Дело об оренбургском мещанине Михайле Александрове

В 1866 году в Журнале Министерства Юстиции за 1866 год было опубликовано “дело об оренбургском мещанине Михайле Александрове”, “индейского” происхождения, судившемся за разные противозаконные поступки”.

Когда подсудимый не сознался во взводимом на него преступлении и к обвинению его нет ни одного совершенного доказательства, но есть такие улики, которые исключают возможность недоумевать о его виновности, – он может быть приговорен к определенному в законе за известное противозаконное деяние наказанию, по силе 308 и 341 ст, XI т. ч. 2-й, изд. 1857 г.

I. 26-го декабря 1852 года оренбургский мещанин Михаил Александров Вокатрио представил в Московскую Управу Благочиния расписку индейского подданного Вокатрио, писанную на индейском языке, копию с нее тоже на индейском языке и русский перевод с нее, никем впрочем не засвидетельствованный и объявил, что Вокатрио должен ему по этой расписке 612 бухарских золотых, каждый из них на русскую монету стоит 4 руб. серебром, и просил взыскать с него по ней деньги.

Московский 2-й гильдии купец индеец Гемраджи Могундас Вокатрио, по предъявлении ему расписки, объявил, что расписка писана не им, и что в ней написано, он не понимает и 612 бухарских золотых, по необращению сей монеты в России, он у Александрова не брал.

Примечание «Бердской слободы»: Авторский текст оставлен без изменений, старая (дореволюционная) орфография приведена к современному виду.

Перевод расписки, представленной Александровым на 30 коп. лист, по-русски значит:

«Ей и Богу правда 612 золотых я Гейму Мону Вокатрио взял в Оренбурге городе, взял действительно 612 золотых и должен отдать Чангулю Вокатрио по требованию тотчас, беру с тем, что во всякое время должен отдать я Гейму Мону Вокатрио; взял же 1849 года 18-го октября, Расписку писал в Оренбурге Гейму Мону Вокатрио, Ляни Чангулю Вокатрио, в том оную и выдал».

Управа 19 Февраля 1853 г., за обвяленным спором, предоставила Александрову обратиться в судебное место.

27-го апреля 1853 года прежде бывший индейский подданный Ляни Чангул Вокатрио, а после оренбургский мещанин, по св. крещении Михаил Александров Вокатрио, подал в Коммерческий Суд записку, в которой изложил, что родной брат его индеец Гейму Мону Гемраджи Могундас Чатривой Вокатрио взял у него в Оренбурге 612 бухарских золотых, каждый по 4 руб., для торговых оборотов, в чем и выдал ему, Александрову, расписку, им же писанную на индейском языке, и когда он Александров в Москве потребовал от брата по расписке денег и пользы, то брат сначала обещался заплатить, но когда Гемраджи узнал, что он Александров принял христианскую веру, то рассердившись на это, сказал: ты теперь мне не брат и долга не отдам, получай удовлетворение от христиан, а не от индейцев. Вследствие е чего он обратился с просьбой к Обер-Полицмейстеру о взыскании. Коммерческий Суд 12-го мая 1853 года передали все дело на рассмотрение 1-го Департамента Магистрата.

Магистрат отослали дело в Управу Благочиния, для производства Формального следствия.

При следствии Михаил Александров Вокатрио 17-го июля 1853 года показал, что ему 31 год от роду, читать и писать по-русски не умеет, а только по-индейски. Уроженец он города Мультона. Отец его индеец Мону Вокатрио лет 25 назади умер, а года через три после его смерти, мать его Рами узнала, что живший в С.-Петербурге родной брат отца его, индейский подданный Мажуран Мошамало Вокатрио тоже умер, и после него осталось значительное имение. Почему она выдала брату его Гемраджи Чатривой Вокатрио на получение наследства доверенность за подписью своей и старшего брата их Родакамин Могундас Мону. Гемраджи из Индии в тоже время выехал и после извещал, что наследство получил, а в 1846 году прислали письмо, чтобы приехали к нему в Бухарию. Поэтому старший брат Родакамин, вместе с ними Михаилом Вокатрио и двоюродным, братом их Гашема Сону Вокатрио отправились из Индии в Бухарию и нашли Гемраджи, занимавшегося там торговлей. Проживши с ним три года, они следующей части от него не получили, а в 1849 году он из Бухарии свой товар отправил в Оренбург куда выехал и сам. Тогда Родакамин послали его, Михаила, в Оренбург хлопотать’ о получении наследства, выдавши ему 650 бухарских золотых: в Оренбурге Гемраджи выпросили у него, Александрова, для общей пользы по торговле 612 золотых, в чем и выдал расписку на индейском языке, а сами уехал месяца через три в Москву, оставив его в Оренбурге и обещаясь выслать ему деньги, но этого не исполнил; почему он, Александров, вынужден был идти в Москву, где нашедши Гемраджи на Украинском подворье, просили у него по расписке денег, но Гемраджи узнав о принята им христианской веры, как от платежа долга, так и от родства отказался, почему он и представили расписку ко взыскании.

Гемраджи, как ему известно, судился в Петербурге, по делу о фальшивом бланке на банковом билете, о дерзком поступке с чиновником, фамилии которого не знает, и о наследстве, доставшемся и полученном после дяди их Мажурана Вокатрио. Через сделанные обо всем этом справки, может открыться справедливость его иска тем, что Гемраджи его брат, и что он написали расписку собственною рукою.

Гемраджи 23-го июня 1855 года показали, что он веры индейско-браминской, рожден в Индии, в городе Мультоне, от отца его Мондая Мотамано Вокатрио и матери Гангибой Чунзюмало, выехал из Индии в 1834 году, когда отец уже умер, и остались там мать и старине братья: Разуман и Жаниман с семействами. Жили сперва в Петербурге, для принятия, по доверенности двух родных братьев, дяди и двоюродных братьев, наследства, оставшегося после умершего родного дяди его, Гемраджи, индейского подданного Майзуран Мотамоло Вокатрио. Наследство это утверждено за ним Гемраджи но приговору индейского общества с утверждения Правительствующего Сената 4-го Департамента. В августе 1849 года действительно он были в Оренбурге, но там, у индейца, называющего себя Ляли Мону Вокатрио, 612 бухарских золотых взаймы не брал, показанной ему расписки не давал и кем она написана — не знает. Ляли Мону, по св. крещению Михаил Александров, с ним Гемраджи ни в каком родстве не состоит, а знает его потому, что видал его в Оренбурге, где он по бедности просили у разных лиц подаяния.

30-го сентября 1853 года Гемраджи Вокатрио в поданном объявлении приставу Матвееву, и самими им подписанном, подтвердивши бедность Александрова, сослался в подтверждение своего показания о несостоятельности Александрова:

на караванного начальника Раим Бай и
на бухарских купцов: Кари Абдул Касим, Абдул Аким, Мирза Фузаим, Салим Бай Азис Бай, Бабоджин Мирокжан и друг.,

которые также знают, что он пропитывал себя, живя в Петербурге, милостынею.

На очной ставке оба Вокатрио остались при своих показаниях.

24- го ноября 1853 года Михаил Вокатрио представил свой плакатный билет, выданный Оренбургскою Градскою Думою от 25-го августа 1852 года за № 621 на год и свидетельство, выданное ему из 2-го Департамента С.-Петербургской Управы Благочиния от 21-го октября 1853 года за № 6652, для проезда из Петербурга в Москву и обратно, на месяц.

Оренбургская Градская Дума уведомила, что индеец Ляли Чунгуль Ману, по крещении 7 ноября 1851 года и по принятии имени Михаила Александрова и присяги на подданство России, причислен к Оренбургскому мещанству; от роду ему 37 лет.

Александров представил следователю свидетельство о крещении, выданное ему от причта Петропавловской в Уфе церкви, следующего содержания:

«Оренбургской эпархии города Уфы, церкви апостолов Петра и Павла, в метрической книге за 1857 год в 1-й части о родившихся, под № 12 значится: по указу из Оренбургской духовной консистории, от 5-го ноября 1851 года за № 6754 индеец Лолай Чунгул Мону окрещен. При крещении ему дано имя Михаил. Восприемниками были: писец Оренбургской палаты гражданского суда, Александр Николаев Федотов, девица Елена Николаева Федотова, таинство совершал священники Федор Агафонов с причетником Григорием Григорьевыми».

При сем Александров показал, что по выезде его из Индии в Бухарию и оттуда в Оренбург он при себе ни какого свидетельства о своем звании не имел, потому что в Индии таковых не выдают, и когда он приняли христианскую веру, то назвали себя только именем Лалай Чунгул Мону, не объявивши, что имеет фамилию Вокатрио.

В Лазаревском институте восточных языков, куда обращался следователь за переводом некоторых по сему делу бумаги переводчика индейско-браминского языка не оказалось.

Бухарские купцы: Кари Абдул Касим, Абдул Аким, Мирза Фазулин, Аким Бай Бабажан и Саид Аминь Бай показали: что Лалай Чугун Мону Вокатрио, ныне Михаил Александров, как известно, индейцу Гемраджи Вокатрио не родственники и в Оренбурге проживал милостынею.

Оренбургская таможня уведомила, что Лалай Мону Вокатрио товаров не объявлял по прибыли из-за границы.

В 1-м Департаменте Надворного Суда Гемраджи Вокатрио 6-го июня 1855 года утвердил данные при следствии показания.

II. 23 декабря 1855 года в С.-Петербурге Михаил Вокатрио был взят в пьяном виде против Зимнего дворца жандармом и представлен в съезжий дом адмиралтейской части, где дежурными поручиком Бабиными, при караульных: Елисееве, Смирнове, Сироткине, Савинове и извозчике, от него, Александрова, отобраны 5 векселей заемное письмо и разные бумаги, и в числе их прошение на Высочайшее имя, подписанное ими самими, о захвате братом его, живущим в Москве, денег несколько тысяч и о вспомоществовании ему по бедности. По вытрезвлении Александров объявил, что он живет в доме персидского посольства, куда он и были отправлен для удостоверения его звания, но оттуда возвращен с известием, что он к персидской миссии не принадлежит, и там не жил, а как он оттуда возвращен больной, то 25-го декабря отправлен в обуховскую больницу; векселя же и заемное письмо на 2,475 руб. 14 ¼ коп. приняты казначеем Арбузовыми с распиской.

По выздоровлении 2-го марта 1856 года Михаил Вокатрио показал, что 23 декабря, проходя мимо Зимнего дворца, от болезненного припадка упал, где был поднят жандармом и представлении в съезжий дом. Здесь дежурный офицер отобрал от него пять векселей, заемное письмо, кредитных билетов 17 сто-рублевых, 6 пяти-рублевых и 1 трех рублевой, всего 1,733 руб. и разны бумаги. Векселя и заемное письмо получены ими в 1854 году, а деньги 16-го декабря 1855 года от брата своего Гемраджи Вокатрио, приехавшего в Петербург, но где жившего, не знает. При взятии его жандармом, пьян он не был; при отобрании от него в части бумаги и денег, кроме дежурного офицера, было четверо рядовых. Вместе с бумагами и деньгами отобрано от него три платка, шапка, гребенка, перчатки и пустой кошелек, которые ему не возвращены; кредитные билеты были завернуты в черном сукне и зашиты ими самими под подкладку архалука, которая оказалась распоротой и еще не зашитой.

Примечание “Бердской слободы”: Архалук — кавказский плотно прилегающий к телу кафтан с высоким стоячим воротником.

Отобранных бумаг по описи оказалось 15, из них три свидетельства, одно заемное письмо в 500 руб., пять векселей в 1.700, 800, 1.533, 180 и 1.000 руб., т.е. на 5.213 руб., Всеподданнейшее письмо, частное письмо, две молитвы, свидетельство Оренбургского Губернского Правления и метрическое свидетельство о крещении Александрова.

12-го марта Александров, подтвердивши свое показание, дополнил,— кто взял у него 1.733 руб. не знает, бумаг же значащихся в описи, он еще не получал.

Дежурные: офицер Бабин, фельдфебель Елисеев, унтер-офицеры: Смирнов, Сироткин, рядовые: Савинов, Харитонов, Хватов и извозчик, крестьянин Г. Мажуровой, Василий Алешин, показали, что при отобрании от Александрова бумаг, денег у него не было найдено. Архалук действительно оказался распоротым, но признаков, чтобы там были зашитые деньги, нет, осматриваем же был он по выходе Александрова из больницы.

Гемраджи Вокатрио отозвался, что он в Петербурге жил с 1835 по 1845 год и в это время он Александрова не знал и не видал, а также и денег, равно векселей и знаемого письма ему не передавал.

III. 10-го июля 1856 года индеец Байсын Нарсасинов объявил в 4-м квартале Московской части С.-Петербургской Полиции, что проживавший у него перекрещенный из индейцев Александров, 5 числа июля от него скрылся, украв у него 50 руб. денег, паспорт его, Нарсасинова, выданный из Петропавловской Ратуши 14-го января 1856 г. и паспорт его товарища индейца же Нану Савалова, выданный той же Ратушей.

13-го июля из слов Нарсасинова, объяснявшегося с трудом, как сказано в составленном об этом акте, с переводчиком Азиатского Департамента, извлечено, что Нарсасинов дал Александрову на покупку муки 50 руб. денег и позволил ему надеть халат, рубаху, платок и сапоги, стоящие 18 руб., но он, Александров, отправившись с сими вещами, домой не возвратился, и что кроме сего Александровым при этом унесены паспорты его и товарища его индейца Нану Савалова, бывшие у хозяина их Иванова в комоде, который по словам того Иванова был Александровым разломан.

Савалов, подтвердив объявление Нарсасинова, показал, что Александров взял у Нарсасинова 50 руб. и затем ушел и не возвращался.

Свидетельства сломанному комоду при следствии произведено не было.

Иванов остался по делу не спрошенным. Михаил Александров Вокатрио, постоянно отвергая взведенное на него Нарсасиновым и Саваловым обвинение, наконец при переводчике объяснил, что паспорте Нарсасинова он ошибочно захватил вместо своего вида при отъезде из Петербурга в Москву.

В поданном в 1-й Департаменте Московского Надворного Суда объяснения подсудимый изъяснил, что Паспорт Нарсасинова вместе с другими бумагами он нашел в Петербурге на тротуаре.

IV. 7-го июля 1856 года Михаил Александров Вокатрио по приезде из Петербурга в Москву, оказался записанным в Полиции по паспорту Байсына Нарсасинова, выданному сему последнему из Петропавловской Ратуши 14 января 1856 г. за №40.

При следствии Михаил Александров Вокатрио сперва показал, без бытности при этом переводчика, что паспорте этот он получил сам из Петропавловской Ратуши.

На допросе при переводчике подсудимый Михаил Вокатрио все данные по сему предмету показания отвергнул, как отобранные от него без переводчика.

В поданном в Надворный Суд объяснении Михаил Вокатрио утверждал, что остановясь по прибытии в Москву из Петербурга на Чижовском подворье, он отдал означенный паспорт коридорному того подворья вместе с другими бумагами и просил его, по своему незнанию русской грамоты и языка, из бумаг тех выбрать паспорт для записки его в полицию, но что взятый коридорным паспорте принадлежал Нарсасинову, того он не знал и себя Нарсасиновым не именовал, назывался всегда по фамилии Чатри Вокатрио.

V. 28-го сентября 1856 года проживавший в Москве индеец Гемраджи Вокатрио в поданном в городскую часть объявлении обвинил подсудимого Михаила Александрова в краже у него Гемраджи из запертого сундука, хранившихся в бумажнике серий на 1.500 руб., депозитных билетов разного достоинства на 8.500 р., четырех билетов Московского Опекунского Совета, положенных 22-го июня 1856 года, первый за № 23474 в сумме 27.000 руб.; 2-й за № 23475, в 9.000 руб., а 3-й и 4-й по 3.000 руб. серебром, за №№ 23476 и 23477 и девять билетов С.-Петербургского опекунского совета, положенных на имя его, Гемраджи Вокатрио, 13-го июля 1845 года: первый в 10.000, второй также в 10.000, третий в 4.000, четвертый и пятый по 6.000 каждый, шестой в 4.000, седьмой в 1.500 руб., за №№ 3580, 3581, 3582, 3583, 3584, 3585 и 3598, восьмой билет от 13 июня 1851 года в 3.500 руб. за № 41652 и девятый за № 41692 в 5.000 руб. серебром. Всего же в билетах 92.000 руб. серебром.

При этом Гемраджи Вокатрио объяснил, что Александров пришел к нему с 27 на 28 сентября, пробыл до сумерек и, оставив его Гемраджи спящим, ушел, а в 6 часов утра он, проснувшись, заметил сундук отпертым и ключ, хранившийся у него, в замке сундука. На этом объявлении не помечено времени, когда оно поступило в городскую часть.

Из донесения поручика 2-го квартала приставу городской части видно, что при изыскании об этом похищении, Гемраджи Вокатрио ухватил бывшего в числе прочих, при изыскании квартального поручика Тургенева за полу мундира и требовал, чтобы он отдал поданное им объявление, но когда Тургенев в этом ему отказал, то Гемраджи, ухватив его за борт сюртука, называл вором и мошенником, вырвал из рук объявление и постановление и хотел изорвать их, но до сего не быль допущен.

Мещанин Попов, добросовестный свидетель Глушковский и крестьянин Федоров, бывшие при изыскании, под присягой подтвердили обстоятельства, относящиеся до Тургенева.

По произведенному в квартире Гемраджи Вокатрио осмотру, полома сундука, в котором хранились похищенные билеты и деньги, не обнаружено, сундук же оказался открытым.

28 сентября 1856 года, в Троицко-Сергиевском посаде, Московской губернии, в гостинице Калачева задержан тамошней полицией неизвестный человеке, предъявивший хозяину гостиницы, в которой он в тот день остановился, для сохранения на время ночлега серий на 1.500 руб., кредитных билетов разного достоинства на 6.965 руб. и билеты: — четыре Московского Опекунского Совета на имя неизвестного и девять билетов на имя Гемраджи Вокатрио С.-Петербургского Опекунского Совета на сумму 92.000 руб. сер., под теми самыми номерами и на ту сумму, о покраже которых объявил Гемраджи Вокатрио. При этом неизвестном оказалось свидетельство, выданное 1 августа 1856 года, на имя индейца Вокатрио из временного ярмарочного присутствия нижегородской полиции.

Взятый в Сергиевском посаде человек, при допросе показал, что он того самая звания, как означено в отобранном от него свидетельстве. Оказавшиеся при нем деньги и билеты, как на неизвестного, так и именные принадлежать ему. Последние выданы на имя сына его Гемраджи Вокатрио, а взносили деньги он сам в С.-Петербургский Опекунский Совет. К индейскому уроженцу, московскому купцу Гемраджи Вокатрио 27 сентября действительно он приходили на подворье, как к земляку, в гости, но денег у него не крал.

Гемраджи Вокатрио, утверждая, что взятый в Сергиевском посаде человеке, есть оренбургский мещанин Михаил Александров, показал, что оказавшиеся при нем деньги и билеты украдены у него Вокатрио, ибо он Вокатрио по именными билетами деньги в С.-Петербургский Опекунский Совет взносил сам.

С.-Петербургский Опекунекий Совет уведомили Московского обер-полицмейстера, что препровожденная в совете подпись Гемраджи Вокатрио имеете сходство с подписью под объявлениями, при которых были взносимы в оный совет деньги на имя Гемраджи Вокатрио.

Подсудимый впоследствии показал, что он действительно оренбургский мещанин Михаил Александров. До принятая же христианской веры и подданства России, были английским подданными.

После того Александров показали, что он индейский уроженец из провинции Лагор, прежнее имя его Джанималь; Гемраджи Вокатрио ему родной брат, от которого он получил часть из наследства после дяди 50.000 руб. серебром, да прежде получили от родственников 87.000 руб. серебром, из которых при торговом обороте образовалось у него также до 50.000 руб. серебром и эта сумма отобрана от него в Сергиевском посаде. К этому подсудимый присовокупил, что быв 27 сентября у Гемраджи Вокатрио, он показывал ему деньги и билеты, а в это время Гемраджи, рассматривая билеты, что-то писал. В подтверждение прежнего звания своего Михаил Александров сделали ссылку на квартального надзирателя московской полиции Смирнова и поручика Шуйского.

Смирнов и Шумский без присяги объявили, что знают Александрова как бедная человека, которому из сострадания к его бедности, делали вспоможение, и что им известно только, что он Александров называл себя братом индейца Гемраджи Вокатрио.

Согласно сему показали: коллежский регистратор Потехин и мещанин Шляпников, Шумский же дополнил, что Александров, по прибытии в Москву, подал в городскую часть объявление о вытребованы от брата его Гемраджи Вокатрио части полученная им наследства, приходящейся на его Александрова долю. Вокатрио тогда отказался от Александрова и не признали его за своего брата.

В показании 16 октября 1856 года Гемраджи Вокатрио объяснил, что знаете Александрова с 1849 года и познакомился с ним в Оренбурге.

По делу видно, что означенный Гемраджи Вокатрио, отрицая всякое родство с Александровым, еще 23 июня 1853 года показывали что видел Ляли Мону Вокатрио, а по крещении Михаила Александрова, в Оренбурге.

10-го июля 1856 года Гемраджи Вокатрио объяснил, что он Александрова вовсе не знает.

В объяснении, поданном 10-го октября 1856 года в Московскую полицию, Михаил Александров Вокатрио объяснил, что он о возвращении ему полученного братом Гемраджи Вокатрио наследственного капитала, подавал два всеподданнейшие прошения, но какое последовало по его прошениям распоряжение, — ему не известно, брат его Гемраджи Вокатрио, в минуту расположена духа, нередко приглашал его к себе и заставлял сначала увещеваниями, а потом угрозами пренебречь христианскую веру и опять принять языческую. Во всяком же случае, когда он требовал от него наследственного капитала, он, ругая его и отказываясь от родства с ним, с разными угрозами и побоями выгонял его из своей квартиры.

Наконец вечером 26 сентября 1856 года Гемраджи Вокатрио пригласил его к себе и, притворившись всем своим радушием, как к родственнику, просил у него извинения в том, что так долго мучил его невыдачею наследства, и потом выдал ему в тот же вечер, в раздел наследства серий на 1.500 руб. серебром, кредитных билетов 8.500 руб. серебром и билетов сохранной казны на 92.000 руб. серебром.

Не зная русской грамоты, он не обратил никакого внимания на деньги и билеты, положив все выданное в карман, поблагодарил брата, простился с ним и объявил ему, что на другой же день отправится в Сергиевскую лавру помолиться Богу, но Гемраджи после выдачи ему денег, преследовал его и по проискам его был он взят 27 сентября вечером в лавре в полицию вместе с деньгами и билетами.

Цель Гемраджи была та, чтобы, обличив его в воровстве, сослать в Сибирь на поселение и через то избавиться навсегда как личности его, так и требования о разделе наследственного капитала. При чем присовокупил, что родом он Александров из Индии города Мультона, прежнее имя его в язычестве было: Ляль-Чангуль-Мону Кехтари-Ваги Джанджин Магуидас Чатри Вокатрио.

При сличении, произведенном 16 декабря 1860 года членами Московского Надворного Суда с секретарем при старшем враче тюремных замков, ординаторе тюремных больниц и преподавателе восточных языков Лазареве, примет подсудимого Михаила Александрова Вокатрио, описанных с натуры, с приметами, описанными в копии определения 4-го Департамента Правительствующего Сената, состоявшегося 5 мая 1837 года, наследника Джанджина, которым себя Михаил Александров называет, найдено, что оные сходны между собою, в главных характеристических чертах, за исключением лишь некоторых незначительных частностей, могших произойти от неточности выражений при переводе примет с персидского на русский язык, а частью и от времени.

По рассмотрении дела сего, 1-й Департамент Московского Надворного Суда, мнением положил:

Оренбургского мещанина Михаила Александрова Вокатрио в составлении фальшивой расписки в занятых у него индейским подданным Гемраджи Вокатрио 612 бухарских золотых, в умышленном оклеветаны полицейского чиновника Бабина не сознавшегося и посторонними, законом определенными доказательствами, в том необличенного, на основании 103 ст. кн. 1-й ху т. Улож. изд. 1857 г. (по изд. 1866 г. от. 91) от суда и следствия освободить.
В краже у индейцев Нарсасинова и Савалова денег, имущества и паспортов его, Вокатрио, на основаны 313ст. xv т. кн. 2-й зак. уголов., оставить в подозрении, а в проживании заведомо по чужому виду под именем Байсина Нарсасинова, оставить в сильном подозрении.
В ложном показании о звании своем без присяги пред судом, признать его виновным, за что, на основании 1209 ст. xv т. кн. 1 Улож. изд. 1857 г. (по изд. 1866 г. ст. 943) выдержать под арестом при полиции три недели и потом освободить.
В краже у брата своего Гемраджи Вокатрио из железного сундука без повреждения оного денег, серии и ломбардных билетов, всего на 92.000 руб. серебром, его Михаила Вокатрио, на основании ст. 313 и 343 п. 2, 10 и 15 кн. 2-й зак. уголов., оставить в сильнейшем подозрении.
Его Михаила Вокатрио за сделанные дерзости подполковнику Воейкову и квартальному надзирателю Осипову, на основании ст. 146 п. 4 и примеч. к ст. 2094 xv т. кн. 1 Улож., изд. 1857 г. (по изд. 1866 г. ст. 134 и 1535) никакому наказанию не подвергать.
О причинены Гемраджи Вокатрио, уже умершим, личной обиды квартальному поручику Тургеневу, при отправлены им должности, за смертно Вокатрио, на основаны ст. 169 п. 1 Улож. изд. 1857 г.(по изд. 1866 г; ст. 155) суждения не иметь.
О принадлежности отобранных от Михаила Вокатрио билетов опекунских Советов, серии, денег и документов, предоставить постановить определение 2-му Департаменту Надворного Суда.

Поверенный Михаила Вокатрио делал рукоприкладство под запиской, составленною в Московской Палате Уголовного Суда, которая, рассмотрев рукоприкладство и обстоятельства дела сего, по большинству голосов определила:

Оренбургского мещанина Михайла Александрова Вокатрио по обвинению в подложном составлены расписки в 2.448 руб. серебром, на свое имя от имени индейца Гемраджи Вокатрио, по недоказанности подлога, согласно 103 ст. Улож. изд. 1857 г. (изд. 1866 г. ст. 91) от суда освободить;
по обвинению в пьянстве, на основаны 1345 ст. Улож. изд. 1857 г. (по изд. 1866 г. отменена) и 19 ст. манифеста 26 августа 1856 года, наказанию не подвергать;
в краже; у индейца Нарсасинова и в краже у индейца Гемраджи по вышеприведенным уликам, на основании 313 ст. xv т. кн. 2-й (изд. 1857) оставить в сильном подозрении, а за предъявление чужого вида на прожитие за свой, на основании 1265 и 1266 ст. Улож. изд. 1857 г. (изд. 1866г. ст, 976 и 977), лишив его всех особенных лично и по состоянии присвоенных ему прав и преимуществ, отдать в рабочий дом на шесть месяцев и потом поступить с ним по 53 ст. Улож. изд. 1857 г. (изд. 1866 г. ст. 49), а именные билеты и деньги, объявленные Гемраджи похищенными, отослать во 2-й Департамент Московского Надворного Суда, где производится дело о наследстве после Гемраджи Вокатрио, а расписку на индейском языке выдать Александрову. Суждение о претензии Михаила Вокатрио на Кузнецова, об обиде подполковника Воейкова и квартального надзирателя Осипова, на основаны примеч. к 2094 ст. Улож., прекратить.

Председатель Уголовной Палаты Селиванов по сему делу, между прочим, полагал: что Михаил Александров, хотя и не может быть признан изобличенным в краже у индейца Гемраджи Вокатрио денег посредством похищенного ключа, т.е. с взломом, но тем не менее самый факт кражи свыше 300 руб. серебром остается вполне доказанными

потому что Гемраджи объявил о похищении у него Александровым денег тотчас после происшествия;
при Александрове же оказались именно те самые деньги, о краже которых было обвялено, а к оправданию своему он представить ничего не мог, делая разнообразные и бездоказательные показания о приобретении оных. Все это, в совокупности взятое, не оставляет никакого сомнения в его преступлении и дает полную возможность признать его, Александрова, изобличенным в краже, без особенных, увеличивающих вину обстоятельства. За эту кражу Александров, на основаны 3 отд. 2238 ст. Улож. изд. 1857 г. (по изд. 1866 г. ст. 1655) подлежим наказанию, означенному в 4 степ. 35 ст. изд. 1857 г. (по изд. 1866 г. ст. 31), — с лишением всех особенных, лично и по состоянии присвоенных ему прав и преимуществ.

Губернский прокурор, при подаче к нему определения по настоящему делу, словесно объяснил, что по его мнению мещанин Михаил Александров должен быть обвинен в краже денег и билетов у индейца Гемраджи Вокатрио, на основании тех данных, которые изложены в мнении председателя Уголовной Палаты.

Московский Военный Генерал-Губернатор в рапорте своем Правительствующему Сенату изъяснил, что он согласен с мнением председателя Палаты и находим оное, по изложенным им основаниям, более правильным решения Палаты, состоявшегося по большинству голосов.

1862 года марта 6-го дня в 1-м Отделении 6-го Департамента Правительствующего Сената, по выслушании записки из сего дела, последовала единогласная резолюция следующего содержания:

рассмотрев обстоятельства настоящего дела, представленного Московским Военным Генерал-Губернатором по несогласию его с решением Уголовной Палаты и объявленному на оное Губернским Прокурором протесту, Правительствующий Сенат находим, что подсудимый, оренбургский мещанин Михаил Александров Вокатрио, обвиняется: во 1-х, в представлены ко взысканию на индейца Гемраджи Вокатрио подложной расписки; во 2-х, в пьянстве до беспамятства; в 3-х, в похищены у индейцев Нарсасинова и Нану Савалова денег, носильного платья и паспортов; в 4-х в предъявлении чужого билета на прожитие за свой, и в 5-х, в краже у индейца Гемраджи Вокатрио из запертого сундука серий, депозитных билетов Московского и С.-Петербургского Опекунских Советов, всего в капитальной сумме 102.000 руб. серебром.

По первому обвинению видно, что мещанин Михаил Александров предъявил 16 декабря 1852 года в Московскую Управу Благочиния ко взысканию в 2448 руб. с индейца Гемраджи Вокатрио расписку от 8 октября 1849 года, которую означенный Гемраджи Вокатрио назвал подложной. Извет этот, по невозможности, при производстве следствия, за неимением переводчика, сделать перевод, расписки и сличить почерк ее с бесспорными подписями Гемраджи Вокатрио, остается неразъясненным, а по необнаружению других доказательств подлога, требуемых 197 ст. 2 й кн. xv т. (изд. 1857 г.), подложность этой расписки нельзя признать доказанною; посему мещанина Александрова (Вокатрио) следует по предмету сему, на основании 103 ст. Улож. изд. 1857 г. (по изд. 1866 г. ст. 91) от ответственности освободить.
23 декабря 1855 г. подсудимый Александров (Вокатрио) был найден близ Зимнего дворца в С.-Петербурге пьяным до беспамятства, за что и подлежим ответственности по 1345 ст. Улож.; но как за таковой поступок не определяется наказания, соединенного с лишением или ограничением прав, то на основании XIX ст. Всемилостивейшего Манифеста 26 августа 1856 г. дело о нем следует прекратить.
Индеец Байсын Нарсасинов 10 июля 1856 г. объявил Московской части С.Петербургской полиции, что проживавший у него перекрещенный из индейцев Александров 5 числа того июля от него скрылся, украв у него 50 руб. серебром, паспорт его, Нарсасинова, выданный ему из Петропавловской Ратуши 14 января 1856 г. и паспорт его товарища индейца же Нану Савалова выданный тою же Ратушею и того же числа и года, пальто и архалук. Это объявление Нарсасинова подтвердил и Нану Савалов. А 13 июля, из слов Нарсасинова, объяснявшегося с трудом, как сказано в составленном об этом акте, с переводчиком Азиатского Департамента, извлечено, что Нарсасинов дал Александрову на покупку муки 50 руб., причем Александров выпросив у него надеть его халат, рубаху, шейный платок и сапоги, ушел и не возвратился, а хозяин его Иванов, при спросе отвечал ему, Нарсасинову, что Александров разломал комод и унес его паспорт. По смерти Нарсасинова, Савалов 8 октября 1857 г. показал, что Александров взял у Нарсасинова 50 руб. и затем ушел и не возвращался; при этом пропали их пальто, архалук и паспорты его и Нарсасинова. При показании Александрова Савалову, последний признал бывший на нем архалук за свой. Паспорт Нарсасинова был отобран от Александрова; но действительно ли был взломан комод, — того из дела не видно и Иванов о том остался неспрошенным. При следствии Александров постоянно отвергая взведенное на него Нарсасиновым и Саваловым обвинение, при переводчике объяснил, что паспорт Нарсасинова он ошибочно захватил вместо своего вида при отъезде из Петербурга в Москву; а потом в поданном в 1-й Департамент Московского Надворного Суда объяснении утверждал, что паспорт этот вместе с другими бумагами он нашел в Петербурге на тротуаре и когда, приехав в Москву, остановился на подворье, то по незнания русского языка паспорт этот был отдан им, для записки его в полицейской части. При определение степени виновности Александрова по взводимым на него означенными индейцами обвинениям, Правительствующий Сенат, принимая во внимание, что истцы о похищении денег и вещей показали различно, действительность взлома остается по делу недоказанной, и что к подтверждению справедливости сделанных ими объявлений, оказывается лишь отобранный от Александрова паспорт Нарсасинова, приходит к тому заключению, что к положительному обвинению Александрова во взводимом на него преступлении, не представляется достаточных оснований, и что паспорт Нарсасинова, составляя поличное, по 10 п. 343 ст. 2-й кн. xv т. изд. 1857 г., можешь быть принят лишь уликой в оном, сила которой увеличивается разноречивыми о приобретении паспорта показаниями Александрова; посему и следует его, по предмету кражи у Нарсасинова, оставить, на основании 313 ст. 2-й кн. хv т., в подозрении.
Александров, по приезде из Петербурга в Москву в июле 1856 г., оказался записанным, в полиции по паспорту Нарсасинова, объявленному похищенным и выданному сему последнему из Петропавловской Ратуши 14 января 1856 г. за № 40, из чего возникает на него новое обвинение в предъявлении чужого вида на прожитие за свой. Относительно сего Александров сперва при следствии постоянно утверждал, что паспорт он получил сам из Петропавловской Ратуши; но потом при переводчике все данные по сему предмету показания отвергнул, как отобранные от него без переводчика, и в поданном в Надворный Суд объяснении изъяснил, что паспорт тот он отдал вместе с другими коридорному на Чижовском подворье и просил, его, по своему незнании русской грамоты и языка, из бумаги тех выбрать паспорт для записки его в полиции, но что взятый коридорным паспорт принадлежал Нарсасинову, того он не знал и себя Нарсасиновым он не именовал, называясь всегда по фамилии Чатри Вокатрио. При таковых видах дела, принимая в соображение, что Александров, не зная русской грамоты и не понимая даже языка, мог передать паспорт Нарсасинова для записки за свой, Правительствующий Сенат, руководствуясь 111 ст. 1-й кн. хv т. изд. 1857 г. (а по изд. 1866 г. ст. 99) признает справедливым содеянного им проступка, не вменяя ему в вину, ни какому за то наказанию его не подвергать.
28 сентября 1856 г., проживавший в Москве индеец Гемраджи Вокатрио, в поданном в городскую часть объявлении обвинил подсудимая Михаила Александрова в краже у него, Гемраджи, из запертого сундука, хранившихся в бумажнике серий на 1.500 руб., депозитных билетов разного достоинства на 8.500 руб., четырех билетов Московского Опекунского Совета, положенных 22 июля 1856 г.: первый за № 23474, в сумме 27.000 руб., второй за № 23475, в 9.000 руб., третий и четвертый каждый по 3.000 руб. серебром, за №№ 23476 и 23477 и девяти билетов С.-Петербургского Опекунского Совета, положенных на имя его, Гемраджи Вокатрио, 13-го июля 1845 г.: первый в 10.000 руб., второй также в 10.000 руб., третий в 4.000 руб., четвертый и пятый по 6.000 руб. каждый, шестой в 4.000 руб., седьмой в 1.500 руб. за №№ 3380, 3581, 3582, 3583, 3584, 3,85 и 3,98, восьмой билет от 13 июля 1851 г. в 3.500 руб. за № 41652, и девятый за № 41692 в 5000 руб. серебром, всего же в билетах 92.000 руб. серебром. При этом Гемраджи Вокатрио объяснил, что Михаил Александров пришел к нему с 27 на 28 сентября, пробыл до сумерек и, оставив его, Гемраджи, спящим, — ушел, а в 6 часов утра он, проснувшись, заметил сундук отпертым и ключ, хранившийся у него, в замке сундука. При изысканы же об этом, Гемраджи Вокатрио требовал от бывшего при составлении местного постановления квартального поручика Тургенева выдачи ему поданного им о краже объявления и получив отказ, вырвал у Тургенева как объявление, так и постановление, и хотел их изорвать. Донесете о сем квартального поручика Тургенева под присягой подтвердили: мещанин Попов, добросовестный свидетель Глушковский и крестьянин Федоров. Между же тем 28 сентября 1856 года в Троицко-Сергиевском посаде Московской губернии Михаил Александров предъявил хозяину гостиницы, в которой в тот день он остановился, для сохранения, на время ночлега, серий 1.500 руб., кредитных билетов разного достоинства на 6.965 руб. и билеты: четыре, на имя неизвестного, Московскогокая Опекунского Совета и 9 билетов, на имя Гемраджи Вокатрио, С.-Петербургского Опекунская Совета, под теми же самыми номерами и на ту сумму, о покраже которых было объявлено Гемраджи Вокатрио. При следствии на допросах Александров, не сознаваясь в этой краже, деньги и билеты называл своими, представляя сомнительные объяснения о приобретении их и изменяя самые объяснения; главное же показание, на котором Александров утвердился в поданном в Надворный Суд объяснении, в коем отвергнул все прежние свои об этом показания, как данные без бытности при оных переводчика, состоит в том, что Гемраджи Вокатрио отдал ему оказавшиеся при нем деньги и билеты, как удовлетворение за ту часть наследства, которая следовала ему после индейца Мажурама Вокатрио, указывая в свое оправдание на действительность родственных отношений своих к Гемраджи Вокатрио и прося при этом, отобранные от него билеты и деньги передать к гражданскому делу об оставшемся после умершего Гемраджи Вокатрио имуществе, к которому он предъявил себя наследником. Гемраджи Вокатрио, отвергая родство с Александровым, давал по делу различные о знакомстве его с ним показания. Вследствие всего этого и было произведено Членами Московского Надворного Суда с секретарем оного, при старшем враче тюремных замков, ординаторе тюремных больниц и преподавателе восточных языков Лазаревского Института сличение примет подсудимого Михаила Александрова Вокатрио с описанными в копии с копии определения 4-го Департамента Правительствующего Сената 5 мая 1837 года приметами наследника Джанджина, которым подсудимый себя называет; по сличении найдено, что приметы те сходны между собой в главных характеристических чертах, за исключением лишь некоторых незначительных частностей, могших произойти от неточности выражений при переводе примет с персидская языка на русский, а частью и от времени. Не входя в суждение о родстве между Михаилом Александровым и Гемраджи Вокатрио, как о предмете до судебно-уголовного департамента не относящимся, Правительствующий Сенат, при суждены о справедливости взведенного от Гемраджи Вокатрио на Михаила Александрова обвинения в краже, находит необходимым обратиться к имеющимся в следствии указаниям. Гемраджи Вокатрио объявил, что деньги были в запертом сундуке, ключ от которого Александров вынул у него из кармана во время его сна, в продолжение которого и сделал похищение, замеченное им уже на другой после того день рано утром; а Александров показывает, что оказавшиеся у него деньги и билеты отданы были ему самим Гемраджи Вокатрио. Таким образом, и обвинение и оправдание являются одинаково не вполне доказанными, в особенности, если принять в соображение с одной стороны различные показания обвинителя о знакомстве его с Александровыми и требование его, — при изысканы о сделанном у него похищены, — возвратить поданное им о краже объявление, а с другой сомнительные показания обвиняемая о приобретении означенных денег и билетов, из которых именные билеты оказались у него без надлежащих надписей, каковое обстоятельство усугубляет сомнение в законности их приобретения. При таковых данных и принимая во внимание, что при отсутствии собственного сознания в этой краже, к изобличении в оной Михаила Александрова, других совершенных доказательств не представляется, Правительствующий Сенат, руководствуясь 310 ст. 2-йкн. xv т. изд. 1857 г., признает более справедливым подсудимого Михаила Александрова Вокатрио в краже у Гемраджи Вокатрио денег и билетов оставить в сильном подозрении, а как подсудимый утверждал, что эти билеты и деньги следуют ему по праву наследства, то они и должны быть, за смертью Гемраджи Вокатрио, отосланы к производящемуся об оставшемся после него имуществе гражданскому делу, о чем сделать распоряжение просил и сам подсудимый в поданном в 1-й Департамент Надворного Суда по сему делу объяснении, принимаемом судебными местами за несомненное.

В сих соображениях и на основаны приведенных законов Правительствующий Сенат определил:

Оренбургского мещанина Михаила Александрова (Вокатрио) в подложном составлены расписки в 2.448 руб. серебром на свое имя от имени индейца Гемраджи Вокатрио, по недоказанности подлога, от суда освободить, не подвергая его, Александрова, в силу 3 ст. Улож., никакому наказанию за предъявление чужого вида на прожитие за свой.
За пьянство до беспамятства от следовавшей ему ответственности по 1345 ст. Улож., изд. 1857 г. освободить по благости Всемилостивейшего манифеста 26 августа 1856 года.
По предмету кражи у индейцев: Нарсасинова— денег, вещей и паспортов и у Гемраджи Вокатрио — денег и билетов Петербургского и Московского Опекунских Советов, оставить, на основании 313 ст. 2-й кн. xv т. изд. 1857 г., по первой краже в простом, а по второй в сильнейшем подозрении; оказавшиеся же при нем, Александрове, деньги и именные билеты, объявленные Гемраджи Вокатрио похищенными, отослать к гражданскому делу, производящемуся об оставшемся после Гемраджи Вокатрио наследстве, а расписку на индейском языке выдать Александрову, и
Так как в производстве настоящего арестантского дела ни со стороны следователей, ни со стороны рассматривавших оное судебных мест, произвольной медленности не усматривается, а долговременность производства оного произошла от сложности заключающихся в нем обстоятельств и вследствие разнообразных данных подсудимым показаний, требовавших особого исследования, то обстоятельство это оставить без положения. Прочие части решения Московской Палаты Уголовного Суда, о претензии Александрова на Кузнецова, об обиде подполковника Воейкова и квартального надзирателя Осипова, о Гемраджи Вокатрио, по оскорблению им чиновника Тургенева, Московским Военным Генерал-Губернатором согласованные и ревизии Сената не подлежащие, оставить без рассмотрения. Об исполнении определения сего, с обращением подлинного дела, Московскому Военному Генерал-Губернатору послать указ.

Состоявший в должности обер-прокурора А.Н. Шахов дал по делу сему предложение следующего содержания: мещанин Михаил Александров, как видно из дела, подлежит суждению по обвинениям:

в подложном составлении денежной расписки, от имени индейца Гемраджи Вокатрио;
в пьянстве до беспамятства;
в предъявлении чужого вида на прожитие за свой;
в краже денег, вещей и паспортов у индейца Нарсасинова, и
в краже ломбардных билетов и денег у индейца Гемраджи Вокатрио.

Определением Правительствующего Сената, по первыми трем предметам мещанин Александров освобождается от всякой ответственности, по четвертому оставляется в простом подозрении, а по пятому — в сильнейшем. Соглашаясь с заключением Правительствующего Сената по первым четырем предметам, он, состоящий в должности обер-прокурора, представили внимание Правительствующего Сената относительно пятого предмета, что хотя мещанин Михаил Александров и не сознается в краже у индейца Гемраджи Вокатрио денег и билетов С.-Петербургского и Московского Опекунских Советов, всего на сумму 102.000 руб.; но из обстоятельств дела оказывается:

что объявление Гемраджи Вокатрио о произведенной у него краже, было подано вслед за произшествием, именно утром 28 сентября 1856 года и вслед же за тем, вечером того же числа, мещанин Михаил Александров был заарестован в Троицко-Сергиевском посаде и при нем оказались те самые именные и безименные ломбардные билеты и на ту же сумму серии, как было сказано в объявлении Гемраджи Вокатрио;
в оправдание свое Михаил Александров не представили решительно никаких доказательств, и все его показания о приобретении найденного при нем капитала и билетов, исполнены разноречия. Так, в продолжении слишком года, в показаниях при следствии и в особом объяснены жандармскому штабс-офицеру Воейкову, он утверждал, что найденные при нем деньги и безименные билеты Московского Опекунского Совета, на сумму без малого 52.000 руб., есть его собственность, приобретенная обширной торговлей, а капитали 50.000 руб., заключающийся в именных билетах С.-Петербургского Опекунского Совета, был положен им на имя своего сына Гемраджи Вокатрю, и что предъявившего о краже индейца того же имени, он знает только год и в родстве с ними вовсе не состоит. Потоми, когда Гемраджи Вокатрио был убит, Михаил Александров стали уже объяснять, что именные билеты С.-Петербургского Опекунского Совета он получили от самого Гемраджи Вокатрио; что Вокатрио, будучи ему родными братом, имел в виду, передавая ему билеты сии, удовлетворить его за участие в общем их наследстве после умершего дяди, и что остальной капитал в наличных деньгах и безименных билетах Московского Опекунского Совета составился из 35.000 руб., которые в 1855 году высланы были ему, Александрову, из Индии родственниками и которые потом он увеличили торговыми оборотами. Впоследствии же и это показание было Александровыми отвергнуто, и он начали утверждать, что все без исключения, найденные при нем билеты, серии и деньги были получены им от Гемраджи Вокатрио.
Кроме того 3) упорно более года скрывая настоящее свое имя и происхождение, мещанин Александров давал о себе в это время и потом самые неправдоподобные и сбивчивые показания; то он называли себя жителем города Лагора Байсын — Нарсасиновым, английским подданными, браминской веры, прибывшими в Россию в начале 1856 года и вместе с тем показывал, что в то время, когда он был арестован в Троицко-Сергиевском посаде, он находился там для богомолья, имея намерение отправиться через Ярославль в Астрахань, — то говорил, что он родом из города Мультона, прибыл в Россию в 1849 году и принял в 1851 году в Оренбурге подданство России и православную веру; то показывал себя купцом, занимающимся обширной торговлею в Индии и не имеющим никакого семейства, то лицом дворянского происхождения, состоящим в чине полковника индийской службы, командующим там 30000 конного войска и имеющим дочь и сына, который, состоя в чине генерал-майора, остался в Индии, вместо него командовать войском; то наконец объяснял, что он не имел ни какого состояния и прибыл в Россию отыскивать от Гемраджи Вокатрио наследство, но не начинал дела из опасения преследований Вокатрио за принятие христианской веры, и что если прежде не было объяснено им в надлежащем, виде всех обстоятельств, то это произошло от непонимания им русского языка, а при отобрании показаний, не было при нем переводчика.
Между тем 4) из имеющихся в деле сведений и показания индейца Нану Савалова Чука, на которого Михаил Александров сам сослался, видно, что Александров понимали русский язык и был даже в качестве переводчика у индейцев Чука и Байсын Нарсасинова. При том, если бы Александров действительно не понимали русского языка; то: во 1-х, он мог заявить об этом и потребовать переводчика при самом начале дела, а не чрез год; во 2-х, ему ни что не препятствовало высказать истину в подробном его объяснении, поданном полковнику Воейкову, но и оно оказалось наполненными неправды, от которой он сам же потом отказался.

Все эти обстоятельства, равно и самый род других преступлений, за которые Михаил Александров судится, не могут не служить в совокупности, по силе ст. 341, 342 и 343 п. 2 ,10 ,12 и 15, т. хv кн. 2, изд. 1857, основанием, как полагают и председатель уголовной палаты, губернский прокурор и военный генерал-губернатор, к признанию Александрова виновным в краже у Гемраджи Вокатрио ломбардных билетов и денег, на сумму, показанную в объявлении последнего. За преступление это, так как взлома сундука, в котором хранилось похищенное у Гемраджи Вокатрио, не было, Михаил Александров должен подлежать, на основании 3 отд. 2238 ст. т. xv кн 1-й наказанию по 4 степ. 35 стат. изд. 1857 г; (по изд. 1866 г. ст. 1655 и 31), указанному в § v п. 1 лит. Г . прилож. к 358 ст. т. хv кн. 2-й, с назначением оного но упорству Александрова в запирательстве, в средней мере. По сему он, состоявший в должности Обер-Прокурора, полагали бы: мещанина Михаила Александрова, за кражу у индейца Гемраджи Вокатрио денет и билетов С.-Петербургского и Московского Опекунских Советов, на сумму 102.000 руб., лишив всех особенных, лично и по состоянию присвоенных ему прав и преимуществ, наказать чрез полицейских служителей розгами шестьюдесятью пятью ударами, потом отдать в исправительные арестантские роты гражданского ведомства на шесть месяцев; при недостатке же в ротах сих помещения или неспособности к работам в оных, поместить его на тот же сроки в рабочий дом или тюрьму, и за тем сослать для водворения в Западную Сибирь, с употреблением его и там в работы, по усмотрению и распоряжению местного начальства до истечения одного с половиною года, считая сроки сей со дня прибытия в место назначения, а деньги и билеты, объявленные Гемраджи Вокатрио похищенными, отослать во 2-й Департамент Московского Надворного Суда, где производится дело о наследстве Вокатрио.

Так, как некоторые из Сенаторов се этими предложением не согласились, то вследствие сего дело это перенесено было на рассмотрение Общего Собрания Московских Департаментов Правительствующего Сената, где Сенаторы объявили следующие мнения:

Три особы полагали:

Оренбургского мещанина Михаила Александрова (Вокатрио) в подложном составлении расписки в 2448 руб. серебром на свое имя от, имени индейца Гемраджи Вокатрио, по недоказанности подлога, от суда освободить, не подвергая его, Александрова, в силу 111 ст. Улож., изд. 1857 г. (изд. 1866 г. ст. 99) никакому наказанию за предъявление чужого вида на прожитие за свой.
За пьянство до беспамятства от следовавшей ему ответственности по 1345 ст. Улож., освободить по благости Всемилостивейшего манифеста 26 августа 1856 года.
По предмету кражи у индейцев: Нарсасинова денег, вещей и паспортов и у Гемраджи Вокатрио денег и билетов Петербургского и Московского Опекунских Советов, оставить, на основании 313 ст. 2-й кн. xv т., по первой краже в простом, а по второй в сильнейшем подозрении; оказавшиеся же при нем, Александрове, деньги и именные билеты, объявленные Гемраджи Вокатрио похищенными, отослать к гражданскому делу, производящемуся об оставшемся после Гемраджи Вокатрио наследстве, а расписку на индейском языке выдать Александрову, и
так как в производстве настоящего арестантского дела ни со стороны следователей, ни со стороны рассматривавших оное судебных мест, произвольной медленности не усматривается, а долговременность производства оного произошла от сложности заключающихся в нем обстоятельств и вследствие разнообразных данных подсудимым показаний, требовавших особого исследования, то обстоятельство это оставить без положения. Прочие части решения Московской Палаты Уголовного Суда о претензии Александрова на Кузнецова, об обиде подполковника Воейкова и квартального надзирателя Осипова, о Гемраджи Вокатрио, по оскорблении им чиновника Тургенева, Московским Военным Генерал-Губернатором согласованный и ревизии Сената не подлежащие, оставить без рассмотрения.

Двадцать особ, соглашаясь с мнением трех особ гг. Сенаторов, по первым четырем предметам сего дела, а именно:

о подложном составлении денежной расписки от имени индейца Гемраджи Вокатрио,
о пьянстве до беспамятства,
о предъявлении чужого вида на прожитие за свой и
о краже денег и вещей у индейца Нарсасинова,

относительно же пятого предмета заявили мнение, согласное с предложением исправлявшего должность Обер-Прокурора, с чем согласился и г. Министр Юстиции с тем, чтобы из соображений по предмету предъявления Александровым чужого вида за свой, было исключено выражение «не понимая даже языка», так как из имеющихся в деле сведений видно, что Александров понимал русский язык и был даже в качестве, переводчика у индейдев Чука и Нарсасинова.

Источник: Дело об оренбургском мещанине Михайле Александрове Вокатрио, судившемся за разные противозаконные поступки // Журнал Министерства Юстиции. – СПб., 1866. – № 6 (Июнь). – С. 533 – 554.