Старые газеты: В детской ночлежке, 1926

В подшивках газеты “Смычка” за март 1926 года, в глаза бросается обилие статей о детской беспризорности. В ней была даже специальная рубрика “Помощь беспризорным”, в которой публиковалась информация о “Вызовах и пожертвованиях” на это благое дело.

Уфа 1922 год. Доставка детей в детский приемник

Вот несколько примеров:

“Я, Юлия Герцог, по вызову Нины Денель, вношу 1 рубль и вызываю: Валю Денель, Лялю Махнину (Воскресенская, д. Порхуновой) Зою Кожевникову (Форштадт, Никольская), Сеню Тучкина (сакмарская, д. Ласькова) и Вову Иванова-Дубровского (Успенский, 43)”.

“Ячейка ВКП(б) ст. Каргала собрала по подписным листам, от продажи значков и устройства спектакля 33 руб. 31 коп. и вызывает все ячейки ВКП(б), волкомы, волисполкомы и с.х. кооп. товарищества”.

“Я, Осташков вношу по вызову 5 рублей и вызываю: т.т. Деревягина, Дворова, Николаева и Никонова также на 5 рублей и т.т. Жевлатова и Корниенко на 3 рубля”.

“Я, Тома Романовская, 10 лет, жертвую на беспризорных один рубль по вызову Лены Дятловой. Я вызываю Лялю Львову, Борю и Володю Петровых, Лиду Авдееву”.

“Доброхотова вносит 3 рубля, Фаворова вносят 1 рубль, Недоброва вносит 1 рубль, Домбровский вносит 1 рубль”.

Если на 4 марта 1926 года в пользу беспризорных, в газете “Смычка” по подписным листам, от кружечного сбора и постановок спектаклей поступило 3310 рублей 43 копейки, то спустя три недели сумма составила 4051 рубль 57 копеек. И это не считая процентных отчислений, производимых общими собраниями рабочих и служащих.

Из статьи “Детская ночлежка” мы узнаем, как выглядела местная “Республика ШКИД” (“Школа имени Достоевского” Оренбурга).

На самом пороге вас обдает дым в пар. Несколько минут, пока не привыкнет глаз, вы ничего не ви­дите. В нос ударяет резкий запах пота, карболки и других прелестей.

Стены заплеваны и испещрены нецензурными надписями.

А ведь не так давно светлое, не­большое, уютное помещение слы­шало веселый детский смех уча­щихся. Здесь была школа.

А теперь… Кухня. На кипятиль­нике, вытянувшись во весь рост и благодушествуя, делятся дневными приключениями два друга.

Двое других заняты починкой своих много видевших и потеряв­ших всякое подобие “доспехов”.

Здесь же возле огня без рубаш­ки, под смех своих товарищей, быстроглазый мальчуган “казнил” вшей.

Столовая. На огромном столе, тесно сгрудившись, играют в самодельные шашки. В другой груп­пе рисуют.

В спертом воздухе раздаются крепкие, шестиэтажные замечания.

Там дуются в “очко” и в “щелчки“.

— Даешь башку!

Проигравший под улюлюкание подставляет красный, с набитой шашкой, лоб под зверские щелч­ки противника.

— Перебор! — и синяя рубашенка с плеч обладателя переходит на плечи выигравшего, заменяясь рванью.

Играют и в счет, будущих “за­работков”.

Не вернувший долга получает кличку “заигранного” и горе тако­му, он весь принадлежит должни­ку.

Несчастные, неприглядные оби­татели ночлежки.

Грязные, одутловато-морщини­стые лица, красные припухшие веки, из под которых смотрят преждевременно выцветшие глава, с выработанной и профессиональ­ной усмешкой и хриплые голоса. И только рост и несформившиеся овалы лица говорят о том, что перед вами не старики, а дети.

Заботливая рука “ОДД” (прим. “Бердской слободы”: “Общество Друзей Детей”) с по­мощью государства и советской общественности, одела их в новые рубашки. Но они, за небольшими исключениями, превратили их в “эмблему беспризорности”.

Рубашки местами изорваны, спи­ны запачканы мелом, засморканы, грудь нараспашку, засучены рука­ва выше локтя, местами на теле виднеется татуировка.

Дети сначала дичились и неохот­но отвечали на вопросы, но потом у нас завязался оживленный разговор и передо мной раскрылся их ми­рок, в котором так много жуткого и тяжелого.

Другая публикация, рассказывает, как “пуцаны” становились беспризорниками, и с какими тяготами им приходилось сталкиваться.

— Дядя, дай папироску!—обратился ко мне первый мой знакомый мальчуган, на вид лет 9— 11. На мои доводы о вреде курения, он лихо сдвинув на затылок чепец, подобие шапки, по взрослому хитро щуря серые глава, бойко ответил:

— Брось, дядя! Я пятилетним “пуцаном” начал курить!

Чтобы не потерять к себе доверия и дружбы, пришлось дать.

Закурил. Выпуская из носа густые струи дыма, он мне поведал свою краткую биографию.

Родился в Уфимской губернии, жил о родителями в деревне. Было небольшое хозяйство. Отец умер от холеры.

— А мать?

— Мать убили в голодный год. Возвращалась из соседнего села. Ходила за кукурузой. На 18 фунтов польстились, сволочи!

Беспризорники 20-х годов. Фото Государственного архива кинофотодокументов

Остался один. Пошел в город. На вокзале встретил таких же, как и сам. Соблазнили. Поехали в Самарканд. Привык. Понравилось. Дальше Ташкент, Уфа, Челябинск, Свердловск, Казань и обратно Уфа. Родная деревня потянула.

— Приехал, а там никого нет, и вот теперь здесь, в Оренбурге.

— А что, дядя, ведь ты наверно нигде не был?

Получив отрицательный ответ, он начал развивать соблазнительные, по его мнению, картины и прелести нелегальных поездок в “собачьем ящике””.

— И лежишь это там под вагоном часами и сутками, боишься, чтобы не “влипнуть” или чтобы твое “купе” не занял кто другой.

— Еоть еще одно место, продолжает он свое повествование, но там мы ездим, когда везде все занято. Это ящик, где зимой проводники запасают уголь с площадки. Ящик глухой, не достает воздуха и, если удастся процарапать дыру, кое-как дышишь, а нет — так или вылазь или же задохнешься.

В Ташкенте из-за него “засыпался”. Да потом сам был рад. Отправили в детдом. Хорошо было Подрался. Отправили в детколонию, а оттуда “сплитовал”. Эх, все надоело!

— А в детский дом не хочешь?

— Ну, его к черту! Там учиться заставляют, а я не люблю. Мне работы нужно.

— Да вот не доверяют гады, думают, что мы все воры.

— Врешь “Каришка”, не утерпишь, слямзишь вступился в разговор его приятель

— Стер-р-р-ва, буду, если хоть копейку украду, пусть только работу дадут!..

Еще одна статья “беспризорного” цикла – “На вечерних промыслах”, рассказала о “заработках” беспризорников.

Золотыми каскадами разбрасывается электрический свет, осве­щая новую, темно-зеленую вывеску над входом в пивную.

Из открытых дверей, в весеннюю влажную муть под звуки разбитого рояля, несется разухабистая пьяная песня.

В запотевшие стекла, задерну­тые тонкой, кисейной занавеской, впились две пары голодных зача­рованных глаз.

А буфет тянет, зовет, привора­живает:

— Ванька, шпарь! — отрываясь от окна, говорят обладатель лохматой головы, по прозвищу “Ястреб”.

— Да, шпарь! Вон он стоит, толстый то. Выгонит назад!

На столиках — батареи бутылок. Девушки — в белых передниках за­брызганных пеной, с измученными лицами, снуют от столика в буфету.

Заволакивается сознание. Пьяные головы клонятся.

— Эк, их развезло, — шепчутся мальчуганы.

— Ванька, нам сейчас время. Слышь, дерутся! Самый раз: хва­тая, что под руки попало —поучает “Ястреб” своего младшего товарища.

Крадучись между столиками, пробираются “налетчики”. Вдруг – “грозная рука” берет за шиворот, и мальчуганы кубарем, вылетают за дверь.

— Стер-р-рва, толстая сволочь!

Медленно, со злобой на душе, шлепая по лужам опорками и го­лодные, двинулись неудачники ту­да, в темноту, к детской ночлеж­ке, где ждут их такие же бездом­ные, безродные, как и они.

Все дальше остается пивная, с ее криками, песнями, драками.

Под впечатлением нанесенной обиды “Ястреб” делится о Вань­кой воспоминаниями своего детства:

— Знаешь, Ванька, бывало, мы с мамкой ходим по пивным искать пьяного отца, никто тогда меня не смел ударить. Отец разнес бы. Най­дем бывало пьяного тятьку, приволокем домой. Буянит. Мамка сбежит к соседям, а мы с сестренкой залезем под кровать и ни гу-гу. На утро проспится. Мамка пи­лит. Тятька клянется, что больше не будет. В революцию бросил. Пошел до­бровольцем на фронт. Убили Мам­ка умерла. Не бродил бы теперь так, если бы были живы.

— Ты смотри не расскажи им… нашим, а то засмеют, что я с тобой нюни распустил.

В конце месяца были подведены итого кампании по борьбе с беспризорностью. Результаты кампании были признаны “очень незначительными”, т.к. по мнению организаторов еще многие “не осознали, что беспризорность есть крупное социальное бедствие”.

Многие рабочие и служащие отозвались на призыв о помощи и оказали посильную поддержку, но, по мнению организаторов, наиболее состоятельные слои населения остались глухи к призыву, т.к. “изжить детскую беспризорность возможно только общими усилиями”.

Общество “Друзья Детей” и “Губдеткомиссия” еще раз обратились ко всем, кто остался безучастными в последние дни кампании, прийти на помощь:

Помните, что борясь с детской беспризорностью, вы тем самым спасаете своих детей, вы оказываете громадную услугу государству, уничижаете источник преступности. Мы призываем всех торговцев в торговые предприятия внести свою лепту!

Бороться с детской беспризорностью нужно не подачей милостыни, только увеличивающей беспризорность, а организованно, участвуя в мероприятиях Губ. Дет. Комиссии и Общества “Друзей Детей”.

Все дети – бродяжки и нищие должны быть собраны с улиц в школах и мастерских – вот лозунг дня.

© 2019, «Бердская слобода», Лукьянов Сергей