По пугачевским местам Заволжья и Урала (фрагмент)

Оренбург

Утром 18 сентября (прим. “Бердской слободы: здесь и далее ст.стиль), в понедельник, Пушкин приехал в Оренбург. Поэт остановился у военного губернатора, графа В.А. Перовского, давнего своего знакомого по Петербургу. Перовский жил тогда за городом – на губернаторской даче – в версте от Сакмарских ворот. Дом сохранился в очень перестроенном виде, сейчас в нем находится 2-я городская больница; в 1937 году дом отмечен мемориальной доской (проезд Коммунаров, 1). Здесь произошла неожиданная и радостная встреча – В.И. Даль, литератор и петербургский знакомый, в этот же день возвратился из большой поездки по губернии и вызвался ознакомить Пушкина со всеми “пугачевскими” достопримечательностями города и окрестностей.

Знакомство с Оренбургом началось в тот же день. А.Н. Плещеев впоследствии писал о городе: “В Оренбурге много особенностей, резкой чертой отличающих его от других городов России”. Одна из главных – необычайно пестрый состав населения. Большую часть его составляли военные, ведь город был военным центром всего края, – офицеры, солдаты, казаки. Лишь пятую часть жителей представляли купцы, мещане, разночинцы; среди них – люди самых разных национальностей.

Памяти поэта. Мемориальная доска, установленная на доме №5 по проезду Коммунаров (Оренбург). Фото. В. Елагина. На снимке: “вчера в 5 часов вечера состоялся митинг трудящихся Оренбурга, посвященный установлению мемориальной доски на доме, где в 1833 году останавливался А.С. Пушкин”. Источник: “Оренбургская коммуна” №34 (3009), 11 февраля 1937 года.

Чиновник К.А. Бух, приехавший в Оренбург на службу именно в 1833 году, отметил в своих воспоминаниях непривычный азиатский колорит его: “Наружная физиономия Оренбурга была бедна и непривлекательна, небольшая кучка большею частью деревянных одноэтажных домов в тесных стенах земляного вала стояла, как в песочнице, нанизывая прямолинейные песчаные улицы; правда, Караван-Сарай посреди самого города со снующими к нему и из него башкирцами, киргизами, хивинцами, бухарцами в пестрой одежде, верблюды, навьюченные или запряженные в арбы, придавали ему полу азиатский характер…”

Построенный в середине XVIII века, Оренбург сохранил в 1833 году первоначальный свой вид – многоугольной крепости, обнесенной валом и рвом протяженностью более пяти верст. Границы крепости проходили в районе современных улиц Бурзянцева, Володарского, Студенческой и набережной реки Урал. В город вели четверо ворот; со остатки последних – Уральских, или Водяных, – можно увидеть возле Дворца пионеров.

Малые размеры города отметил и Даль, который писал, что с каждого перекрестка на все четыре стороны был виден крепостной вал. В городе были две площади, семь каменных церквей, в том числе лютеранская кирха, две мечети и обширный Гостиный двор. Ныне это самое старое здание города, оно заключено между улицами Советской, Кирова, 9-го Января и Пушкинской. В нем сейчас находится шелкоткацкий комбинат. В Гостином дворе было около 150 лавок и амбаров. В городе существовал водопровод, по которому вода из Урала двумя конными насосными машинами подавалась в центр, где на плац-парадной площади были устроены водоразборный бассейн и фонтан. Улицы были пыльными и грязными; лишь одну – Водяную (ныне улица М. Горького) – замостили и одну – Губернскую (ныне Советская) – осветили фонарями.

Одной из достопримечательностей города был Меновой двор – маленькая крепость в трех верстах от города на левом берегу Урала.

Вид города Оренбурга, 1824, фрагмент гравюры К. Афанасьева с рисунка П.П. Свиньина

Со стороны города в него вели Русские ворота, со стороны степи – Восточные; здесь осуществлялся обмен товарами с восточными купцами, размещалось около 350 лавок, 140 амбаров.

Пушкин и Даль посетили вечером Неплюевское военное училище и его директора – инженер-капитана К.Д. Артюхова (улица Ленинская, 25). Дом отмечен мемориальной доской, сильно перестроен. Училище было своеобразным культурным центром – при нем работала типография, где печатались книги на русском и арабском языках. В 1832 году при училище было открыто женское отделение для детей дворян и мещан.

Хозяин, К.Д. Артюхов, не только предложил гостям баню и развлекал их потом за чаем “охотничьими” рассказами, но и вызвался сопровождать их на следующий день в поездке в Бердскую слободу – главную ставку Пугачева при осаде города.

Ночевал Пушкин на даче у Перовского.

19 сентября, быть может, один из самых удачных дней в пушкинской поездке. Вместе с Далем и Артюховым поэт отправился утром в Бердскую слободу, находившуюся в семи верстах от Оренбурга, на левом берегу реки Сакмарки (сейчас город распространился на эту территорию). Во время осады Оренбурга Берда была центром повстанческой армии, пугачевцы называли ее Москвой. Отсюда Пугачев водил свои отряды на приступы, а его атаманы отправлялись в дальние походы – к Уфе и Самаре, Челябинску и Гурьеву, Казани и Кунгуру. Здесь действовала Военная коллегия, отсюда рассылались манифесты и воззвания к простому народу.

Пугачевская столица – Берда – насчитывала всего лишь две сотни дворов. С запада она была защищена рекой Сакмаркой, а с юга, со стороны Оренбурга, – огромным буераком, кроме того, слобода была обнесена бревенчатым тыном и рогатками; на углах этой маленькой крепости и в проездах ее ворот стояли пушки. К 1833 году многое изменилось: почти вдвое увеличилось число казачьих дворов, давно снесен был обветшалый бревенчатый тын, на месте сгоревшей деревянной церкви в 1824 году выстроили каменную Казанскую церковь.

В 1833 году еще сохранялась изба – “дворец” Пугачева, – стоявшая над рекой. Во время восстания она принадлежала Константину Ситникову, при Пушкине – сыну Ситникова, Карпу. Обыкновенная изба была обита изнутри золотой бумагой – “шумихой”, отчего и называлась “золотой дворец”. Пушкин конечно же видел эту избу, быть может, говорил с ее хозяином. Описание “золотых палат” самозванца появилось в главе “Мятежная слобода” в повести “Капитанская дочка”: “Я вошел в избу, или во дворец, как называли ее мужики. Она освещена была двумя сальными свечами, а стены оклеены были золотою бумагою; впрочем, лавки, стол, рукомойник на веревочке, полотенце на гвозде, ухват в углу и широкий шесток, уставленный горшками, – все было как в обыкновенной избе”.

Теперь на месте избы Константина Ситникова стоит каменная стела с двумя мемориальными досками в память о пребывании здесь Пугачева и посещении Пушкина (угол улицы Восстания и Бердинского переулка).

Начальник Бердской слободы И. В. Гребенщиков собрал для Пушкина несколько старожилов, помнивших Пугачева и восстание. Здесь же, в доме атамана, оказался его родственник, будущий оренбургский купец Н.А. Кайдалов, записавший свои впечатления от встречи с Пушкиным. Вот еще один портрет поэта, рисующий его в пору путешествия: “Он – среднего роста, смуглый, лицо кругловатое с небольшими бакенбардами; волосы черные, курчавые, недолгие; глаза живые, губы довольно толстые. Одет он был в сюртук, плотно застегнутый на все пуговицы; сверху шинель суконная с бархатным воротником и обшлагами, на голове измятая поярковая шляпа. На руках: левой на большом, а правой на указательном пальце по перстню. Ногти на пальцах длинные, лопатками. В фигуре его и в манерах было что-то чрезвычайно оригинальное”.

Тот же Кайдалов вспоминал, что “по входе в комнату Пушкин сел к столу, вынул записную книжку и карандаш и начал расспрашивать стариков и старух и их рассказы записывал в книжку”. Особенно долго (“целое утро”, по словам Даля) поэт беседовал с казачкой И.А. Бунтовой. “В деревне Берде, где Пугачев простоял шесть месяцев, имел я une bonne fortune (прим. удачу), нашел 75-летнюю казачку, которая помнит это время, как мы с тобой помним 1830 год”, – писал поэт жене.

Она была родом из Нижнеозерной крепости, хорошо помнила Пугачева и рассказала о взятии крепости, о присяге ее жителей самозванцу перед виселицей, о гибели майора Харлова и расстреле его жены, Елизаветы, и ее семилетнего брата (по доносу “ревнивых злодеев” – яицких казаков). Все эти рассказы были использованы в “Истории Пугачева” и в “Капитанской дочке”.

Жительница Самары Е.З. Воронина записала дословно рассказ Бунтовой через два месяца после Пушкина: “Бывало он [Пугачев] сидит, на колени положит платок, на платок руку, по сторонам сидят его генералы: один держит серебряный топор, того и гляди что срубит, другой – серебряный меч; супротив виселица, а около мы на коленях присягаем; присягнем, да поочередно, перекрестившись, руку у него поцелуем, а меж тем на виселицу-то беспрестанно вздергивают. Видишь все это, скрепя сердце…”

Бунтова же рассказала о жизни Пугачева в Берде, где его “все любили”; здесь казаки самозванца “никого не обижали”, проезжая по улицам, Пугачев всегда бросал народу мелкие деньги; о том, как после поражения 22 марта 1774 года Пугачев прискакал с казаками в Берду и приказал разбить бочки с вином, стоявшие у его “дворца”, чтобы не было “пьянства и смятения”. Бунтова же показала Пушкину дом, где были прежде “золотые палаты”, или “дворец” Пугачева.

Очень довольный, Пушкин дал на прощание старухе-казачке золотой червонец. Даль вспоминал потом, что червонец этот “наделал большую суматоху” – бердские старики ездили в Оренбург доложить начальству, что приезжал чужой человек, подбивал под “пугачевщину” и дарил золотом, заподозрили, что “антихрист”, потому что “вместо ногтей когти”.

Возвратившись из Берды, Пушкин в сопровождении Даля осмотрел “пугачевские” достопримечательности города, связанные с шестимесячной его осадой: восточное предместье города – казачий поселок Форштадт, теперь часть Красного Посада (в границах современных Красной площади и улиц Тимирязева, Степана Разина и берега Урала), захваченный повстанцами и сожженный; с паперти, а по некоторым сведениям, и с колокольни Георгиевской церкви в предместье пугачевцы обстреливали город из пушек. Видел он и остатки земляного вала – старого укрепления напротив северо-восточной части крепости, между Орскими и Сакмарскими воротами.

С набережной высокого берега Урала открывался вид на Зауральскую рощу, откуда пугачевцы по льду пытались штурмовать город, но неудачно – были отбиты, а Пугачев едва не попал в плен. В конце 1820-х годов в роще был разбит парк, типа английского, с мостиками и беседками. Он служил местом прогулок для всего населения города. А первый мост для пешеходов, плавучий, построил В.И. Даль, правда, уже после отъезда Пушкина из Оренбурга. За рощей виднелся Меновой двор, а дальше – бесконечная степь.

Потом Пушкин и Даль посетили Оренбургское приходское училище, находившееся рядом с Неплюевским военным училищем. Здание не сохранилось. Здесь Пушкин оживленно беседовал с учениками. Один из них – будущий генерал И.В. Чернов – оставил воспоминания об этой встрече. Обедали у В.А. Перовского, а вечер поэт провел у Даля, засидевшись до поздней ночи. Ночевал он скорее всего в городе, в доме Перовского на Губернской улице (Советская улица, 32).

Путешествие подходило к концу. В письме Наталье Николаевне, написанном накануне отъезда из Оренбурга, Пушкин назвал последнюю цель своей поездки: “…завтра еду к яицким казакам, пробуду у них дни три – и отправлюсь в деревню…” Наступала осень, хотелось скорее писать: “А уж чувствую, что дурь (так поэт называл вдохновение. – Н. Т.) на меня находит – я и в коляске сочиняю…” Поэтому поэт торопился.

Пробыв в Оренбурге почти двое суток, утром 20 сентября Пушкин выехал в Уральск.

Источник: “Пушкинские места: Путеводитель. Ч. II. Крым; Украина и Молдавия; Кавказ и Закавказье; Поволжье и Урал” \\Составитель – Тархова А.Н. – Москва: Профиздат, 1988 – с.352