В 1786 году весною в Оренбурге было три огромных пожара, истребивших почти все казенные постройки и чуть ли не весь город – 340 домов. Императрица Екатерина II оказала городу щедрую поддержку, три раза присылала она на имя генерал-губернатора Игельстрома по 10 тыс. рублей.

Райский П.Д. — Путеводитель по городу Оренбургу с очерком его прошлого и настоящего, иллюстрациями и планом, Оренбург, 1915, С.25

Пожар в Оренбурге. Гравюра. Франция. Вторая половина 19 века. RUSSIE - L'incendie de la ville d'Orenburg. - (Dessin de M. Dimitrieff.) Лист из французского иллюстрированного журнала. Предположительно 1870-е - 1880-е годы.

в Оренбурге. Гравюра. Франция. Вторая половина 19 века. RUSSIE – L’incendie de la ville d’Orenburg. – (Dessin de M. Dimitrieff.) Лист из французского иллюстрированного журнала. Предположительно 1870-е – 1880-е годы.

История пожарной охраны Оренбуржья берет свое начало с первой половины XIX века, когда по указу императора Александра I от 8 августа 1817 года в Оренбурге была создана первая пожарная команда на профессиональной основе. Составлял он немногим больше тридцати человек, да и то, как писали современники “…в своем большинстве больных и увечных”. В штате числились брандмейстер, его помощник, два унтер-офицера и пожарные служители, в их распоряжении находились 29 лошадей, 10 бочек, две складные лестницы и один насос нового изобретения.

Примечание «Бердской слободы»: В статье используется текст, заимствованный из старых изданий, в котором старая (дореволюционная) орфография приведена к современному виду.

Не имея достаточных средств на создание и оснащение пожарной команды, оренбургские власти пошли по иному пути, требуя от населения соблюдения мер безопасности. Надзор за этим был возложен на полицию. Она обязана была следить, чтобы никто не разводил ночью огонь, чтобы трубы были исправны, чтобы не топили печей весной и летом во время сильных ветров. И «если кто, презирая свое и общественное благо, иметь будет огонь», то нарушителя надлежало брать под стражу.

В июне 1821 года военный губернатор приказал Оренбургской градской полиции, опять-таки в целях предупреждения пожаров, запретить «в домах простых обывателей всякие сего рода собрания, кроме свадеб, крестин и похорон».

В 1829 – 1830 гг. появилось первое деревянное здание пожарной команды города. Оно размещалось в районе, где сейчас берет начало улица Пролетарская (территория государственного архива). Пожарное хозяйство особым вниманием не пользовалось. Правда, в начале 30-х годов по предложению военного губернатора В.А. Перовского в Оренбурге надумали создать собственную кузницу для ремонта нехитрой пожарной техники (насосов, заливных труб, простейшего инвентаря). Городскому обществу было приказано выбрать из своей среды молодого человека, которого надлежало послать за общественный счет в Москву для обучения такого рода ремонтам.

Выбор пал на мещанина Бодрова. Уже в 1837 году он вернулся, получил в свое распоряжение кузницу, инструмент, материалы, а под начало – двух рабочих. Но одного помощника тут же отобрали, сочтя, что содержание двух рабочих слишком обременительно.

К 1845 году пожарная команда была создана только в Оренбурге.

В Путеводителе Райского есть описания оренбургских пожаров второй половины XIX века:

В 1860 году 21 июля сильный истребил 1/4 всех городских зданий города Оренбурга.

В 1864 году 1 июля Оренбург пострадал от большого пожара, уничтожившего в старой слободке 600 домов. Имущественные убытки этого пожара выразились в сумме 692.894 руб. 85 коп. Погорельцам выдавалось пособие из государственного казначейства, городских сумм и из частных пожертвований на сумму 28.328 руб.; кроме денежных пособий, пострадавшим от пожара выдавался строевой лес.

Чехов Александр, в книге “Исторический очерк пожарного дела в России” пишет, что оренбургская пожарная команда в станице Оренбургской, это второе название Форштадта, была учреждена в 1869 году:

на одинаковом основании с прочими частями города Оренбурга. Для помещения ее было выстроено особое здание и инструменты заведены вновь. На содержание положено отпускать ежегодно 3.706 руб. 90 коп. и исполнительные распоряжения возложены на оренбургского полицеймейстера с подчинением ему всех чинов части, а заведывание хозяйством, ремонт инструментов, лошадей, обоза, заготовление фуража и проч. на войсковое хозяйственное правление (46.945).

Наличие пожарных команд в городе и пригороде не смогло уберечь Оренбург от опустошительных пожаров, уничтоживших город десять лет спустя.

В путеводителе Райского (на стр. 51) упоминается о пяти пожарах, произошедших в Оренбурге весной 1879 года:

Пожарное бедствие продолжалось целых три недели в  самом городе и в слободках, а 30-го апреля выгорела большая половина Форштадта. Особенно грандиозен был первый 16 апреля, начавшийся в  местности около Александровских бань. От этого пожара сильно пострадали духовное училище, казенная палата, общественное собрание, одна мечеть, учительский институт, женская гимназия и прогимназия, дом городской думы и управа, окружной штаб, гостиный двор, городской общественный банк, Троицкая церковь, помещения общества взаимного кредита, государственного банка, богадельня, отчасти городская больница, Петропавловская церковь, военно-окружной суд и почти все гостиницы. Из горевших казенных и обывательских домов сильною бурею унесено было далеко за город много деловых бумаг и документов, частью найденных после за 15-20 верст от города по направлению к Сеитовскому посаду. Всего в течение трех недель сгорело 1 355 домов, 292 лавки с кладовыми; общий убыток подсчитывался в 14 510 310 рублей.

Более подробно, правда, о четырех пожарах рассказано в книге Александра Чехова “Исторический очерк пожарного дела в России” (1892 год):

<…>В этом же столетии (прим. “Бердской Слободы”: речь идет о XIX веке), но уже в позднейшее время были большие пожары в провинции. Из них по своей величине выделились оренбургские пожары.

Оренбургские пожары вовсе не дело рук поджигателей, говорит г. А.Т. Тимановский в «Русской Старине», а единственно результат действий стихийных сил и неосторожного обращения с огнем. Четыре пожара, истребившие большую часть Оренбурга, произошли не от поджогов. Весна 1879 года началась рано, март и апрель были жаркие, несколько недель не было дождя, несколько недель дули сильные ветры, такие ветры, о которых не имеют понятия люди, не жившие в Восточной степной окраине, и вот при таких условиях, в эту страшную сушь, когда дерево горит, как порох, когда ветер перебрасывает каждую щепку через несколько улиц, 16 апреля, в десять часов утра, начался с деревянного домика в скученном месте деревянных построек на конце города.

Пожарная команда приехала скоро, но в бочках не оказалось воды, за которою она и отправилась к р. Уралу: но не в воде и дело было; дело в том, что при степном буране в несколько минут по направлению ветра загорелись деревянные крыши в разных местах; это была бешеная скачка огня; соседи близлежащих к началу пожара домов, прибежавшие с любопытством смотреть на обычное развлечение в провинциальных городах, на пожарное зрелище, не могли спасти движимости в своих домах, загоравшихся и быстро горевших в то время, когда они только бежали или шли к началу пожара.

Когда через полчаса всем стало ясно, что ничто не в состоянии остановить огня, когда увидели, что полоса его расширяется все более и более, тогда все потеряло голову; все моментально и инстинктивно поняли, что невозможно предвидеть, где кончится пожар; ясно было, что он пройдет всем городом, на расстоянии нескольких верст по течению ветра, но ясно было и то, что при тех круговоротах ветра, которые то и дело появлялись, огонь будет раскрывать свои объятия и боковым сторонам; при таком сознании все бросилось, кто выноситься, а кто мог и вывозиться из города.

Пожарная команда, разъединенная непроходимыми потоками огня, действовала в разброд, без всякой системы и иногда совершенно непроизводительно, так как огонь в несколько минут уничтожал дома, которые отстаивались, разламывались и т.п.

Паника была невообразимая; точно описать то смятение и тот хаос, которые были в этот день, невозможно; погорельцы, переезжавшие к своим знакомым, должны были вновь выбираться, потому что огонь дошел до домов, их приютивших, и так по нескольку раз. Кто был беспечнее, или кто не участвовал в распоряжениях по вывозу своего имущества — смотрел и только смотрел на действие огня, как-то сразу убедясь в его несокрушимости, и эта часть населения нашла себе занятие в разговорах и рассуждениях о том: «сгорит ли такой-то дом или нет» и т. п.

Вечером 16 апреля масса погорельцев, побросав свои пожитки, прибежала смотреть к Троицкой церкви, как будет падать колокол на горевшей колокольне. Такова сила любопытства.

Вещи, выносящиеся из домов, загорались тут же на улице; ломовые извозчики за перевозку брали страшные цены и везли вещи не иначе, как получив вперед деньги. Один купец нанимает нескольких лошадей для вывоза товара из своей лавки в Гостином дворе, с платою по 50 рублей каждому ломовому; сосед его по лавке, после бесплодных поисков, начинает отбивать нанятых извозчиков, предлагая им по 100 рублей с воза; извозчики колеблются и видимо прельщаются высшею ценою; тогда первый купец схватывает нож и, подбегая к соседу, объявляет ему, что если он сейчас не уйдет и не оставит в покое его извозчиков, то он его на месте заколет. Угроза подействовала.

При исследовании причины этого грандиозного пожара трудно было добиться полной правды, но, тем не менее, было установлено, что загорелось в том домике, в котором накануне вечером выкинуло из трубы; обитатели его занимались печением на продажу калачей и когда 15 апреля загорелась в трубе сажа, огонь был залит домашними средствами, без содействия пожарной команды и без объявления о случившемся полиции.

16 апреля начали топить ту же печку, никаких поправок в трубе или чистки ее не производилось, и очевидно было, что 16 апреля повторилось то же выкидывание искр из трубы, которое было накануне. Отсюда, при тесноте построек, при сухости всего окружавшего деревянного материала — и быстрое распространение огня.

Когда в 12 часов пополудни 16 апреля стало понятно, что продолжится и ночью, когда большая часть населения бивуакировала (прим. «Бердской слободы»: стоять биваком) уже на площадях, располагая провести там ночь, было сделано распоряжение принять зависящие меры к тому, чтобы к вечеру были приняты все способы ограждения имущества и спокойствия напуганных и растерявшихся обывателей; особенно представлялось это необходимым потому, что было разбито несколько кабаков, и по городу стали попадаться то и дело пьяные. Как и всегда бывает в годины больших бедствий, разнузданность массы проявляется ускоренным ходом и эта распущенность пьяных сорванцов грозила особенно тем беззащитным женщинам, которые должны были проводить ночь под открытым небом, охраняя остатки своего имущества, при чем некоторые были разлучены со своими мужьями и родными.

Генерал-губернатора Н.А. Крыжановского в Оренбурге в то время не было и должность его, как командующего войсками, исправлял губернатор М.И. Астафьев; оказалось, что он, отстаивая здание штаба, опалил себе глаза и уехал домой, и затем около него не было ни одного офицера и далее ни одного полицейского; никаких сведений о ходе пожара он не получал и попросил устроить все прокурора, которому дал полномочие делать распоряжения именем командующего войсками.

Но на деле вышло, что в казармах не оказалось ни одного солдата: все разбежались помогать родным и знакомым. В 6 часов вечера во двор городского полицейского управления явились башкирцы, несколько солдат местного батальона, приехали юнкера из юнкерского училища и этою военною силою пришлось в центре военного округа распорядиться губернскому прокурору, который через своих судейских и лично собрал приблизительные сведения, где, сколько расположилось народа, равномерно распределил собранную военную силу, дал ефрейторам и унтер-офицерам надлежащие инструкции, разъяснил их обязанности и т.д. и ночные патрули были организованы. Ночь прошла благополучно и утром были посланы в Петербург успокоительные телеграммы с стереотипной фразой: «надлежащие меры к устройству погорельцев принимаются». Но не так-то легко было осуществить эти меры.

Через несколько дней приехал генерал-губернатор Крыжановский и на другой день утром поехал осматривать пожарище и вернулся со слезами на глазах. Тяжко было ему видеть это опустошение города, в котором он прожил 11 лет, и который так заметно вырос на его глазах.

30 апреля утром начался в так называемом Форштадте, т.е. казачьей станице, неразрывно прилегающей к городу и отделенной от него только площадью. На несчастье начался он с краю Форштадта, и ветер опять понес тысячи искр и головней по всей слободке. Пожарным солдатам и всем вообще приходилось тяжелее на этом пожаре, чем на первом, так как в Форштадте много было домов, крытых соломою, и эта сенная труха, засыпая всем глаза, при невообразимом жаре не позволяла человеку стоять близко от пожарища.

В этот раз ветер взял опять свое, что ему причиталось, и если прекратился, то только потому, что нечему было гореть. Поток огня дошел до того места, где кончился пожар 16 апреля и где, следовательно, торчали одни только обгорелые стены, где были лишь насыпаны кучи золы и угля.

Однако некоторое время угрожала сильная опасность: несколько головней перелетело через площадь и загорелся дровяной склад артиллерийского ведомства, наложенный вокруг порохового погреба. Это известие с быстротою молнии распространилось по городу и большинство, опасаясь взрыва, бросились спасаться в рощу за реку Урал. Достоверно нельзя было узнать, много ли в погребе пороха и количество его в первые минуты, конечно, преувеличивалось; потом оказалось, что в нем хранилось около 800 пудов пороха и, кажется, пять миллионов ружейных патронов. Но погреб уцелел; солдатики своими телами закрыли крышу в то время, когда вокруг погреба горели дрова, и огонь отступал перед серою солдатскою шинелью. Этот подвиг солдатиков, не щадивших своего живота, не был, кажется, оценен ни начальством, ни городским обществом, и неслышно было, чтобы они получили какую-нибудь награду за свое самоотвержение.

Причина этого пожара осталась невыясненною, но в то лее время не было никаких поводов подозревать поджог. После пожара 16 апреля, Форштадт настолько населился погорельцами, что множество каретников, дровяных сараев и клетушек наполнилось жильцами. В этих помещениях ставились постоянно самовары, разводился огонь; на сеновалах, обратившихся в квартиры, курили и поэтому немудрено, что 30 апреля при том сильном ветре, который не переставал ни на минуту, от чьей-либо неосторожности, в которой виновник ее, конечно, не захотел сознаться, и приключился пожар, наделавший столько бед. Между тем, как во время пожара, так и после него, многие высказывали уверенность, что пожары результат поджогов. Посыпались рассказы о подметных письмах. На самом же деле таких угрожающих писем было только два; в одном из них было написано: «Завтра будет гореть. Нас сто человек», и еще что-то в этом роде. Расследованием было обнаружено, что это произведение двух мальчиков 14 и 10 лет из хороших семейств. В другом делалось предупреждение Крыжановскому, что его дом непременно сгорит, указывалось время начала пожара, и в конце письма автор прибавил, что он считает своей обязанностью предупредить генерал-губернатора из особенного к нему расположения. Сочинителем этого письма оказался отставной солдат-пьянчужка; письмом хотел доставить себе развлечение.

Возбуждение жителей проявлялось иногда в опасной форме; был случай, что жестоко исколотили двух лиц, остановившихся для известной надобности у забора. Кто-то крикнул: «поджигатели мажут забор», и неосторожные прохожие предварительно были избиты, а затем силою были притащены во двор 2-ой полицейской части, при чем толпа немедленно разбежалась, а полицейские, слыша еще издали крики о том, что поймали поджигателей, были в полном недоумении, что делать с двумя избитыми, против которых никто не являлся свидетельствовать и против которых нельзя было формулировать никакого обвинения. Их немедленно отпустили.

Третий 1 мая был в Старой слободке. Первое время разнесся слух, что поджог сделан владельцем дома, с целью получить страховую премию. Следствие обнаружило несостоятельность этого предположения и установило, что во дворе дома, с которого начался огонь, производились работы, что в сарае, в котором отдыхали плотники, навалены были массы стружек и опилок, и что начался в то время, когда рабочие находились на отдыхе. Следовало предполагать, что причина пожара — неосторожное курение в сарае.

Четвертый был в так называемой Оторвановке 5 мая и грозил наделать много убытков, потому что огонь добрался до железнодорожных дровяных складов, рядом с которыми расположены были и склады частных владельцев. Сгорело, кажется, дров на 40.000 рублей, но затем переменилось направление ветра и здание вокзала, всех окружающих его мастерских и пакгаузов, а также остальные лесные материалы уцелели.

Начался пожар при следующей обстановке. Один из погорельцев, столяр получил разрешение жить и работать в нежилом, новом деревянном флигеле, но под условием не разводить огня, так как флигель был без оконных рам. Несколько дней столяр соблюдал, условие, но 5 мая не выдержал, да и трудно было производить столярные работы при этом условии, и заварил в котелке клей в избе, на полу, полном стружек. Пока находился он в избе, дело шло благополучно, но понадобилось ему пойти зачем-то в погреб.

Во время его отсутствия порыв ветра занес огонь на стружки, и через несколько минут изба пылала. Жандарм, живший по близости, прибежал к началу пожара, видел его причину и уверял, что легко было потушить. Но при первом крике: «пожар» все окружающее население бросилось прочь, растерялось и под влиянием панического страха, вызываемого всеми предшествовавшими пожарными событиями, оказалось в состоянии полной беспомощности, отдавая на волю и жертву огня свои убогие пожитки. Когда приехала пожарная команда и прибежали солдаты, было уже поздно; ветер моментально сделал свое дело и в этот последний большой оренбургский пожар, как и в предшествовавшие, сразу загоралось в нескольких кварталах, в нескольких улицах. Виновник пожара скрылся и отыскан был не скоро; сбежал же, как потом сам объяснял, опасаясь народного самосуда. Затем после этого, последнего случая пожары прекратились.<…>

На конец 70-х годов XIX века приходится  создание в Оренбуржье первых добровольных пожарных обществ. Первоначально они появились в Бузулуке, Бугуруслане, Илецкой Защите, а уже позднее – в Оренбурге. Существовали эти общества на средства, которые должны были изыскивать сами.

Другие материалы по теме: Беккаревич, Н. Д. Оренбургские пожары 1879 года // Исторический вестник: историко-литературный журнал. – СПб., 1904., том XCVIII – С.999-1010

Так, в 1898 году Оренбургская управа обсуждала обязательное постановление о чистке и осмотре труб и печей исключительно через добровольное пожарное общество. Платные пожарные посты в театрах, починка хозяйственного инвентаря, содержание общественных прорубей для полоскания белья – чем только не поддерживали свое существование эти общества, целью которых являлось дело нужное, дело благородное.

Пожары по-прежнему напоминали о себе. И тогда губернские власти более энергично начали искать выход из складывавшегося тяжелого положения. Все чаще на повестке дня оказывался вопрос о пожарных специалистах, особенно брандмейстерах. В 90-е годы брандмейстера для Оренбурга искали по всей России. Приглашение «личности, вполне отвечающей необходимым качествам», было опубликовано в специальном журнале «Пожарное дело».

На него-то и откликнулся П.И. Мартынов. Техником Мартыновым в Оренбурге заинтересовались. Брандмейстер городу был крайне нужен. Его предшественник Зеткин зарекомендовал себя плохо и оказался уволенным. Мартынов оказался действительно знающим и энергичным человеком. Мартынова на посту брандмейстера сменил К.М. Ауэрбах – потомственный пожарный и сам родоначальник семьи пожарных.

Его сын В.К. Ауэрбах вспоминает, что весь пожарный обоз находился тогда, в 1900 – 1907 гг., на конной тяге, причём лошадей покупали у владельцев больших степных табунов, где они содержались в полудиком состоянии; объездка таких лошадей и приучение их к службе в пожарных частях являлись делом трудным и не всегда результативным. «Машинами новых конструкций», о которых мы читаем в исторической справке, были всего-навсего примитивные насосы.

Источники:

  1. Константин Копылов, “Противопожарный щит Оренбуржья”, Вечерний Оренбург, № 57 от 09 августа 2017 г.
  2. Райский П.Д. — Путеводитель по городу Оренбургу с очерком его прошлого и настоящего, иллюстрациями и планом, Оренбург, 1915
  3. Чехов Александр – Исторический очерк пожарного дела в России, С-Петербург, 1892 С.152-152, С.170

© 2020, «Бердская слобода», Лукьянов Сергей

, , , , , , , , , , , , , , , ,

Уважаемые посетители сайта, уже много лет «Бердская слобода» является некоммерческим проектом, который развивается исключительно на деньги создателей.

Несмотря на то, что сайт некоммерческий, для его развития и поддержания работоспособности необходимы постоянные денежные вливания. Это не только оплата работы технических специалистов, хостинга, дискового пространства, продления доменных имен, но и приобретение некоторых документов, попадающих в нашу коллекцию из архивов и от частных лиц.

Перевести средства на развитие проекта «Бердская слобода» можно воспользовавшись формой, размещенной ниже:

Подписаться
Уведомить о

0 комментариев
Межтекстовые Отзывы
Посмотреть все комментарии
0
Оставьте комментарий! Напишите, что думаете по поводу статьи.x