Оренбургский листок

1 (13) января 1876 г. 145 лет назад в г. Оренбурге под редакцией Ивана Ивановича Евфимовского-Мировицкого начала выходить первая частная еженедельная общественная и литературная газета «Оренбургский листок». Газета содержала статьи, касавшиеся истории Оренбургского края, сведения о значимых событиях общественной жизни, информацию о происшествиях, сообщения и правительственные распоряжения, относившиеся к г. Оренбургу и Оренбургскому краю, фельетоны и разного рода объявления и справочные сведения.

Первая страница “Оренбургского листка”, 22 февраля 1876 года (фото кликабельно)

И.И. Евфимовский-Мировицкий в 1875 г. приобрел типографию и получил разрешение на издание еженедельной политико-литературной газеты. О некоторых эпизодах из жизни первого частного органа печати в Оренбурге поведал П. Столпянским в статье “История открытия и первые годы существования первой частной газеты в городе Оренбурге”, опубликованной в 1903 году в XII выпуске “Трудов Оренбургской Ученой Архивной Комиссии”.

Примечание «Бердской слободы»: старая (дореволюционная) орфография приведена к современному виду.

22 сентября (прим. “Бердской слободы”: здесь и далее приведены даты по ст. стилю) 1875 года в канцелярии Оренбургского губернатора было заведено новое дело за №1453, имеющие следующие заглавие:

“Дело по предложению Оренбургского генерал-губернатора, о разрешении правителю канцелярии попечителя Оренбургского учебного Округа, титулярному советнику Ефимовскому-Мировицкому, издавать в г. Оренбурге еженедельную политико-литературную газету под названием «Оренбургский листок»

Канцелярия Оренбургского генерал-губернатора запросила Оренбургского губернатора, желательно ли издание в г. Оренбурге частного органа печати. Этот запрос был получен 19 сентября и уже 22 сентября, т.е. менее чем через три дня Оренбургский губернатор отвечал на бумагу; ответ этот настолько характерен, что мы позволим себе привести его целиком:

«Вследствие предложения от 19 сентября за № 4099. имею честь довести до сведения Вашего Высокопревосходительства, что издание в Оренбурге газеты я, со своей стороны, нахожу предприятием весьма полезным и потому не только не имею никаких препятствий к удовлетворению ходатайства титулярного советника Ефимовского-Мировицкого о разрешении ему издавать с дозволения предварительной цензуры, еженедельную газету, но полагал бы не излишним, если бы администрация вошла с особым по этом  предмету ходатайством в Главное Управление по делам печати».

Отзыв, как мы видим, необычный и настолько благоприятный, что нельзя было сомневаться в благополучном исходе дела. Конечно, Главное Управление по делам печати, получив такой отзыв, разрешило издание «Оренбургского листка» по следующей программе:

1. Статьи, касающиеся, изучения местного края в историческом, статистическом, этнографическом и торгово-промышленном отношениях;
2. Хроника или местная летопись: известия о происшествиях местных, разные сообщения и опубликованные правительственные распоряжения, касающиеся общественной жизни Оренбурга и Оренбургского края;
3. Фельетон: очерки местных нравов и разные другие мелкие беллетристические статьи в прозе и стихах;
4. Разного рода объявления и справочные сведения по частям торговой, промышленной, железнодорожной и т.п.: календарные сведения, а также метеорологический бюллетень.

Срок выхода — еженедельный, подписная цена, с доставкой, и пересылкой пять рублей н год. Разрешение подписано 7 ноября 1875 года.

Программа издания — довольно значительна и отличается большой неопределенностью и неясностью. Эта неясность, позволяющая понимать различно объем программы, была, как мы увидим, причиною многих неприятностей и затруднений для нового органа печати на самых же первых порах его существования.

Пока Главное Управление по делам печати наводило справки и составляло разрешение на издание, между канцеляриями Оренбургского генерал-губернатора и губернатора происходила деятельная переписка. Канцелярия генерал-губернатора поинтересовалась узнать, кто же «будет назначен цензором для «Оренбургского листка».

Оренбургский губернатор фон-Зенгбуш разъяснил канцелярии генерал-губернатора, что на основании общих законоположений цензором должно быть тоже лицо из чинов губернского правления, на обязанности которого лежит цензурирование неофициальной части губернских ведомостей. Но губернатор, принимая во внимание, что чиновники губернского правления обременены многочисленными делами по службе, предлагал возложить цензуру на одного из чиновников Оренбургского учебно-окружного управления по назначению попечителя округа.

Вследствие этой переписки секретарь Оренбургского губернского статистического комитета коллежский советник Распопов 12 декабри 1875 года получил бумагу за № 2647, в которой он назначался цензором новой газеты, причем ему рекомендовалось «при цензировании, руководствоваться в точности существующими цензурными постановлениями».

Одновременно с этим получили по бумаге за №№ 2648 и 2649 Оренбургский полициймейстер и Казенная Палата. Оренбургский полициймейстер должен был объявить И. Ефимовскому-Мировицкому, кто назначен цензором, и взыскать 80 копеек гербового сбора за поданное прошение и ответ на последнее. Казенная Палата в свою очередь уведомлялась, что гербовый сбор был взыскан.

Предварительная переписка закончилась, — газета могла выходить в свет. И первого января 1876 года первый номер «Оренбургского листка» появился из типографского станка. В номере было четыре страницы текста в четыре столбца — т.е. формат газеты был несколько больше второго издания «Биржевых Ведомостей».

На первой странице был фельетон под заглавием «1 января 1876 года», с эпиграфом «ничто не ново под луной» и передовая статья, которые заканчивались на второй странице. Фельетон был подписан псевдонимом «Кото». После передовой статьи идут две корреспонденции: из Белебея и села Нагадан (Уфимской губернии). Далее дано место: перепечатке «конгресс ориенталистов в С.-Петербурге», местному известию о ходе работ на Самаро-Оренбургской железной дороге, «Театральной Хронике» и, наконец, на четвертой странице: «бюджет города Оренбурга», «по поводу 25, 26 и 27 декабря 1875 года в Оренбургском общественном собрании», «судебная хроника», «однодневная перепись в г. Оренбурге». Конец последней страницы (около 1/3) занят объявлениями: ученого садовника И.А. Смириицкого, фотографии Бухгольц, книжного магазина Гнусарева, мебельного магазина Иванова, о продаже на вокзале лошади, газеты «Нового Времени», «Казанского Биржевого Листка», «Будильника» и местного театра о представлении пьесы «Фауст на изнанку».

В передовой статье первого номера редакция высказывала, как и должно ожидать, свое ргоfetion de foi. Не обещая «влиять на общее мнение, руководить им, освещать даже готовый материал научным, руководящим светом», редакция газеты представляла свои столбцы для работ лиц, научающих край во всех отношениях «историческом, географическом, статистическом и пр.», а также обещала давать хронику местной «жизни, известия о действиях и постановлениях по самоуправлению наших городов и местных земских учреждений, сведения вообще о житье бытье нашей заволжской окраины на востоке, сведения о хозяйстве нашем, нередко своеобразном и оригинальном, о промыслах, торговле и промышленности, о нравах и обычаях населяющих край народностей, о местном школьном деле, о состоянии земледелия, урожае, народном здравии, о замечательных явлениях природы и т.п. сведения и сообщения, наконец, известия о действиях наших войск и событиях в Средней Азии, насколько тому представиться возможности».

Редакция думала, что, начав издавать частную газету, она тем самым ответит назревшей потребности у общества иметь свой орган печатного слова, и что Оренбургское общество сумеет сделать «Оренбургский листок» «в полном смысле своим органом, что оно выскажется в нем, выразить свои потребности, свои стремления, свои желания».

Оканчивается передовая статья следующим образом:

«но если ожидания наши не оправдаются, задача, таким образом, поставленная, не выполнится в тех очертаниях, какие нами намечены, то виновато в том будет, конечно, само общество.— Как аукнется, так и откликнется!».

Высказав, таким образом, свои намерения, редакция первые годы издания, выполняла их даже в большой степени, чем обещала. Газета, весьма понятно, выступила защитницей нашего городского самоуправления, как принципа, умея в то же время отличить принцип от личностей. Защищая принцип, газета тем сильнее и ядовитее нападала на отдельных личностей, которые не умели удержаться на высоте призвания. Эти нападки делались во всякой форме — и письмами в редакцию, и передовыми статьями, и маленьким фельетоном.

С одним эпизодом я позволю себе познакомить читателя. Одним из жгучих вопросов для Оренбурга был водопроводный вопрос. История с водопроводом длилась очень долгое время и в 70-х годах приняла наиболее резкую форму. Управа разработала проект реорганизации водопровода, было назначено думское заседание, которое не могло состояться за неприбытием законного числа гласных. И вот городской голова Н.А. Середа помещает в «Оренбургском листке» письмо в редакцию. Письмо начиналось следующим образом:

М. Г. (прим. “Бердской слободы”: “Милостивые Государи”) «позвольте мне при посредстве вашей газеты, объясниться с тем обществом, которого я имею честь быть представителем и пред которым поэтому я постоянно являюсь главным ответственным лицом во всем том, что неблагоприятно отражается на благоустройстве города и на спокойствии его обывателей. Конечно, эта ответственность не уголовная (которой я, впрочем, не страшусь, ибо совесть моя чиста) нравственная, пред судом общественного мнения, приговоры которого гораздо тяжелее лежаться на душу»….

Разъяснив, далее, вопрос о водопроводе, значение его и указав, что заседание по поводу такого важного вопроса не могло состояться, потому что гласные не пожелали явиться на заседание, Н.А. Середа продолжает:

«чем объяснить такое равнодушие к городским интересам первейшей важности со стороны гласных думы и такое непонятное отношение их к долгу присяги я не знаю и объяснить не берусь. Пусть об этом судят те лица, которые, выбрав их в гласные думы,—вверили им попечение о судьбах города. Я довожу этот факт только для сведения обывателей, как назидательный пример на будущее время относительно того, как следует быть осмотрительнее гг. избирателям при выборе лиц, заменяющих собою, по закону 16 июня 1870 года, нее городское общество. Довожу об этом до сведения также и для того, чтобы общество сложило с меня всякую ответственность по такому серьезному делу как безопасность города и избавило от тех нареканий, которые сыплются на меня вполне незаслуженно, ибо я делаю все, что могу!»

Письмо заканчивается следующим образом:

«пусть Оренбургское общество прочтет настоящее мое обращение к нему без желчи и раздражения и серьезным образом побудит своих избранников посещать, хотя экстренные заседания думы, что не составит для них труда уделить несколько часов в неделю или сложить свои полномочия. Гг. (прим. “Бердской слободы”: господа) гласные ведь не дети, лица эти должны знать, и знают, «что почет избрания их обществом в гласный думы налагают на них нравственные обязанности, безукоризненным исполнением которых они обязаны отблагодарить общество за оказанное к ним доверие».

Весьма понятно, что за такое письмо газета, гостеприимно открывшая для помещения его свои столбцы, не могла прийтись по нраву большинству. Но этого мало. В том же номере (№ 37 за 1870 год) редакция помещает по поводу этого письма резкую передовую статью, в которой дума обвиняется еще серьезнее. Передовая статья, отмечая факт индифферентного отношении гласных к общественным делам говорит:

«когда назначаются к слушанию дела, сопряженные с личным интересом для кого-нибудь из гласных, тогда мы летим в думу на рысаках, летят с нами наши сторонники и родня, н мы буквально слетаемся тогда и тратим огромное количество энергии и жаркого, а под час и яростного красноречия по делу, которое не стоит выеденного яйца, в роде захвата, например, двух аршин городской земли, которой у города де много”…

Не удовольствуясь подобным обвинением, автора, передовицы бросает гласным в лицо следующую патетическую фразу: «прискорбно это, граждане!»

Еще более язвительными были нападки на думу постоянного фельетониста газеты С. Барбачева, под этим псевдонимом скрывался всем известный, уважаемый, общественный деятель города Оренбурга. Вот несколько примеров.

Фельетоны Барбачева носили общее название «Картинки с натуры», в одном из них №44 за 1876 год С. Барбачев пишет:

«у нас есть дума, образованная на новых началах, вступившая во второе четырехлетие своего существования, но сказать о ней пока нечего, во 1-х потому, что мы не видим плодов ее плодотворной деятельности, да это и не дело фельетониста, а во 2-х, потому, что там царит подавляющая скука и вялость, способная раздражить, а не насмешить».

Далее приводятся примеры, как говорили ораторы думы прошлого состава:

«гласный, трактуя по вопросу о спорной земле города с казаками: восклицает: г.г. верховные права города должны быть восстановлены на эти земли! Его успокаивают, говоря это мы можем…. Это дело в наших руках — потому мы гласные, уже ратификованные»… Такие речи, хотя и не слышатся более в думе, но за то раздаются словечки: «супсендия» (субсидия), «молокотив» (локомотив), «необходимо выписать несколько экземпляров техников».

Остроты над гласными допускались во всевозможной форме, даже в стихах, вот один из примеров:

Да, спят молодцы наши думцы,
Лишь чуткие к нуждам своим,
И зова рассыльного слышать
Не хочется более им…
Встает голова в заседанье,
Считает он гласных ряды,
Потом говорит: до свиданья…
Отсрочим опять, до — среды!

Конечно, если бы газета ограничилась только одними нападками, значение ее было лишь отрицательное, но нападки не были главным элементом в газете, она давала очень много серьезного материала. В № 11 (за первый год издания) была передовая статья об аренде городских земель, в № 18 о состоянии городских улиц, в № 20 «о народном образовании», в №№ 39—41, 42 «о водопроводе» (изложена история его), в № 44 „открытие Самаро-Оренбургской железной дороги, в № 46 — «вопрос об образовании бедных детей г. Оренбурга», в №№ 49, 50. 51 — торговля хлопком. Уже один перечень этих статей доканывает, как серьезно относилась галета к городским делам; кроме этих больших статей помещалось много мелких хроникерских заметок.

Не менее серьезное отношение было заметно и вообще к вопросам, имеющих значение и для всего края. Так, с первых же номеров стал разрабатываться вопрос об Оренбурго-Ташкентской железной дороги – то вопрос, который получил разрешение только в наши дни. В то время, о котором идет речь, полагали, что выгоднее и удобнее соединить Ташкент с Троицком. И вот начиная с № 6 «Оренбургский листок» очень подробно и обстоятельно доказывает, что «степная железная дорога должна начинаться не от Троицка, как хотелось бы эксцентристам, а от Оренбурга. В № № 30, 31 за первый год было помещено «описание направления для предполагаемых железных дорог из г. Оренбурга в г. Челябу, в № 35 был дан еще новый проект, наконец, для передовых статей №№ 37 и 38 послужил проект Индо-волжской железной дороги, по мысли Степана Бароновского.

В 1877 году, т.е. на второй год издания был помещен ряд писем Петра Ивановича Авдеева, вт. которых разбирался и очень подробно и обстоятельно вопрос взаимоотношений города и Фортштадта, а также и вообще вопрос об Оренбургском казачестве.

Наконец, в газете было помещено значительное количество исторического и этнографического материала. Приведем заглавия статей, помещенных за второй год издания: «Ружейная охота в окрестностях Оренбурга (№№ 1, 2, 3, 4, 6, 8). Письмо графа М. Головина к герцогу Бирону об Оренбурге 1739. (№ 2), Суд над бригадиром Аксаковым (№№ 1, 2, 3, 4). Скопцы села Новоникитина (№№ 4, 10, 16, 20). Могила писатели П.И. Рычкова (№ 5). Разбойник Исебай-Апук (№ 7). Поминки по защитникам г. Уфы в пугачевщину 1773- 1774 годов (№ 16). Киргизская степь Оренбургского Ведомства (№№ 20. 21, 22, 23, 24, 25, 27), Игнатьева пещера (№№ 25, 28), Воспоминания старика крестьянина Челябинского уезда. (№№ 47— 1876 г., 29, 30). Солнце и луна в легендах и заговорах обитателей Оренбургского края в связи с легендами о солнце и луне других народностей (№№33, 34, 35, 37, 38, 39), Охота на Сыр-Дарье (№№ 39, 40, 42, 43, 44). Воспоминания о П.И. Рычкове (№ 40). Эпизод из первобытной истории приуральского края (№№44, 45, 46, 47, 48, 49). Посещение Оренбурга Государем Императором Александром I.

Немало внимания уделяла газета и корреспонденциям из различных уголков обширного Оренбургского края, большинство этих корреспонденций носило обличительный характер; обличения были написаны умело, и производили сильное впечатление.

Теперь весьма естественно поставить вопрос, какое отношение Оренбургского общества было к газете?

Ответ на этот вопрос мы, отчасти, найдем в «Оренбургском листке» в передовых статьях № 52 за 1876 год, в №№ 1 и 52 на 1878 год и в некоторых фельетонах С. Барбичева.

В первый год издания было всего лишь 403 подписчика, из них 296 годовых, 34 полугодовых и 73 бесплатных, таким образом подписная сумма составила 1582 рубля. За объявления было получено 120 рублей – итого в общем было получено 1702 рубля. Весьма понятно, что расход на издание был, значительно больше, и кроме убытка ничего не было получено. Но кроме материального убытка было много нравственных огорчений. Редакция пишет следующее:

«убогое дело наше встречало в течение года столько нравственных толчков, столько разочарований в надежде на поддержку, на сочувствие и столько чудовищных инсинуаций и насмешливых злобных замечаний, что об этом лучше не говорить. В этом отношении нельзя пройти одного молчанием. Люди, знающие край местный, не откликнулись на наш зов, против всякого ожидания. Нам помогли в деле всего два – три лица и несколько совершенно случайных корреспондентов. Те же лица, на кого мы больше всего рассчитывали, остались к нашему зову глухи и немы. Знать, спячке нашей, воистину азиатской, не пришла еще пора!»

Еще более пессимистически звучит передовая статья в №1 за 1878 года.

«Два года прожил наш «Листок» – так начинается эта статья: «и это мы считаем, за большое чудо и вот почему. Материальная сторона издания оказалась в итогах своих та же, что была и в первом году. Дело не стало только потому, что газета имеет свою печатню и не платит по типографским счетам. Но отсутствие материальной выгоды от издании мы не считаем еще особой бедой. Бог даст, как-нибудь извернемся. Нас занимают иные итоги протекающей газетной деятельности нашей: мы оказались непонятными, одинокими, мы сильно разочарованы!»

Далее идет объяснение, почему произошло это разочарование.

«Нашлись досужие языки, которые требовали от нас какого-то «направления» в провинциальном городе, понимая это направление настолько ладов, сколько, занималось нами болтливых языков. Нашлись еще люди, которые потребовали от нас разработки разных «вопросов», сами же не ударили палец о палец и только презрительно глумились. Нашлись и такие господа, которые обещали нам гору сотрудничества и не сделали ровно ничего. Но всех памятнее для нас будут те господа, которые, заварив кашу своим сотрудничеством в газете по части общественных разоблачений отлично, потом посторонились от нас, предательски открещиваясь, от участия своего в газете и даже поддерживая нападки на нее! Эти последние господа доставили нам минуты самого горького разочарования, какое только мы испытывали когда-либо. Конечно, не мы будем судьи этим людям; не мы обязаны протестовать против их инсинуаций делу, которое сами же они считали своим и от которого теперь так малодушно открещиваются».

Указав на причины своего разочарования, редакции продолжает:

и так мы вступаем в третий год своего убогого делания и в третий раз полагаемся на всероссийское «авось». Поступая «по-современному», практически, конечно, нам следовало бы вовсе бросить «игру, нестоящую свеч». Но два года усилий разожгли энергию. усилили задор. Бросил задушевное дело для нас теперь также трудно, как расстаться с давно излюбленной мечтой. Да и совестно. Бояться усилий, труда и дальнейших жертв, значило бы просто струсить, оробеть, и поддавшись эгоистическим расчетам уложить дело, которое, быть может, обществу годится таки, хотя бы в виде «Листка» для житейских реклам. Нет. Пусть загубит наше дело тот, кто хочет, а мы опустим руки, только уступая давлению неотразимых условий».

Еще грустнее говорит редакция в конце третьего года:

«к обычным тяготам дела прибавились еще новые напасти — судебные преследовании с целью не только обидеть нас всякими карами писанного правосудия, но и сгубить газету до конца. Не шутя говорим: пред судом заявлено было требование: закрыть «Листок» навсегда!!! Вы, улыбаясь, думаете, что это «распни» вылетело из бешеной мощи какого-нибудь невежественного самодура, ошибаетесь. Нас, бьют «свои», именно «свои», люди одного учения, одного упования, одной фабрикации».

Редакция хочет хотя немножко себя успокоить и говорит:

«конечно, вражда таких врагов делает честь нашему делу: она прямо говорит, что слабый труд наш не есть дело малозначащее, ничтожное, если вызывает пену бешенства со стороны противников – но утешение это не действительно – тем не менее, если тяжело встречать равнодушие к делу излюбленному, стоящему усилий, то еще тяжелее выносить гонение, систематически ведомое из побуждении высокомерных или расчетов низких и недостойных».

Однако, кроме указанных терниев было, хотя незначительное, но все же утешение:

«Но Господь с ними, с этими врагами. Дело свое мы начали не из «гешефтных» побуждений и потому ополчения вражьего не боимся. Мы были бы беспомощны, если бы дело наше оказалось голосом вопиющего в пустыне. Но мы не беспомощны. Столько сил, конечно, не от мира сего, выражают нашему делу сочувствие, что бросить первую в крае газету или счесть ее детом лишним и преждевременным, было бы грехом. Правда, силы эти невелики, они разбросаны и случайны, но ведь «сила бытия и в немощных совершается». Эти сотрудники, действительно, поняли нашу задачу: они сознают, что местный печатный орган должен служить складом умственно-нравственной жизни края и с охотой и готовностью, по силам своим приносить свои безвозмездные труды в литературу «Листа». Нас особенно утешает то, что люди эти пишут при обстановке в высшей степени неблагоприятной. В то время когда образованные силы, живя по городам, среди комфорта, не находят времени заняться литературным трудом, эти немощи, действующие по захолустьям, в глуши деревенской, пишут нередко при лучине или при сальном огарке, на грязном лоскуте бумаги, пишут с усилием, для некнижного люда почти неодолимыми, и посылая нам свои строчки трепетно ждут, пойдет ли их труд на общую пользу, услышано ли будет слово скорби их — шлют, хотя имеют множество причин бояться пострадать. Разве это не утешенье, не поддержка?»

Указав, кто помогает редакции в ее трудном деле, последняя шлет своим сотрудникам свою благодарность:

«душевно, искренно благодарим» мы поэтому наших провинциальных корреспондентов за их благородное содействие нашему немощному деланию и верим, что всякому честному отзыву, всякому полезному сообщению, всякому даже малейше общеинтересному сведению их, мы всегда будем рады и отнесемся к сотрудническому содействию их с душевным вниманием».

Мы позволили себе привести большие выписки: во-первых, потому что они довольно ярко характеризуют положение газеты за первые три года существования, а во-вторых, и потому что по этими выпискам можно сравнить настоящее положение газетного дела с тем, которое было более четверти века тому назад.

И что же? В пользу ли будет сравнение? Намного ли вперед мы подвинулись или стоим и бесполезно топчемся на одном месте. Надо сознаться, что все, что писала редакция «Оренбургского листка» двадцать пять лет тому назад, может быть вполне отнесено к нынешнему времени… Под заметками редакции подпишется каждый, кому приходится работать в современной печати; Да мало этого. Если сравнить настоящую жизнь г. Оренбурга с тою, какой она является по «Оренбургскому листку», то окажется замечательное сходство. Темы, которые разрабатывались двадцать пять лет тому назад, являются животрепещущими и в настоящее время. Как 25 лет тому назад С. Барабачев писал и о быстрой езде, и о неблагоустройстве города, и о тоске, и скуке провинциальной жизни — те же самые «зады» приходится повторять сейчас.,. Все это, конечно, наводит на многие думы и заставляет невольно поставить вопрос: почему?

Но ответ на этот вопрос завел бы нас слишком далеко, а потому перейдем к затронутой нами теме.

По выпискам из передовых статей можно видеть, что положение газеты было не из важных. Но «передовые» дают только описание фактам, констатируют их — не объясняя, почему же вышло такое положение.

Настоящим очерком мы хотим, хотя отчасти ответить на этот вопрос. Мы пользуемся только официальными данными: для того, чтобы составить себе полную картину, необходимо иметь воспоминания современников, необходимо использовать устный материал рассказов… К сожалению, мы не могли использовать последний материал и потому смотрим на наш очерк, как исключительно на первоначальный материал, который в руках другого поставленного в более благоприятные, чем мы условия, исследователя, получит надлежащую обработку. Но, к сожалению, мы слишком мало уделяем внимания к сохранению всяких материалов, и пройдет еще десяток, другой лет, умрут участвующие и не сохранится даже и память о многих событиях. Но от данного отступления перейдем к изложению фактов.

Первая бумага от Главного Управления по делам печати была получена 8 июня 1876 года на имя Оренбургского губернатора. В этой бумаге указывалось на 10, что «в первых же нумерах «Оренбургского Листка», выходящего в свет с начала текущего года, допущены многие нарушения программы издания».

Нарушения эти произошли, главным образом, потому что, как мы отметили в начале очерка, что программа издания отличалась отчасти неопределенностью и неясностью. Так, в программе говорилось о сообщении «местных происшествий». Главное Управление по делам печати нашло, что «большие статьи о местном театре (№№ 1,2, 3, 7) с разбором содержания и исполнения представленных пьес, печатающиеся (в №) под отдельной рубрикой «Театральная хроника», большая статья о музыкально-литературном вечере 15 января нельзя поднести к разрешенному печатанию местных происшествий».

Главное Управление по делам печати из всех рецензий выделяет рецензию, помещенную в № 3. В этой рецензии разбиралась постановка пьесы «Гамлет» на сцене Оренбургского театра, знаменитая пьеса Шекспира была поставлена в первый раз на сцене в Оренбурге, труппою известного провинциального антрепренера Рассказова. Автор рецензии, скрывшийся под псевдонимом «Жук», в самом начале рецензии указывает, что «какое-то горькое чувство испытывается всякий раз, когда приходится смотреть на нашей сцене произведение, которое далеко не под силу нашим артистам и тем более горько бывает зрителю, что он не может отказать исполнителям в добросовестности их усилий сделать все, что можно».

Далее идут указания на то, что «Гамлет» ставится с большими пропусками (вследствие сложности постановки Гамлета) приводится пропущенная сцена разговора Гамлета с актерами перед представлением и, наконец, идет детальный разбор игры каждого актера. Рецензия оканчивается указанием на то, что и Оренбургская публика может понимать произведения всемирных гениев…

Из этого пересказа рецензии видно, что нарушение программы заключалось в том, что эта рецензия была помещена под особым заглавием — «Театральная хроника».

Другие указания Главного Управления по делам печати касались статей, в которых редакция говорила о думских делах, о гласных Оренбургской думы. По поводу этих статей Главное Управление по делам печати сделало следующее замечание: В № 2 статья «Учреждение в Оренбурге должности городского адвоката» написана шуточным тоном, доходящим до неприличия, так, например, говоря о лености думы, объясняемой «безголовьем тем, что голова уехал в Петербург, а голова, временно представленная, недостаточно строго взыскательна», автор глумиться над собранием думы и над городской управой, которая, не зная, где взять городских дел для практики адвоката, изыскивает их, роясь по шкафам и столам и к крайнему прискорбию не обретает их; наконец, глумясь над гласными, выражаясь, что один из них может не смыслить ни уха, ни рыла в делах городского управления. В № 14 напечатана статья озаглавленная; «Не захотели сечься!» о принуждении гласных «посещать заседания, статья, написанная шуточным тоном приличествующем фельетоном болтовне».

Статья о заседании думы — написана, действительно, в резком тоне, особенно интересна передача дебатов. Заседание было назначено для выработки мер, при помощи которых можно было бы заставить гласных посещать думские заседания.

«Кто меня может принудить, кричал один большой, но еще «не сложившийся» человек: хочу — хожу, хочу — нет, моя воля!!” — “Вас то одного, м. г., можно бы и за борт, за бездействие, значит, по службе, на основании уложения-с, крикнул кто-то в ответ”; но вот что делать с целой думой, если она не хочет ходить; на это действительно не придумано никаких мер. Газета высказалась против мер понудительных и различных наказаний, по ее мнению возможно лишь одно наказание: это — отнять благодетельные права самоуправления, дарованные положением 1870 года и отдать город, и его интересы под прежнюю опеку.

«Но этого — сейчас же уверено добавляет газета — законодатель нашего времени не сделает». И, следовательно, необходимо, чтобы избиратель выбирал в гласные тех лиц, которые оказались бы на высоте положения и чтобы гласные почаще советовались со своею совестью.

Весьма естественно, что после указаний главного управления по делам печати тон статей «Оренбургского листка» о думе перестал быть мрачным.

Остановим внимание читателя на третьем указании главного управления. В № 3 мы читаем заметку следующего содержания:

«правда ли, что 9 января какие-то пять писарей Оренбургской станицы (прим. «Бердской слободы»: Форштадта), встретив на улице двух женщин уральских казачек (мать с дочерью), сначала приставали к ним, требуя видов, а потом силою потащили в станичное правление и подвергли несчастных задержанию? Мать отпустили скоро, но молодуху, дочь ее, продержали до полуночи и выпустили, надругавшись над ней. Нам передавали, что в комнату, где заключенная сидела, вдруг, среди ночи, явились эти писаря полуобнаженными… Женщина молодая впала в обморок и только после этого получила свободу. Те же писаря расхаживают по станице и где найдут «уралок» (приехавших с мужьями, отправляемыми за беспорядки в войске на поселение) пристают к ним безжалостнейшим образом. «Кажи вид! Вид подавай!» Но какой же вид дадут женщины, приехавшие проститься с мужьями! До видов ли тут? Положим-!., что казаки Оренбургские и Уральские враждуют между собой. Но в настоящем случае вражда граничит с бесчеловечьем».

В № 7-м была помещена другая заметка, начинавшаяся с такой же фразы:

“Правда ли, что воспитанников Челябинского духовного училища, живущих ныне в общежитии, т.е. в доме, устроенном для этого духовенством, ежедневно гоняют из общежития, точно на пастбище или водопой, завтракать, обедать и ужинать в квартиры, заподряженные училищным начальством? Говорят, что кормить и поить этих детей заподрядились: помощник смотрителя, учитель духовного училища и некоторые горожане, причем на каждой из такой квартиры кормят и поят по 20 и более мальчиков, на две и на три смены в одной квартире. Если это правда, то можно поздравить духовенство Челябинского училищного округа с устройством общежития, при котором скоро, конечно, понадобится и больница. Наконец, правда ли, что из Челябинского духовного училища в 1875 г. перешел в Уфимскую духовную семинарию один только воспитанник?»

По поводу этих заметок, помещенных в двух нумерах «Оренбургского листка», разделенных четырех-недельным промежутком времени, — главное управление по делам печати в цитируемом нами уже отзыве пишет:

«в № 3 и № 7 напечатаны обличительные заметки в форме вопросов: «Правда ли?» введенной в употребление Герценом в его «Колоколе» и признанной со стороны Главного Управления не дозволительною даже в бесцензурных столичных газетах?»

Это обвинение — подражание Герцену — было, конечно, очень тяжелым и грозило редакции серьезными затруднениями. Кроме обвинения, по существу дела, главное управление по делам печати предъявило обвинение и в несоблюдении формы, а именно, замечено нарушение статей 23 гл. II закона о печати 6 апреля 1865 года и примечания к статье 64 уст. цензуры (т. XIV св. зак.) по продолжению 1863 года).

По указанным статьям надлежало на каждом номере газеты ставить подпись редактора, издателя, число, месяц, год, место печатания и название типографии.

Оренбургский губернатор, получив такую бумагу, положил резолюцию: сообщить выписки из нее цензору и редактору.

Несомненно, что подобное отношение заставило редакцию поспешить с прошением о расширении программы и 20 декабря 1876 г. главное управление по делам печати известило Оренбургского губернатора о разрешении редактору-издателю газеты «Оренбургский листок» коллежскому советнику Евфимовскому-Мировицкому ввести в программу этого издания следующие дополнения:

1. Отдел общих политических известий из «Правительственного Вестника» и «Русского Инвалида» и телеграммы;
2. Отдел театральной хроники, публичных зрелищ и увеселений с рецензиями о них;
3. Прибавление к «Оренбургскому листку» — «Листок обявлений» с выпуском этого прибавления по четвергам бесплатно. В этот отдел газеты войдут телеграммы, дневник местных происшествий, календарные сведения и разного рода частные объявления».

Таким образом, газета сделалась по программе вполне похожей на современные провинциальные издания.

Новый 1877 год ознаменовался для «Оренбургского листка» получением от главного управления по делам печати требования прислать не полученные 1, 2 и 4 номера газеты за 1877 год. В неполученных номерах главное управление по делам печати нашло ряд нарушений против цензурного устава, причем главным нарушением было признано рассуждение фельетониста газеты С. Бирбачева о священнике одной из Оренбургских церквей.

Не успела редакция еще успокоиться от упомянутой бумаги, как была получена новая, теперь уже не от высшего начальства, а от местного. 3 ноября 1877 года последовало указание на нарушение программы от местного губернатора.

Далее 15 октября 1879 г. Оренбургский полициймейстер обратился к Оренбургскому губернатору с рапортом следующего содержания:

«имею честь представить при сем Вашему превосходительству копию с письма моего, от 12 октября, редактору «Оренбургского листка», помещенного в № 42 издаваемой им газеты и доложить, что письмо это господином редактором в последнем его пункте искажено исключением слов: «так как искажение фактов помещаемых Вами в газете «Оренбургский листок» замечается уже не в первый раз».

Опровержение полициймейстера было вызвано передовою статьей №41 за 1879 год, в которой указывались на усиливающиеся в городе грабежи, кражи, убийства, причем косвенное обвинение бросалось и на полицию, которая, таким образом, как бы не принимает необходимых мер для водворения спокойствия.

Полициймейстер, опровергая освещение, приданное редакцией, бывшим в действительности фактам, доказывает, что в городе все обстоит благополучно. Но кроме этого опровержения в письме полициймейстера есть очень любопытное указание, как должна поступать редакция с полученными ею хроникерскими заметками о грабежах, кражах, убийствах и прочее. Вот это место:

«так как искажение фактов, помещаемых Вами в газете «Оренбургский листок», замечается уже не в первый раз, то я покорнейше прошу Вас, Милостивый Государь, на будущее время в случае дошедших до Вас сведений о каком бы то ни было происшествии помимо тех, какие Вам сообщаются от полиции, обращаться ко мне с требованием для разъяснения того или другого обстоятельства, в предупреждение распространения между гражданами несправедливых толков».

Взгляд на газету, как мы видим очень оригинальный, таким образом, газета не могла сообщить ни одного факта из полицейской хроники без проверки полицией. Понятно, что большинство присланных, если бы редакция согласилась на это условие, фактов по проверке их полицией, оказались бы не фактами, а вымыслом. Трудно же предположить, что полиция стала бы сама себя обвинять…

Вот те, к сожалению, немногочисленные данные, которые сохранились в архиве. Конечно, повторяем, по этим данным нельзя составить полной картины, но послужить материалом эти данные могут.

В начале статьи мы уже говорили, что редакция, не смотря на очень недружелюбное отношение к ней, стремилась расширить программу газеты и со второго года издания стала давать бесплатные прибавления по четвергам.

Вскоре же после разрешения помещать телеграммы редактор-издатель И. И. Евфимовекий-Мировицкий обратился со следующим прошением к Оренбургскому губернатору:

«Оренбургская публика желает получать телеграммы отдельными оттисками с доставкою на дом по мере получения телеграмм. Так как телеграммы я буду получать из С.-Петербургского телеграфного агентства, следовательно, цензурованные, то надеюсь, что Ваше превосходительство, не встретите препятствий к удовлетворению желания местной публики и потому почтительнейше прошу Вас разрешить мне открыть подписку на выдачу публике печатных телеграмм раньше помещения их в «Оренбургском листок».

На этом прошении сделана 18 апреля следующая революция:

«Прошу сегодня же разрешить эту просьбу, согласно прилагаемой телеграмме».

Телеграмма была из главного управления по делам о печати о разрешении печатать телеграммы.

В конце 1883 года И. И. Мировицкий обратился в главное управление по делам печати с ходатайством о разрешении ему издавать «Оренбургский листок» ежедневно, за исключением послепраздничных дней, не изменяя подписной цены, т.е. 5 рублей с доставкой и пересылкой. Программа газеты была несколько расширена, именно введен отдел иностранных известий не только из «Правительственного Вестника», но и из других газет. Эта просьба была отклонена главным управлением вследствие неодобрительного отзыва губернатора, который находил, что редакция газеты, выпуская последнюю раз в неделю, не может справиться с делом и целые нумера состоят из перепечаток.

Но редакция не успокоилась, сейчас же по получении ответа на первое ходатайство, возбуждает новое — о разрешении выпускать ежедневно, кроме дней — послепраздничных бесплатное прибавление по той же программе, по которой выпускаются такие приложения по четвергам, — в этом случае Министр Внутренних Дел изъявил свое согласие на удовлетворение ходатайства Мировицкого.

Добавить к статье П. Столпянского можно то, что издание «Оренбургского листка» было нелегким и малодоходным делом, но И.И. Евфимовский-Мировицкий продолжал его даже в самые трудные для него времена вплоть до смерти, последовавшей 7 мая 1905 г

Добавить к статье П. Столпянского можно то, что газета была закрыта 18 февраля 1906 г. газета была закрыта, а ее редактор предстал перед судом и был осужден к заключению в крепости на 9 месяцев и 3 недели. Поводом для закрытия газеты стала публикация в 1906 г. статьи «Из реакционной прессы», где излагалась тактика РСДРП на современном этапе. Материал был преподнесен так, как будто это всего лишь перепечатка из столичного «Русского Вестника» (получалось, что все претензии следовало адресовать к нему). На самом деле, из «Вестника» было взято только упоминание о постановлении северных комитетов РСДРП. Конечно, такая уловка не обманула цензуру.

При создании материала использовались “Труды Оренбургской Ученой Архивной Комиссии”, выпуск XII, 1903 год, – C. 65-94.

© 2021, «Бердская слобода», Лукьянов Сергей