилось при обращении в архивы, переписей населения по Бердской слободе за XVIII в. не сохранилось, а в данных VII (1816 г.) и VIII (1834 г.) ревизий по этой слободе Константин Ситников не упоминается.

Неудача в архивных розысках списков Оренбургского казачьего войска и в ревизских переписях казаков Берд­ской слободы не остановила работы по выявлению источников для биографии Константина Ситникова. Решено было просмотреть описи и дела тех фондов ЦГВИА, в которых могли встретиться документы, содержащие сведения об Оренбургском казачьем войске. На одной из последних страниц описи дел канцелярии шефа казачьих войск генерал-фельдмаршала Г.А. Потемкина учтено дело № 305 за 1791 г., в котором, судя по заголовку, находятся формулярные списки старшин Донского, Черноморского, Терского, Астраханского, Сибирского, Уральского и Оренбургского казачьих’ войск.

Особых надежд на то, что в деле найдутся какие-либо данные о Ситникове, не было. Ведь хорошо известно, что формулярные (послужные) списки составлялись на лиц, состоявших в старшинских (офицерских) казачьих чинах. Мог ли бывший пугачевец выслужиться до таких чинов? С другой стороны со времени Пугачевского восстания прошло уже почти два десятка лет, всякое могло быть. В общем дело заслуживало внимания.

Объемистая архивная папка содержит сотни графленых листов грубой голубоватой бумаги. А вот и формулярный список старшин Оренбургского казачьего войска, присланный в канцелярию Г.А. Потемкина оренбургским губернатором А.А. Пеутлингом при рапорте от 19 февраля 1791 г. Список начинается с записей о старшинах, служивших в самом Оренбурге, вслед за ними сообщаются сведения о старшинах казачьих команд различных крепостей, слобод и станиц Оренбургской губернии.

А вот, наконец, и интересующий нас текст: «Станичные по Сакмаре реке в Бердской слободе» и далее следуют служебные данные об атамане бердских казаков Петре Харитонове, а несколькими строками ниже — подробные биографические сведения о хорунжем Константине Сит­никове. Из них видно, что ему в 1791 г. исполнился 41 год и, следовательно, родился он в 1750 г. Происходил он, как сказано в списке, «из казачьих детей». Вступил в службу 27 ноября 1767 г.; семь лет спустя, 2 сентября 1774 г., произведен в капралы, что состоялось по приказу войскового атамана полковника В.И. Могутова. Любопытно, что Ситников определен в капралы всего лишь три месяца спустя после того, как был нещадно высечен плетьми за участие в Пугачевском восстании. Назначение недавнего пугачевца в унтер-офицерский чин объясняется, вероятно, тем, что служившие в Бердской слободе казачьи офицеры разжалованы были в 1774 г. Оренбургской секретной комиссией в рядовые за их приверженность Пугачеву, а на вакантные офицерские чины из-за недостатка подходящих кандидатур пришлось выдвинуть рядовых казаков.

29 марта 1780 г. приказом войскового атамана Д. Кир­санова капрал Ситников произведен в следующий чин, стал урядником, а десять лет спустя, 12 февраля 1790 г., назначен хорунжим, получив этот чин по распоряжению губернатора Пеутлинга. Далее из списка выясняется, что Ситников «грамоте читать и писать не умеет». На вопрос девятой графы «Во время службы в походах и на баталиях находился ли и в которое время» сказано: «Не бывал», что, как мы знаем, не соответствовало истине. Но ведь не стали бы и писать в формулярном списке, что Ситников «в походах и на баталиях находился», будучи на службе у Пугачева. Эта страница биографии Ситникова была предана забвению. Более того, на вопрос десятой графы «достоин» ли он «к повышению» в чине отвечено: «Достоин». В этой аттестации — призвание деловых способностей Ситникова, который, невзирая на его «пугачевское» прошлое, смог выслужиться до хорунжего (чин, отнесенный к XIII классу по «Табели о рангах») и даже считался достойным к производству в очередной чин — в сотники.

Последующие факты биографии Ситникова (после 1791 г.) можно было установить путем выявления новых, более поздних по времени формулярных списков о его службе. И такие списки нашлись в фондах ЦГВИА] за февраль, август и декабрь 1792 г. — в делах Казачьей экспедиции Военной коллегии и среди документов канцелярии вице-президента Военной коллегии генерал-ан­шефа Н.И. Салтыкова, за январь 1795 г. — в материалах той же Казачьей экспедиции. Следует, впрочем, отметить, что списки эти не указывают особых перемен в службе Ситникова, дублируя в основном данные списка 1791 г.; правда, список 1795 г. сообщает об участии Сит­никова «в линейной службе» — охране пограничной укрепленной линии по р. Урал. Ситников, как и прежде, аттестуется начальством достойным к повышению в следующий чин.

Более интересные находки сделаны по делам особой коллекции формулярных списков ЦГВИА. В списке, посланном атаманом Оренбургского казачьего войска полковником А. Углпцким 1 января 1798 г. в Военную коллегию, значится, что Константин Ситников является атаманом казаков Бердской слободы. На этот пост он был назначен 30 марта 1797 г.; назначение состоялось, видимо, по рекомендации войскового атамана Углицкого и по заведенному порядку утверждено оренбургским губернатором генерал-поручиком О. А. Игельстромом. В графе «В которых полках и баталиях в течение службы находился?» отмечено, что Ситников «в разных годах» находился «в линейной службе». Примечателен ответ на вопрос предпоследней графы послужного списка «В штрафах был ли, по суду или без суда, когда и за что именно?», на что кратко сказано: «Не бывал». А ведь Сит­ников, как известно, за активное участие в Пугачевском Движении был судим Оренбургской секретной комиссией и по се приговору подвергнут телесному наказанию!

Определение бывшего пугачевца Ситникова в атаманы — факт не единственный в своем роде.

Вместе со званием атаманя Ситников получил, видимо, и чип сотника, так как в Бердской слободе по штатам Оренбургского войска размещалась сотня казаков, командиром которой являлся местный атаман.

Этот и другие примеры сравнительно легкого наказания и последующего прощения пугачевцев можно, видимо, объяснить известным снисхождением властей к казакам, несущим трудную службу на окраине империи. Примечательна в этом отношении, например, служебная карьера казачьего писаря Бузулуцкой крепости Игнатия Яковлевича Пустаханова, в глазах властей человека несравненно более виновного, нежели Ситников, ибо он при Пугачеве служил повытчиком (столоначальником) в повстанческой Военной коллегии. Захваченный в плен карателями в начале апреля 1774 г., Пустаханов содержался под следствием в Оренбургской секретной комиссии, по приговору которой высечен плетьми и отослан под надзор на прежнее место службы. Всего лишь пять лет спустя после Пугачевского восстания, в апреле 1780 г., он получил чин хорунжего, а в октябре 1789 г. был назначен атаманом казаков Бузулуцкой крепости и пробыл на этом посту до 1802 г.

Константин Ситников прослужил атаманом в Бердской слободе немногим более четырех лет. 8 апреля 1801 г. он был смещен с этого поста («за неспособностью от службы отставлен») по в чем конкретно заключалась его непригодность к службе установить пока что не удалось. С отставкой Ситникова его имя исчезло со страниц послужных списков старшин Оренбургского казачьего войска.

Для выявления фактов биографии Ситникова С.А. По­пов обследовал метрические Вознесенской и Георгиевской церквей Оренбурга, к приходам которых были приписаны жители Бердской слободы в 1794—1824 гг. По записям 1805, 1808 и 1813 гг. Константин Ситников упоминается как здравствующий «отставной атаман» Учитывая то, что в сохранившихся метрических книгах Георгиевской церкви за 1814 и 1816 гг. не имеется записи о смерти Константина Ситникова, а в упомянутом выше списке прихожан Бердской слободы за 1817 г. его жена Анисья Никитична названа вдовой, можно предположить, что он скончался в 1815 г. и запись о его смерти находилась в метрической книге Георгиевской церкви именно за этот год; но, к сожалению, эта книга в архиве не сохранилась.

Небезынтересно было бы установить данные об отце Константина Ситникова. В фонде Сената в ЦГАДА хранится переписная книга казачьего населения Оренбургской губернии за 1740 г. В переписи, сопоставленной атаманом Бердской слободы С.С. Шацким (прим. Бердской слободы: Бердской крепости или Бердского городка), значатся два рядовых казака Ситникова — Козьма Фадеевич 36 лет и Егор Якимович 26 лет (видимо, двоюродные братья), оба холостые, бывшие монастырские крестьяне вотчины Ипатьевского монастыря в селе Никольском Симбирского уезда. Кстати, оба они, Козьма и Егор Ситниковы, принимали участие в Пугачевском восстании, в апреле 1774 г. были арестованы карателями, вскоре оба умерли в оренбургском остроге: Козьма — 26 апреля, а Егор — 3 мая 1774 г.

Кто же из этих родоначальников фамилии бердских Ситниковых был отцом Константина Ситникова? В предварительных соображениях предпочтение отдавалось более молодому из них — Егору Якимовичу Ситникову. Некоторое время спустя это подтвердилось находкой в том же архиве протокола показаний бердского казака-повстанца Анисима Трифонова, захваченного в плен 11 декабря 1773 г. вблизи осажденного Оренбурга. На допросе в Оренбургской губернской канцелярии он рассказал следующее: «Сего декабря 6-го числа (прим. 6 декабря — день Николы зимнего.) в Бердинской слободе Татищевой [крепости] и другой неведома отколь попы служили обедню, и самозванец тогда был в церкве. А после обедни оные попы в самозванцовой квартире, в доме казака Егора Ситникова, пели молебен. И по окончании того молебна из одного единорога да из пушки производилась пять раз пальба».

Это авторитетное свидетельство современника, сопоставленное с приведенными выше данными других источников, позволило установить, что первым владельцем исторического дома был Егор Якимович Ситников (1714—1774). В 1773 г., когда ему шел 60-й год, фактическим хозяином дома — пуга­чевского «золотого дворца» — являлся его 24-летний сын Константин Егорович Ситников, упомянутый в пушкин­ской заметке.

В наши дни в бывшей Бердской слободе (ныне она вошла в г. Оренбург) живут многие из потомков пугачевцев, в том числе и потомки Константина Ситникова. Старший из них — Александр Васильевич Ситников (его брат, Петр, 1925 г. рождения, служил в Великую Отечественную войну в авиации стрелком-радистом, погиб в воздушном бою); у Александра два сына: старший — Петр, а младший, как и далекий его предок-пугачевец, носит имя Константин.

Бердская казачка А.Т. Блинова, рассказывая оренбургскому краеведу С.Н. Севастьянову о встрече с Пушкиным и об осмотре им дома, где жил Пугачев, говорила, что при Пушкине этот дом «стоял на Большой улице, на углу, на красной стороне… он был на шесть окон». Таким же он был, видимо, и при Пугачеве, ибо сотник Т.Г. Мясников свидетельствовал на допросе, что Пугачев имел резиденцию в доме Ситникова, поскольку дом этот был «из лутчих» в слободе. Та же А.Т. Блинова говорила С.Н. Севастьянову, что в 1899 г. место, где стоял прежде дом Ситникова, уже принадлежало Михаи­лу Дмитриевичу Козлову. Казачий урядник М.Д. Коз­лов, родившийся в 1833 г. мог приобрести этот дом уже в зрелых годах у кого-то из потомков Константина Ситникова, либо у внука Петра Карповича, либо у правнука Ионы Петровича. Точных данных, когда была совершена эта сделка, пока не найдено.

Во второй половины XIX в., вскоре после перехода дворовладения к М.Д. Козлову, он снес большой, но обветшавший за сотню лет дом Константина Ситникова и на его месте построил скромную избу в три окна по фасаду.

Наша современница 90-летняя Евгения Степановна Бунтова, правнучка И.А. Бунтовой, собеседницы Пушкина, не помнит старого дома Ситниковых, но с детских лег хорошо знает стоящий на его месте дом Козловых.

Внучка М.Д. Козлова Пелагея Львовна Стебнева сообщила в 1976 г. краеведу С.А. Попову, что наследники ее деда продали его дом бердским старожилам Смолиным которые и проживают в нем по сегодняшний день.

На окраине Оренбурга в поселке Берда на углу современных улиц Восстания (быв. Большой) и Салавата Юлаева (быв. Средней) рядом с историческим местом, где прежде стоял дом Константина Ситникова, высится белокирпичная стена с укрепленной на ней мемориальной доской с надписью: «На этом месте стоял дом, в котором с ноября 1773 г. по март 1774 г. жил вождь крестьянского восстания Емельян Пугачев»; ниже ее, у подножья стены, установлена пушка пугачевских времен.

Источник: Овчинников Р.В. Над “пугачевскими” страницами Пушкина. М., 1981. С.36-48;

, , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , , ,

Уважаемые посетители сайта, уже много лет «Бердская слобода» является некоммерческим проектом, который развивается исключительно на деньги создателей.

Несмотря на то, что сайт некоммерческий, для его развития и поддержания работоспособности необходимы постоянные денежные вливания. Это не только оплата работы технических специалистов, хостинга, дискового пространства, продления доменных имен, но и приобретение некоторых документов, попадающих в нашу коллекцию из архивов и от частных лиц.

Перевести средства на развитие проекта «Бердская слобода» можно воспользовавшись формой, размещенной ниже:

Подписаться
Уведомить о

0 комментариев
Межтекстовые Отзывы
Посмотреть все комментарии
0
Оставьте комментарий! Напишите, что думаете по поводу статьи.x