Оренбургские балы

Досуговая составляющая повседневности до настоящего момента продолжает оставаться еще не вполне легитимизированной частью повседневной жизни, предполагаемой к изучению. В понимании ряда исследователей досуг не может считаться компонентом обыденного существования, поскольку всегда предполагает нечто радостно ожидаемое, предвкушаемое, выходящее за пределы рутины. Общепризнанным стало то мнение, что к повседневности относятся социальные явления и индивидуальные состояния, классифицируемые в качестве обычных, обиходных, т. е. не принадлежащих к явлениям однократным, необычным или харизматическим: будни, но не праздник, работа, но не праздность. С другой стороны, досуг вполне может быть повседневным, если он включает в себя ежедневные практики отдыха, не предполагающие каких-то специальных действий.

Как все начиналось

Досуг, как элемент повседневности, имеет много составляющих. Фактически это понятие сформировалось на рубеже ХІХ-ХХ вв. в условиях урбанизации и было связано с достижениями цивилизации: появлением свободного времени у горожан в связи с нормированием рабочего времени, распространением коммуникаций различного вида, ростом грамотности и проч. Одной из форм досуга были общественные собрания в форме балов, маскарадов и танцевальных вечеров.

Танцы на всем протяжении человеческой истории выполняли важные социальные функции. Первоначально они служили художественным воспроизведением различных процессов жизнедеятельности первобытного человека (охоты, труда). Танец являлся неотъемлемой частью культовых действий. На определенном этапе он превратился в способ развлечения, однако при этом не потерял своего социального значения. По словам одного из современных исследователей, «ассамблеи, танцевальные вечера, балы стали актом общественной и социально-культурной жизни общества. Светский бал, просуществовавший в России ровно два века, был формой общения, в котором формировался особый язык – взгляда, жеста, манеры держаться, нормы взаимоотношений».

Важная роль, которую играла Оренбургская губерния в политической системе империи и ее военно-стратегическом развитии, приводила к тому, что в губернской столице и других уездных центрах сосредотачивалось значительное число женщин – жен чиновников и офицеров, присланных в регион по службе.

В Оренбурге, как военно-административном центре губернии, стало складываться вполне аристократичное женское общество. Большую роль сыграл в этом оренбургский генерал-губернатор граф Василий Алексеевич Перовский, исполнявший обязанности начальника губернии в 1833-1841 и 1851-1857 гг. Василий Алексеевич, привыкший к блестящему столичному обществу, ослепительным балам, прекрасным дамам света, очевидно, скучал в «диком» Оренбурге. Одной из попыток унять эту скуку стало решение устроить в этом лежащем на краю света городе «маленький уголок Петербурга».

По свидетельствам современников, приехав в Оренбург, он сказал:

«Как это в Оренбурге не бывает балов? Где же молодой порядочной девушке познакомиться со своим избранником?».

И губернатор «закатывал» блестящие балы, на которые денег совсем не жалел, хотя это были не малые суммы.

На главной улице Оренбурга было выстроено здание Благородного (дворянского) общественного собрания. Автором проекта выступил архитектор Александр Брюллов, старший брат знаменитого художника Карла Брюллова. Фасад особняка, построенного в духе позднего классицизма, украшали полуколонны дорического ордера, а окна – гипсовые розетки. Первоначальный интерьер Дворянского собрания отличала изящная, но богатая отделка, сохранившаяся до наших дней лишь частично. В собрании стали давать великолепные балы.

Известный оренбургский историограф генерал-майор И.В. Чернов писал:

«В первый год своего приезда в Оренбург, в Николин день (тезоименитства императора Николая Павловича), Перовский в Дворянском собрании дал бал, которого не видал еще Оренбург и который стоил до двух тысяч рублей. Приглашенных была масса. Буфет был открыт для всех. Шампанское подавалось всякому, кто желал…»

А вот как в своих воспоминаниях описывает И.Ф. Бларамберг балы, проведенные 2 и 4 декабря 1841 года:

«В середине ноября оренбургское общество, особенно прекрасный пол, было охвачено волнением. Сооружение ранее упомянутого здания Дворянского собрания по проекту Брюллова было закончено, и должно было состояться его торжественное открытие. Так как генерал-адъютант намерен был с первым санным поездом отправиться в северную столицу, решено было устроить прощальный бал в новом, со вкусом построенном здании. Организовали запись, по которой каждый член общества согласно своему состоянию должен был внести средства, и в течение недели было собрано 10 тыс. рублей ассигнациями — сумма для Оренбурга того времени значительная. Поистине блестящий бал состоялся 2 декабря в залах Дворянского собрания; такого бала оренбуржцы еще никогда не устраивали. Блестящие мундиры, богатые туалеты, музыка, обслуживание и ужин были не хуже, чем в Петербурге, и генерал-адъютант Перовский, за здоровье которого было выпито много шампанского, был очень тронут привязанностью своих подчиненых и почитателей, а также восхищен любезностью множества женщин и девушек, среди которых было много красавиц. 4 декабря командир башкир полковник Балкашин дал второй бал в своем просторном доме, куда был приглашен лишь цвет общества, и здесь генерал Перовский был очень весел и любезен с каждым из нас».

А.Н. Плещеев в повести «Пашинцев», написанной в конце 1850-х гг. в период оренбургской ссылки описывая бал в Оренбурге-Ухабинске, замечал:

«Зал наполнялся быстро и начинал представлять для глаз весьма живописную пестроту: розовые, голубые, белые платья, аксельбанты, красные панталоны, звезды на фраках и на мундирах, Станиславы на шее, Станиславы в петличках, белые бурнусы на синих кафтанах, даже один гусарский доломан и один черкесский чекмень, усы, бакенбарды, лысины, убеленные сединами старцы и старицы, цветущие здравием юноши с проборами посередине головы, с проборами на затылке, с проборами сбоку, цветы, ленты, колосья, обнаженные плечи, пухленькие и тощие, – словом, было от чего зарябить в глазах, закружиться в голове. И все так изящно, прилично, нигде карикатурной фигуры, нигде допотопного чепца, нигде безвкусного сочетания цветов».

П.П. Жакмон, сын начальницы Оренбургского девичьего института, в своих воспоминаниях писал:

«Имея в своем распоряжении бес­контрольную сумму башкирского капитала, состоявшего из нескольких миллионов рублей, и полмиллиона рублей, отпускаемых ежегодно на угощение киргизов и на прием хивинских и бухарских посланников, В.А. Перовский сам для себя не пользовался ни одною копейкою этих денег, но употреблял их на устройство балов, пиршеств и празднеств для поддержания престижа своей власти. Так, например, за месяц или за два перед этими балами всем молодым дамам свиты В.А. Перовского высылались богатые дорогие материи и целые готовые платья, привозимые из Парижа специально для этой цели командированным туда фельдъегерем. На обедах и ужинах подавались раритеты вроде малины и клубники в зимние месяцы, а на каждом дамском приборе лежал прелестный букет редких цветов, выписываемых из Петербурга».

А.Н. Плещеев замечал:

«Самый придирчивый столичный франт, окинув пытливым взором это многолюдное общество, сквозь встав­ленную в глаз лорнетку, не нашел бы ничего провинциального, отсталого; от всего веяло модой, утонченным вкусом, знакомством с столицей, словом – просвещением!».

То же можно найти и у М. Михайлова, который констатировал:

«Известно, что провинциальные города вообще страдают роскошью и изысканностью женских нарядов, но Оренбург, как центр военного и гражданского управления краем и, притом, как резиденция генерал-губернатора, подвержен этой мании в превосходной степени. Доказательством наших слов мо­гут служить здешние модные и галантерейные магазины, которые торгуют на большие суммы».

По воспоминаниям Т. Базинера, бал, посещенный им в Оренбурге, относился к празднествам, которые

«лишь редко можно встретить, да и в редких местах […] Здесь можно было видеть в мирном содружестве самые различные наряды Европы и Азии […] и рядом с как бы парящими в своих легких газовых платьях женами военных и чиновников – неповоротливые супружеские половины русских купцов в тяже­лых шелковых материях и перегруженные разнообразными, более или менее ценными украшениями. Я был очень рад заметить, что здесь не господствует, как в большинстве маленьких городов провинции, тот чванный кастовый дух, то внешнее соблюдение чопорного этикета, которое отнимает все волшебство у приятельского общения».

Действительно, кастового духа в Оренбурге не наблюдалось, поскольку тех, кого можно было отнести даже не к высшему, а просто к приличному обществу, здесь было совсем немного. Да и менялось это сообщество со скоростью картинок в калейдоскопе. Поэтому жестко отделять дворянский круг от, к примеру, купеческого, не было никакого смысла. Тем не менее и в Оренбурге складывались соперничавшие друг с другом группировки.

Как писал А.Н. Плещеев,

«общество, как ни малочисленно оно было, делилось на бесконечные партии. Одна партия язвила другую; одна другую старалась затмить светскостью».

Почти теми же словами описывал оренбургское общество Ф.И. Лобысевич:

«Как и везде, общество делится на кружки: часть его, во что бы то ни стало, силится стать на аристократическую ногу».

Оренбургское общество, как и большинство провинциальных социумов, было падко на новости, потому что жизнь в городе текла чаще всего вяло и однообразно. Дам интересовали новые моды, подробно­сти семейных конфликтов, но более всего – свежие люди, появляющиеся в обществе:

«всякое появление новой особы сейчас заметно, точно постороннее тело, попавшее в известную массу; говорам, судам и пересудам нет конца».

Даже в «Хронике Оренбурга» за 1864 г. был упомянут один «скандальчик», случившийся в высшем дамском обществе:

«две дамы в клубе благородного собрания поспорили о месте за карточным столом; спор перешел в брань, в которой принял участие и муж одной из этих дам; когда же старшины клуба по­просили ожесточившихся удалиться из собрания, руганье продолжа­лось и на улице, к соблазну меньших братий».

Однако, как правило, на балах, дамское общество, напротив, демонстрировало абсолютную любовь и взаимопонимание. По словам Плещеева, здесь дамы,

«казалось, забывали свои антипатии, свою вражду, все ссоры, интрижки и сплетни, которыми так изобилует провинциальная жизнь; обращались друг к другу с самыми ласковыми, дружескими названиями, … и поправляли друг другу платья, прикалывали бантики, советовали спустить пониже цветок, и все это с такой предупредительностью, с такой любовью, что вы невольно умилились бы…».

С окончанием губернаторства В.А. Перовского оренбургская аристократия перестала получать специальные дотации «на модный наряд». При этом страсть к роскошествам у нее уже вошла в привычку. В результате, как писал М. Михайлов,

«здешнее общество дошло до таких плачевных результатов, что на балы его являлось иногда не более трех дам, ибо прочие за невозможностью соперничать со счастливицами, хотя не без слез и ссор, оставались дома».

Казачий клуб

После упразднения Оренбургской крепости в 1862 г. высшее об­щество губернской столицы существенно поредело. В середине 1860-х гг., по мнению современников, едва ли можно было отыскать «другой столь скучный город, как Оренбург». Благородное собрание с танцами, картами и бильярдом – «почти единственное место для раз­влечения порядочной публики» посещалось немногими. Случалось, что из-за отсутствия четвертой дамы невозможно было организовать кадриль и танцевальный вечер объявлялся несостоявшимся. «Даже пульку в преферанс либо ералаш не всегда удается сформировать».

На первый план стало выходить купечество, активно осваивавшее не только региональные рынки, но и городское пространство, а также представители прочих социальных слоев. Этот «средний класс» стал предъявлять новые требования к качеству своей жизни. Под влиянием подобных настроений в 1864 г. в Оренбурге был открыт казачий клуб. Его основателями стали казачьи офицеры, которые

«убедили свои семейства, что приличие и вкус нарядов выше их ценности […] К казакам пристали и прочие лица среднего класса, мало по малу составил­ся сбор, а затем исходатайствовано было разрешение пользоваться залами Благородного собрания. Недостаточные семейства ожили и можно сказать, что на казачьих вечерах несравненно веселее и многолюднее, чем на пышных съездах благородного собрания. К тому же и членский взнос наполовину менее: вместо 10 р. только 5 р. за весь зимний сезон. Жаль только, что танцевальная зала в доме собрания одна и оркестр далеко не из изрядных», – констатировал М. Михайлов.

Об этих же танцевальных вечерах казачьего клуба писала и «Хроника Оренбурга», отмечая, что на них собиралось 60-70 пар. На вечера допускались не только казаки, но и семейства других сословий, с тем лишь условием, чтобы «являться без всякой роскоши в туалете». Присутствующие, в отличие от «сливок» рафинированного Благо­родного собрания, танцевали «до упаду, с искренним удовольствием, душа не нарадуется, глядевши на неподдельную веселость».

Коммерческое собрание

В 1871 г. по инициативе оренбургского генерал-губернатора Н.А. Крыжановского в Оренбурге было открыто Коммерческое собрание. В прошении Крыжановского министру внутренних дел А.Е. Тимашеву указывалось:

«Принимая во внимание, что многочисленный торговый класс в Оренбурге ведет жизнь совершенно замкну­тую и доселе чуждается всяких общественных развлечений, я нахожу в высшей степени полезным открытие предполагаемого коммерческо­го клуба, который не только будет содействовать сближению коммерческого класса между собой, но и с другими сословиями, и несомненно воздействует благодетельно на развитое в нем (городе) полезной во всех отношениях общественной жизни…».

В аристократической среде умение танцевать рассматривалось как ценное достоинство, а бал мог стать способом решения вопросов карьеры, возможностью наладить нужные связи, приобрести полезные знакомства и даже отыскать себе вторую половину. В повести Плещеева появление на балу губернатора – «старенького, седенького и сутуловатого, с большой лысиной на макушке» – вызвало оживление среди присутствующих дам, утверждающих, «что они никогда не встречали такого милого старичка». Дамы, окружив престарелого губернатора, засыпали его вопросами о здоровье, о петербургских новостях.

«Некоторые, посмелее, даже приглашали его вальсировать: а одна подарила ему цветочек из своего букета, и сама продела этот цветок в петличку губернаторского фрака, за что его превосходительство с чувством пожал маленькие пальчики очаровательницы».

Об оренбургской аристократии

В Благородном собрании зимой раз в неделю для городской аристократии по-прежнему организовывали семейные вечера или маска­рады, которые, по словам Ф.И. Лобысевича, имели

«свой, какой-то оригинальный характер; являются 35 дам и из них только 8-10 в домино и масках, а остальные в бальных платьях; мужчин замаскированных совсем не бывает; маски не подходят к мужчинам сами и не интригуют, а, большею частью, сидят и пыхтят от духоты и скуки; ка­валеры же, преимущественно, состоят из офицеров квартирующих здесь войск и нескольких статских; многие отличаются оригинально­стью в танцах и особенной манерой в танцах дергать и изо всей силы вертеть дам».

С кавалерами в городе действительно было плохо. В самом начале своей повести А.Н. Плещеев замечал, что среди чиновников Оренбургской (Ухабинской) губернской канцелярии «находились даже молодцы, сморкавшиеся без платка; а уж лайковых перчаток не носил решительно ни один».

Один из персонажей пьесы, ротмистр Амарантский, танцуя, «то и дело играл цепочкой и рисовался; а в раз­говоре употреблял самые вычурные, изысканные фразы, a la Марлин- ский». Он же, во время кадрили, которую играли на мотив «барыни», завил, что ему «эта кадриль напоминает Бетховена».

А сам Владимир Николаевич Пашинцев (главный герой пове­сти) нравился барышням за то, что «не носил пестрых жилетов, не повязывал цветных галстуков, не выставлял напоказ позолоченной цепочки». Из-под воротника его пиджака не торчали «тесемочки, обличавшие присутствие манишки».

«Он не садился на кончик стула, поджав под него ноги; когда смеялся или был чем-нибудь удивлен, не хлопал себя по ляжкам и не приседал; никогда не хихикал, закрывши себе рот рукой; никогда не торчал из его кармана кончик клетчатого бумажного платка и никогда не свертывал он своих батистовых плат­ков в клубочек».

Это повествование «от противного» ярко свидетельствует о том, какова была основная масса мужчин из оренбургской аристократии.

Офицеры Оренбургского линейного батальона, по воспоминаниям Н.Г. Залесова, свое свободное время «проводили или в компании с писарями разных управлений корпуса или в кутежах с женщинами лег­кого поведения, причем весьма часто попойки кончались дракой». В Челябинске офицеры, поругивающие «Чехова за офицеров в “Трех сестрах” и Куприна за “Поединок”», тоже были «одинаково неинтересны».

Возможно, даже такие кавалеры могли бы составить счастье од­ной из оренбургских барышень. Но значительная часть горожанок Оренбургской губернии имела «внешнее» происхождение – по данным переписи 1897 г., 35,3 % от их состава были уроженками других губерний. Среди проживавших в Оренбурге дворянок это число было еще выше и достигало 42 %. И хотя большинство приезжих женщин родились в Казанской, Уфимской и Самарской губерниях, в Оренбурге оказывались и уроженки столиц (155 чел.  или 0,44 % горожанок).

Думается, что им вряд ли были по сердцу оренбургские кавалеры, потому что, как писал А.Н. Плещеев, человек

«не вполне достойный любви, но вполне приличный, всегда скорее нравится ей, нежели тот, у кого эти свойства наоборот».

Н.Г. Залесов, к примеру, сообщал, что с офицерами линейного батальона оренбургские барышни предпочитали не общаться – «или вовсе не смотрели, или бросали презрительный взгляд с тем, чтобы сейчас же отвернуться». Лишь не­сколько «перезрелых барышень» согласились танцевать с ними на танцевальном вечере кадриль, «но и тут не без злости», делая «самую кислую гримасу».

Несмотря на довольно широкое предложение, участницами балов и маскарадов в итоге становилась очень небольшая часть горожанок. Открытое нежелание оренбуржцев тесно общаться с земляками было отмечено неоднократно.

Возможно, причина нежелания общаться с соседями крылась в чрезвычайной пестроте городского населения, собранного из самых разных регионов России и мира. Ф.И. Лобысевич констатировал, что в Оренбурге

«дворянства местного почти нет или, по крайней мере, оно здесь не играет никакой роли; купечество держится особняком, и в общество, в собрание является из них лишь несколько дам, замечу мимоходом, очень состоятельных и очень хорошеньких; для остальных, кроме театра и катанья, все общественное закрыто: ни они нику­да более, ни к ним никто».

Лакейский бал

По инициативе Перовского один раз в год, в дни Рождества, в г. Оренбурге устраивали лакейский бал. Вот как это мероприятие было описано в газете «Оренбургский листок» от 26 декабря 1904 года.

«Лакейский бал, обычно устраиваемый в первый день праздников Рождества в Общественном собрании, в этом году был блестящ и многолюден. Залы были переполнены, и танцы преобладали новомодные.

Сколько лет помещению нашего собрания, столько же лет и традиционному лакейскому балу и именно на первый день праздника Рождества. И собрание (здание) выстроил, и бал это установил генерал-губернатор оренбургский граф Василий Алексеевич Перовский. Он сказал господам «отпускайте ваших лакеев», а барыням: «отпустите ваших горничных, хотя один этот день в году пусть слуги наши будут сами по себе, как у себя дома!»

С тех пор барыня и барышни наряжают своих камеристок во все «лучшее», дают им даже драгоценные украшения и (не без улыбки, конечно) провожают их «на бал»… Сам граф Перовский и члены клуба не считали унижением бывать на этом балу, а бравые из военных людей даже танцевали с горничными, прощая им их неловкие «па». С тех пор много в Урале воды утекло, и наши лакеи и горничные обучились бальной премудрости вполне.

Собрание в этот день для членов закрыто; хозяевами там слуги наши, члены же — гости их. Конечно, помещение с освещением было даваемо от совета старшин даром. Теперь, кажется, взимают что-то.

В 1872 году 25 декабря, вечером, пишущий эти строчки был изумлен, что двери в одном доме открыла ему сама фешенебельная хозяйка, — и в разъяснение недоумения вошедшего гостя рассказана была история возникновения нашего лакейского бала, — с подробностями».

Хаос вертящихся пар

Маскарады были излюбленным рождественским развлечением. Костюмированные балы являлись непременным атрибутом праздника. Маскарады устраивались все время Святок – праздничной недели от Рождества до Крещения, поэтому многие любители светских мероприятий проводили в маскарадных гуляниях все рождественские дни. Ну и конечно же особое место среди развлечений масляной недели в дореволюционном Оренбурге занимали танцы.

“Истекший святочно-масляничный сезон оренбуржцы провели весьма весело”, – констатировал местный житель И. Хантинский в 1897 году. – “Старожилы говорят, что так весело город жил в лучшую эпоху своей жизни – во времена генерал-губернаторов. К увеличению общественных удовольствий сезона много послужило возрождение коммерческого собрания и в придачу возникшее недавно в Оренбурге общество любителей художеств. Театральных, любительских, домашних спектаклей, вечеров с туманными и живыми картинами, танцевальных и костюмированных вечеров, маскарадов в общественном, коммерческом, военном собраниях и в учебных заведениях в течение истекшего сезона было до сотни, почти по два на каждый день. Поэтому некоторые из них не собирали публики.

Недостаточный сбор публики приходился более на театральные представления, но различные вечера, в особенности танцевальные, были более полны публикой и сравнительно оживленны, хотя нельзя сказать, чтобы всегда предоставляли значительному числу публики возможность вволю повеселиться. Причиной тому большой недостаток в среде оренбургской публики достаточного количества танцующих молодых людей, в особенности танцующих хорошо.

Много барышень, как бы обойденных приглашениями к танцам, возвращались с вечеров, не сделав ни одного тура, именно вследствие недостатка молодых людей. В свою очередь десятки кавалеров, прослонявшись весь вечер по биллиардным, буфетным и карточным комнатам, возвращались домой с тем же неприятным впечатлением. И не танцующая публика этих вечеров не могла быть удовлетворена зрелищем какого-то хаоса вертящихся пар при бессильном старании музыки поддержать в них такт и порядок вместо созерцания красивых и грациозных танцев”.

Вкусы огрубели

Затем следовало утверждение:

“Известно, что танцы являются центром всяких общественных удовольствий, сущностью светской жизни. Если для танцующей молодежи они являются источником неисчерпаемых удовольствий, то для пожилых, уже не танцующих особ, созерцание их составляет истинное эстетическое наслаждение… Звуки упоительного вальса или очаровательного котильона часто воскрешают в них сладкие воспоминания о незабвенном чудесном времени молодости, о его увеселениях и светлых верованиях в жизнь.

Лет тридцать тому назад в интеллигентном дворянском обществе танцы входили в курс воспитания юношества, на них смотрели как на искусство, равное музыке и поэзии. Поэтому неумение танцевать считалось в то время дурным тоном и без знания этого искусства невозможно было бывать в обществе.

Ныне, вследствие пестроты представительного общества, демократизации его, взгляд на общественные удовольствия изменился и вкусы несколько огрубели: былые тихие и грациозные танцы сменились неграциозным вальсом-вихрем в два па, изуродованной до неузнаваемости полькой и совершенно неграциозной кадрилью-монстром. С другой стороны, программа общественных удовольствий пополнилась всякого вида физическими спортами: на коньках, лыжах, велосипедах и т.п.

Печальнее всего представляется в этом деле то, что современная молодежь (дело не касается молодежи высших кругов общества) не только не танцует, но игнорирует это искусство, находя его скучным, не гармонирующим с серьезным направлением духа времени. В таком взгляде на танцы весьма мало искренности, так как нельзя согласиться с тем, чтобы молодому человеку не доставляли удовольствия случаи, в которых он может показать свою грациозность, хорошие манеры и знание общественных приличий, а в танцах, – и ни в чем другом, – эти качества обрисовываются наиболее.

Объясняется это проще: современная молодежь своевременно танцам не училась и если танцует, то самоучкой – следовательно, без правил, без грации и без хорошей манеры. В светском обществе она ненаходчива и часто совсем себя держать не умеет. Отсюда для прикрытия показной несостоятельности создается теория о пустоте времяпрепровождения в светском обществе и непригодности танцев для общественного удовольствия, как развлечения скучного и не согласующегося с серьезностью века”.

Источник неисчерпаемых удовольствий

Далее автор повествования настаивает на выводе о том, что

“Польза танцев в гигиеническом отношении, как виде гимнастики, и в эстетическом, как искусство пластическое, несомненна. Обучающийся танцам молодой человек в то же время подготовляет себя к жизни в светском обществе. Самая сухость учебного предмета и суровость деловой, как частной, так и общественной деятельности требуют освежения сил, а где лучше достигнуть этого, как не в светском обществе, за игривой болтовней с приятным собеседником, под звуки очаровательного котильона или в степенном контрдансе.

Самая салонная болтовня не так пуста, как это думается серьезной молодежи. Эта болтовня обыкновенно облекается в топирующую с духом салона шутливую форму, чем, вероятно, и дискредитируется в глазах серьезной молодежи. В сущности, салонное остроумие, умение сказать многое одним словом, умение поддержать отрывочный, минутный разговор, например, во время кадрили, лансье и котильона, при этом быть постоянно в курсе современных событий – эти качества, требуя от молодого человека остроумия, сметливости, памяти и умственного развития, вообще даются нелегко и не каждому.

Серьезное направление века не имеет никакого отношения к танцам. В среде высшего круга общества танцы процветают до сих пор. При дворах танцуют не только молодые люди, но и государственные сановники и лица значительного общественного положения. Все образованные народы танцуют, а во Франции танцуют все: дети, молодые люди, ученые и старики. Танцы не могут быть скучным времяпрепровождением постольку, поскольку молодому человеку не может наскучить быть в приятном светском обществе и в дамском круге.

Подобно тому, как различные поэмы, романические и бытовые сцены передаются в балетах хореографическими средствами, точно так же и все бальные танцы имеют свое либретто. И уже с этой стороны они представляют собой для танцующих особ, как бы участников балета, источник неисчерпаемых и самых разнообразных удовольствий.

“Миниатюрное изображение модного света, где люди сходятся, знакомятся, щеголяют остроумием, где красота и грация царят во всей силе, где каждый занят, как бы не имея никакого дела, где завязываются связи, где узнают маленькие сплетни, где все дышит суетой и весельем и где часто неожиданно приподнимается сама собой маска общественной воздержанности”, – читаем мы, по словам танцмейстера двора императора Наполеона III, в либретто контрданса и лансье – “утонченную вежливость, уважение к женщине, поклонение ее достоинствам и красоте, при общем стремлении представиться гостям бала с наилучшей стороны”.

Это же составляют содержание либретто польского или полонеза”.

Достаточно немного природного дарования

В заключение И. Хантинский писал:

“Поэтому для оживления танцевальных вечеров и других общественных собраний с танцами, равным образом для привлечения к активному участию в этих благородных удовольствиях молодых людей, ныне с напыщенной серьезностью проводящих вечера за зеленым полем или с нарушением физической воздержанности и общественной благопристойности, пробавляющихся по буфетам, мы позволяем себе подать им совет учиться танцам и не избегать посещения хорошего светского общества, в особенности, дамского круга.

В нынешних танцах не требуется большого искусства: достаточно немного природного дарования для удовлетворения главным требованиям бала, и многие молодые люди, не бравшие уроков танцев, танцуют весьма порядочно. Но из этого не следует, чтобы уроки танцев были излишни, так как присущие бальным танцам грациозность, художественность и манеры приобретаются от хороших и опытных преподавателей и преподавательниц. (Здесь, в Оренбурге, как на опытную и вполне хорошую преподавательницу бальных танцев мы можем указать на госпожу А.А. Валлери-Орликову, танцевальные классы которой находятся в доме Фокеродта, вход с Перовской улицы (прим. “Бердской слободы” – сейчас ул. Пролетарская). При этом необходимо иметь в виду молодым людям, что хороший танцор приобретает большое знакомство и многие дома, доступ в которые ему был затруднителен, с любезностью открывают ему свои двери единственно вследствие умения его танцевать”.

Наблюдается забвение национальной пляски

В начале сентября 1900 г. местные периодические издания приглашали на народный танцевальный вечер, организованный в Народном доме (прим. “Бердской слободы” – построен попечительством о народной трезвости, находился на месте нынешнего театра музкомедии). Был обещан “оркестр военной музыки”.

Побывавший там житель губернского центра делился впечатлениями:

“Состоялся танцевальный вечер для народа. Глядя на разнообразные танцы молодежи невольно думалось: каким путем проникают модные танцы в среду публики, которой недоступны клубы, где эти танцы рождаются? Танцуют вальсы, кадриль, польки и другие современные танцы почти все. В этот вечер из 350 человек не танцующих было не более ста.

С другой стороны, наблюдается забвение национальной пляски. Танцуют, разумеется, мало-мальски сносно очень немногие и то только “Камаринского”, “Барыню”, а пляски, например, изящнейшая “По улице мостовой” совершенно не приняты. А очевидно, что русская пляска интересует и старого, и малого, ибо когда появились в “Камаринском” лихие танцоры, вокруг них образовалось тесное кольцо людей, раздвинуть которое для удобства наблюдения потребовало больших усилий. Всякий ловкий пируэт покрывается шумными аплодисментами и иного рода одобрениями и кажется, что многолюдная шумная толпа сама ринется в присядку.

Танцы закончились в половине второго ночи. Оживление, не покидавшее гостей все время, было бы полнее, если бы не ощущалось некоторого недостатка в хороших танцорах, отсутствовавших в этот вечер, надо думать, по случаю спектакля в вокзале Белова – против массы дам, щеголявших своими скромными, но чистенькими нарядами.

Прошедший вечер показал, что танцы упрочатся и будут играть немаловажную роль в жизни Народного дома на поприще развлечений. Да и нет непонятного в симпатиях к таким вечерам, принимая в соображение хорошую музыку, удобное помещение вместе с дешевизной цены за вход (10 к.)”.

Информируя читателей об очередном развлекательном мероприятии, устроенном в Народном доме, хроникер “Оренбургской газеты” радовался:

“Гвоздем вечера оказались танцы с призами за лучшее исполнение “русской пляски”. На женские призы танцевали 5 женщин. Призы (шелковый платок и брошка) присуждены Е.М. Егоровой и С.Б. Шиндельман.

Не так легко справились с мужскими призами. Дело в том, что записались на танцы 12 человек, но из них 8 скоро “выплясались”. Жюри признало достойным М.Г. Гра, М.М. Дубинина, М.С. Головина, А.Д. Ленского. Но как поделить два приза на четыре человека? Жребий отклонен, оставалась перепляска. На ней и остановились. При перепляске присудили первый приз (рубашка, шитая шелком) Дубинину, и второй (чайный стакан с подстаканником) Головину.

Достойное зрелище призовые танцы. Участие в них зрителей нисколько не меньше участия самих танцующих. Оцепят героев тесным кольцом и уж никто не может им помешать. Шумное одобрение, порицания слышны на каждом шагу. Словом, впечатления вечера самые отрадные. Темным пятном на белом фоне оказалось появление в зале нескольких пьяных…”

Котильон обещает быть оживленным

Какие же танцы особенно нравились нашим предкам?

Рассказывая о традиционном губернаторском бале, оренбуржец в конце XIX века сообщал:

“С 10 часов вечера до часа ночи велись разнообразные танцы с множеством новых оригинальных и эффектных фигур и туров котильона”.

А вот еще одно свидетельство прошлого – на сей раз о досуге военной молодежи:

“Многолюдный и оживленный вечер прошел на славу. Помимо вполне уже вытеснивших белые польки, мазурки новых венгерок, господа юнкера танцевали характерные – “лезгинку” и “казачка”. Без устали танцующие пары оставили лучшее воспоминание о вечере”.

Благотворительность

Очень часто в дореволюционном Оренбуржье проводились танцевальные вечера с благотворительной целью.

Сотрудник “Оренбургской газеты” в 1899 году делился впечатлениями о новогодних торжествах казачьего населения края:

“Мальчики танцевали “казачка”, а девочки “барыню”. Были попытки танцевать даже и “господские пляски”, как, например, польку и вальс…”.

В «Оренбургской газете» за январь 1901 г. были размещены объявления о зимних увеселениях, которые ожидали жителей Оренбурга. Так, в помещении Общественного собрания 21 января планировался танцевальный вечер в пользу благотворительного общества при римско-католической церкви, 8 февраля на Масляной неделе ожидался ежегодный художественно-костюмированный бал Оренбургского об­щества любителей художеств. А Совет старшин Оренбургского коммерческого собрания объявлял о том, что в январе-феврале в том же зале Общественного собрания должны были состояться семейные вечера и «членские маскарады». Гости вечеров, по рекомендации чле­нов Общества, должны были заплатить за вход по 1 р. 10 к. «Вход масок в дни членских маскарадов и дам, не принадлежащих к семей­ству членов», на все эти вечера предполагался по билетам, за полу­чением которых следовало обращаться в Коммерческое собрание к дежурному старшине. Начало вечеров планировалось в 9 ч вечера. Форма одежды для штатских определялась просто – «в сюртуках». Маскарад ожидался и по окончании спектакля «Царь Федор Иоаннович», который должен был состояться 14 января в городском театре .

Танцевальные вечера устраивались и “в пользу благотворительного общества при римско-католическом костеле”. Об одном из них сказано: “Открылся вечер полонезом”.

Ежегодный благотворительный вечер

У нас есть возможность побывать на ежегодном благотворительном вечере.

В преддверии традиционного в губернском центре бала сотрудник “Оренбургской газеты” в 1902 году писал:

“Благотворительное общество при римско-католической церкви существует с 1898 года и нуждается в поддержке со стороны лиц, сочувствующих его благородным устремлениям. Источниками средств для общества являются членские взносы и балы, даваемые один раз в год.

На балу будет благотворительный базар и в час ночи предполагается выдача сюрпризов, предварительно разыгранных по номерам входных билетов. Будет роздано 20 изящных предметов, стоимостью около 100 рублей, приобретенных в магазине Захо и выставленных уже в течение нескольких дней в одном из окон этого магазина. Вещи очень красивы и те счастливцы, которым улыбнется фортуна, получат на память дорогой и милый сюрприз.

Котильон обещает быть очень оживленным, чему немало будут способствовать чрезвычайно изящные шляпы, которые получат танцующие дамы. Некоторые из бумажных шляп так красивы, что трудно поверить, что их делали хозяйки бала, они положительно производят впечатление парижских нарядных шляп, столько в них изящества…”

Ситцевый бал

Балы были не только способом проведения досуга. Зачастую они устраивались благотворительных целях.

Так в зимний предновогодний вечер 29 декабря (10 января по новому стилю) 1896 года в здании Общественного собрания (ныне – ул. Советская, 17) состоялся необычный бал – ситцевый.

Устроителем бала стала Юлия Мышковская. Почтенная цель устройства этого бала заключалась в помощи ученикам и учителям начальных училищ Оренбургской губернии.

«Оренбургские губернские ведомости» 1 января 1897 года писали:

“Ситцевый бал. 29-го декабря в помещении общественного собрания состоялся ситцевый бал, устроенный членом общества взаимного вспомоществования учащим и учившим в начальных училищах Оренбургской губернии Юлией Егоровной Мышковской. В одном из зал были устроены весьма художественные киоски, а именно: китайская беседка, строго выдержанная в стиле и изящно декорированная настоящими китайскими материями, веерами и вазами.

В китайском павильоне продавался чай двумя дамами в настоящих китайских костюмах; русский терем, — в старинном русском стиле; здесь продавались конфекты и фрукты. Дамы в этом павильоне были в роскошных боярских костюмах.

Очень изящно выглядел грот, освещенный нежно-голубым светом; здесь продавались мороженое и прохладительные напитки. Нежное освещение искусственно изображенного льда производило впечатление, испытываемое обыкновенно в холодной атмосфере среди снега и льда.

Кроме того, выделялась также и веранда в венецианском стиле, где продавались цветы и вина. Танцевальный зал был красиво убран флагами и экзотическими растениями. Вечер прошел очень оживленно, много танцевали, и бал затянулся до 4 часов ночи. Благодаря любезному участию дам, продававших в киосках, и некоторым пожертвованиям, бал удался, как нельзя больше, а валовой сбор превысил 500 рублей.

Нельзя не сочувствовать и почтенной цели устройства этого бала — помощи учащим и учившим в начальных училищах Оренбургской губернии, – этим труженикам на поприще воспитания нашего меньшего брата”.

Инцидент на танцевальном вечере

На 3 декабря (16 декабря по новому стилю) 1905 года в зале Общественного собрания был назначен танцевальный вечер с концертным отделением в пользу нуждающихся учеников Оренбургской классической гимназии. Казалось бы – обычное мероприятие, но события разворачивались столь стремительно в то революционное время…

Корреспондент “Оренбургской газеты” через три дня разъяснял:

“Как и следовало ожидать, инцидент, имевший место на вечере, данном в пользу нуждающихся гимназистов, породил в городе массу слухов, частью преувеличенных из любви к преувеличениям, а частью искаженных со злостным намерением внести смуту среди населения и без того неспокойного настроенного.

Не вдаваясь в подробности, не имеющие характерного для данного случая значения, и в устранение неточных толков, передадим в общих чертах, как было дело в стенах собрания.

Публики на вечер собралось много. Концерт прошел с большим успехом. Устроились танцы. В начале второго часа ночи из гостиной раздалось пенье “Марсельезы”, исполнявшейся группой лиц, вошедших в собрание в качестве посетителей и не прекративших пение, несмотря на настойчиво предъявлявшиеся к ним о том требования со стороны распорядителей вечера и массы гимназистов, указывавших на неуместность их действий. Любопытство, по преимуществу, привлекло в гостиную не только молодежь, но и много взрослых. После пения некоторыми из упомянутой группы были произнесены речи.

В это время распорядители, видя безуспешность своих обращений, устроили продолжение танцев, рассчитывая, что время возьмет свое. По заявлению многих членов клуба, занимавших отдельное, не сданное под вечер помещение, соседнее с гостиной, о том, что происходящий в гостиной “митинг” своим шумом беспокоит их – дежурный старшина обратился к распорядителям с настойчивой просьбой о прекращении беспорядка, так как помещение собрания было сдано для определенной цели.

Прошло еще минут 10-15 и так как распорядители оказались бессильными водворить порядок, то им было предложено закончить вечер, в силу чего музыканты перестали играть и удалились, а один из распорядителей гимназистов объявил об окончании вечера.

По уходе большинства гостей из собрания, в права распорядителя вступил дежурный старшина, который пытался личным уговором остановить митинг, но безрезультатно, вследствие чего распорядился погасить электричество в гостиной и уменьшить в зале. Митинг продолжался в темноте. Через четверть часа дежурный старшина приказал осветить гостиную и войдя в нее вновь предъявил к присутствующим требование удалиться, на что получил ответ, что требование это запоздало, так как сходка закрыта самими участниками. Затем все находившиеся в гостиной покинули собрание, оставшаяся же в столовой публика продолжала сидеть до 3-х часов ночи.

Обстоятельства настоящего дела были предметом суждения совета старшин общественного собрания, который признал поступок группы лиц, устроивших без надлежащего разрешения сходку в помещении, сданном для иной цели – неприличным и недопустимым впредь”.

Развлечения в губернских городах

Челябинск, как и Оренбург, отличался от других провинциальных городов постоянной сменой состава городского общества. Чиновничество здесь «не является господствующим классом и не задает тона», как это было в других небольших городах. Как отмечала А.М. Нечаева, прибывающие в Челябинск на службу чиновники

«смотрят на свое пребывание, как на переходную стадию. […] Никто из них не засиживается и живет здесь как на бивуаках – “проходимцем” … Более постоянный класс населения состоит из крупного купечества, мелких торговцев и железнодорожников разного калибра».

Именно эти категории населения и организовали в Челябинске клубные собрания. В клубах устраивались карточные игры (преферанс и макао) и «русско-славянские танцы», которые стороннему наблюдателю представлялись курьезом. Как отмечали современники, танцы были

«исполнены провинциальных особенностей. Танцуются они под какие-то оркестровые или рояльные частушки, почти все на один ма­нер. Кавалер, стараясь держать бюст и голову каменно неподвижны­ми, ногами стремится выделывать самые невозможные выкрутасы, или же, наоборот, танцует на одних пятках, едва поворачиваясь, “неглиже с отвагой”, как выражаются шутники. Боже упаси танцующей даме приподнять слегка край платья, как вообще принято на танцах.

– Вот бесстыжая-то, – не стесняясь, пустят ей вслед.

Если же дама хочет по-местному танцевать эффектно, то она должна как можно сильнее трясти боками, подперши их руками, или сложить руки на груди a la Наполеон. Она тоже может танцевать “неглиже”, едва переставляя ноги и зевая со скучающим видом по сторонам. Если кому-либо удается удачно выполнить все эти требования “хорошего тона”, его единодушно награждают аплодисментами и даже просят повторить танец».

Подобные варианты танцевальных па, скорее всего, попали в городской обиход с сельским населением, перебирающимся в город в поисках больших денег и лучшей жизни.

Население Илецкой Защиты, «кроме чернорабочих и служите­лей», состояло «из нескольких семейств чиновников, которые составляют цвет здешнего общества».

П.И Небольсин в “Рассказах проезжего” писал:

«все отзывается Оренбургом, столицей, шампанское, шелковые платья, король-валет, сам-пять, блондовые чепцы, чудный ростбиф, Бальзак и Эжен Сю, лакированные сапоги, листовские транскрипции. одним словом, все, как у нас в Петербурге. Что ж касается до низшего слоя, до простолюдья, то особенно блестящих сторон оно, по разрозненно­сти элементов, его составляющих, представить не может: днем оно работает, ночью спит, в праздники пьет вино…».

[…] «живется всем очень хорошо и очень весело; развлечения общественные неразнообразны и потому очень понятно, что балы, обеды, ужины, карточные вечера должны очень часто перемешиваться с умственными занятиями … А соскучится в Защите, едут в Оренбург – ведь это рукой подать: выехал утром, приехал к обеду, проплясал всю ночь до упаду, и назавтра опять в Защите».

В других городах губернии развлекательных танцевальных вече­ров не проводилось. Орск и Верхнеуральск были, скорее, военными крепостями, совершенно неприспособленными для аристократических увеселений. Троицк представлял собой купеческий городок, заселен­ный преимущественно мусульманами. Такой состав городского населения также не способствовал расцвету там танцевального искусства.

В итоге следует констатировать, что танцы, как способ проведения свободного времени, играли в жизни горожанок Оренбургской губернии вариант досуга свой особый смысл. Так, дворянки смотрели на балы как на способ самопрезентации и повышения социального статуса. Проблемы, возникшие со временем в этой сфере (сокращение доходов чиновников, перемены в системе ценностей у начальников края и пр.), лишали смысла участие дворянок в подобных увеселениях. Для купечества и других категорий горожан танцы были средством самовыражения и приятным вариантом отдыха. В уездных городах они имели свои особенности, связанные, вероятно, со значительным притоком в города сельского населения. Особого социального смысла в танцевальные вечера эти категории горожанок не вкладывали. Именно поэтому для них данная форма досуга оказывалась наиболее комфортной.

Источники:

• Е.В. Бурлуцкая (Банникова): «Балы, маскарады и танцевальные вечера как варианты досуговой повседневности горожанок Оренбургской губернии второй половины XIX – начала XX в».
• Бларамберг И. Ф. Воспоминания. Пер. с нем. О. И. Жигалиной и Э. Ф. Шмидта. М., Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1978. С. 248
• “Оренбургский листок”, 26 декабря 1904 года
• “Хроника г. Оренбурга за 1864 год” – СПб.: Тип. Т-ва «Общественная польза», 1865. – 34 с.
• Небольсин П.И. “Рассказы проезжего”. – СПб.: Тип. Штаба воен-учеб. заведений, 1854. – 345 с.
• “Оренбургские губернские ведомости”, 1 января 1897 года
• “Оренбургская газета” №1116, 14 января 1901
• Татьяна Судоргина “Танцевальных вечеров было до сотни”, “Вечерний Оренбург”, №11 от 13 марта 2002

© 2020, «Бердская слобода», Лукьянов Сергей