Степная крепость. Путешествия в историю Оренбуржья

Фрагмент второй книги В. Моисеева “Степная крепость”. В настоящее время вышла первая книга, выход второй планируется осенью, третья пишется, а четвертая существует в замысле. И все это – о нашем оренбургском крае.

Публикуется с разрешения автора

Глава девятая, в которой поручик Иван Неплюев со слезами прощается с царём, а много лет спустя становится основателем Оренбурга и первым оренбургским губернатором.

В самом деле – Сёма с домашним заданием справился меньше, чем за час. Тут и Ника с задачей по математике разделалась, прибежала к деду с братом.

– Значит, теперь вы готовы к новому путешествию в историю? – уточнил старик.

– Так точно, готовы! – отрапортовал Семён. – Куда отправляемся?

– Хочу вам показать ещё одну историческую личность. Уверен: вы мне сами скажете, кто это. Берёмся за руки… Три, два, один – бросок!

Путешественники оказались в небольшой комнате. Сначала им даже показалось, что они в музее. Обстановка богатая и старинная. Посередине – стол, покрытый тяжёлой скатертью с бахромой, два стула с плетёными сиденьями и высокими спинками. На стене – гобелен, у окна – высокие напольные часы. Едва гости из XXI века успели осмотреться, как в соседней комнате послышался резкий звук – словно кто-то вгрызался в нечто твёрдое, а это нечто не желало поддаваться. Ника и Семён вопросительно поглядели на деда. Он молча указал в сторону двери: мол, сами поглядите, что там такое.

Ребята осторожно просунули головы в дверной проём и вот что увидели. Стоявший к ним спиной высоченный мужчина с волнистыми тёмно-каштановыми волосами почти до плеч, в кожаном фартуке поверх парусиновых матросских штанов и белой батистовой рубахи с засученными рукавами вытачивал на станке длинную деревянную фигуру. Станок приводился в движение педалью, на которую токарь и нажимал ногой в сапоге с прямоугольным, точно обрубленным носком. Станок повизгивал и плевался изжелта-белой деревянной стружкой.

Внезапно за спинами у Семёна и Ники раздались шаги. Они едва успели отпрянуть в разные стороны от двери, как между ними, чуть не задев их рукавами синего камзола с золотым узорочьем, прошествовал уверенной походкой некто в белом парике. За ним, осторожно ступая, шёл молодой человек, одетый скромно, но опрятно. Войдя в токарню, чин в парике кашлянул и произнёс:

– Государь! Вы изволили желать увидеть поручика Неплюева. Он здесь.

Работавший на станке мужчина обернулся, и Ника с Семёном ахнули – да это же Пётр Первый!

– Что-то у меня от визгу станка моего уши заложило, – царь дёрнул головой. – Кого ты, Алексей Васильич, привёл?

– Поручика морского галерного флота Ивана Иванова, сына Неплюева.

– А-а, ну ступай, Алексей Васильич, – царь отпустил своего секретаря и обнял посетителя, не дав тому пасть на колени. – Здравствуй, братец! Не кланяйся. Получил ли ты из Иностранной коллегии указ мой о посылке тебя резидентом ко двору султана турского в Константинополь?

– Получил, государь. Не далее как вчера, – молодой офицер склонил голову. – Нижайше благодарю ваше величество за честь, оказанную в столь младые лета мои…

– Благодарить станешь, когда труды твои для Отечества оценю. Коли хорош в трудах будешь, не мне, а более себе и Отечеству добро сделаешь. А буде худо, так я – истец. Ибо Бог того от меня за всех вас востребует, чтобы злому и глупому не дать места вред делать. Служи верой и правдою!

– Сделаю, государь, всё, что в моих силах, и сверх того.

– С турками, знаю, повоевать нам ещё придётся, однако сейчас не время. Потому с министрами султана будь твёрд, но вежлив. И опасайся козней французских да английских посланников. Сии зело лукавые о другом не мыслят, как столкнуть лбами султана со мною… Нам теперь сие не надобно. У нас иные дела имеются. Фортеции в предгорьях кавказских и в степях азиатских строить будем, торговлю вести с Персией, с Индией. Земли наши по Яику с ордой Киргиз-кайсацкой граничат, а она всем азиатским странам и землям ключ и врата. Затем орда потребна под российской протекцией быть, чтоб через нее во всех азиатских странах коммуникацию иметь и России пользу добыть…

Царь склонился к внимательно слушавшему Неплюеву и по-отечески поцеловал его в лоб со словами:

– Прости, братец, кому Бог велит видеться! Ступай…

Двадцатисемилетний поручик, только что назначенный российским послом в Османской империи – одной из крупнейших держав того времени, – вышел из токарни, утирая слёзы обшлагом рукава.

– Почему он плачет, дедушка? – прошептала Ника.

– После объясню, – шепнул старик в ответ.

– Кто там шушукается? – грозно вопросил царь Пётр. – Макаров, теперь ты кого привёл? Гони всех! Пока балясину для нового корабля не выточу, не принимать ни единой души! 

Старик быстро схватил внуков за руки, и уже через секунду они покинули Санкт-Петербург, 1721 год, 26 января по старому стилю, 6 февраля по новому.

– Вот это да! – выдохнул Семён, едва вновь оказавшись в своей комнате. – Настоящий император Пётр Первый!

– Пока ещё просто царь, – поправил его дед. – Титул императора всероссийского он примет в конце того же года, 1721-го, за три года с небольшим до своей смерти. К тому времени Россия стала сильной европейской державой с регулярной армией и мощным флотом, своей промышленностью. Победила Швецию в двадцатилетней Северной войне и завоевала Прибалтику, часть Карелии. Вышла к Азовскому, Чёрному и Каспийскому морям, владела Уралом и Сибирью. Ну и, как вы помните, нашими заволжскими степями до Яика.

– Настоящая империя получается, – сказал Сёма. – Прямо как у Александра Македонского или Чингисхана.

– Никогда бы не подумала, что он такой высокий, – на Нику царь произвёл сильное впечатление.

– Для тех времён Пётр вообще имел громадный рост – 203 сантиметра, – согласился дед. – Видели, как он на станке работает? Просто заправский токарь! Так любил это дело, что ту самую токарню, в которую мы заглянули, велел оборудовать в Зимнем дворце.

– Дедуля, а почему же всё-таки плакал Неплюев? – допытывалась Ника.

– Видишь ли, Ника… Пётра Алексеевича Неплюев считал своим благодетелем, видел в нём не только Отца Отечества – кстати, этот титул Пётр Первый принял вместе с императорским, – но и человека, можно сказать, заменившего отца ему, Ивану Неплюеву. Иван Иванович происходил из Новгородской губернии, из небогатого рода. Когда ему исполнилось шестнадцать лет, умер его отец, а в двадцать один год он лишился матери. Записали его, женившегося по материнской воле в восемнадцать лет, в Санкт-Петербургскую морскую академию. А после ее окончания в 1716 году, немного послужив гардемарином на Ревельском флоте, он отправлен был по личному распоряжению Петра Первого обучаться навигационному искусству в Венецию. Затем учился в испанском Кадисе. Среди его товарищей по этой долгой загранкомандировке были такие личности, которые после стали известными людьми в России. Иван Кайсаров участвовал в сражениях с турками и шведами, после служил директором Адмиралтейской коллегии. Семён Мордвинов стал вице-адмиралом, даже изобрёл некоторые навигационные приборы и написал Свод морских сигналов. Пётр Кашкин был ранен в сражении со шведами и тоже дослужился до звания вице-адмирала. Артемий Толбухин в 1743-м во время Русско-шведской войны получил назначение на должность командира эскадры галерного флота, действовавшего возле Аландских островов…

– Аландских? – удивилась Ника. – Так что же – в честь этих островов назвали посёлок Аландское, где мы были у древних металлургов?

– Совершенно верно. Офицерам, вышедшим в отставку, давали земли. В том числе на востоке Оренбургской губернии. А они называли свои деревни в честь сражений, в которых участвовали и побеждали… Больше трёх лет русские гардемарины обучались в морских школах Европы, даже участвовали в сражениях Венеции с Турцией. Когда же в 1720 году вернулись в Санкт-Петербург, то экзамены им пришлось сдавать лично Петру Первому! Знания Ивана Неплюева царь оценил по достоинству: присвоил ему звание поручика и поставил командиром над строящимися морскими судами. Ну а после, как владевшего иностранными языками, отправил послом в столицу Оттоманской империи. Как тут не заплакать при расставании с человеком, столько для тебя сделавшим и по-отечески тебе доверявшим! К тому же царь произнёс такие грустные слова: «Прости, братец, кому Бог велит видеться». Они с Неплюевым и вправду больше никогда не увидятся. Пётр Алексеевич скончается 8 февраля 1725 года, а Иван Иванович в это время будет с семьёй в Константинополе – Стамбуле. Тринадцать лет он проведёт в Турции. И за эти годы из поручика вырастет до контр-адмирала. Вот так доверял царь талантливым людям и заботился о «птенцах гнезда Петрова». И когда вернулся Иван Иванович из Стамбула, то пожалован был правившей после Петра Великого императрицей Анной Иоанновной чином тайного советника. Он соответствовал воинскому званию генерал-лейтенанта. Сверх того вскоре Неплюев получает назначение киевским губернатором, а затем и «главным командиром Малороссии», то есть Украины – такая вот была у него интересная должность.

– А как же он попал к нам в Оренбург? – Ника вспомнила про памятник Неплюеву в центре города, на Советской.

– К нам он попал, когда нынешнего Оренбурга ещё не было. И оказался здесь при печальных обстоятельствах. В конце 1740 года в Киеве умерла жена Ивана Ивановича Федосья Фёдоровна, с которой он прожил двадцать девять лет. Чуть раньше скончалась императрица Анна Иоанновна. Год спустя на российский престол взошла дочь Петра Первого Елизавета Петровна. Конечно же, от «дщери государя, им обожаемого», Иван Иванович ничего дурного не ожидал. Но дурное случилось: новая правительница повелела отменить все указы, вышедшие за год до её воцарения, и потому Неплюев лишился не только своей должности, но и недавно полученных в награду за труды немалых поместий. Словом, остался без средств к существованию. Ему было велено немедленно ехать в столицу. В Санкт-Петербурге выяснилось, что Ивана Ивановича подозревают в сговоре с Андреем Остерманом. Талантливый администратор, сподвижник Петра, Андрей Иванович Остерман руководил иностранными делами империи. Однако не все его дела понравились новой императрице, и она повелела его казнить, но в последний момент заменила смерть вечной ссылкой. А Неплюева признали невиновным, императрица Елизавета вручила ему обещанный ещё Анной Иоанновной орден Святого Александра Невского, вот только поместья не вернула. И приказала отправляться в Оренбургскую экспедицию в должности командира.

– Что за экспедиция сия? – Сёма вскочил, вытянулся во весь рост, упёр кулаки в боки и грозно сверкнул очами.

– Похож, похож! – рассмеялся и замахал руками дед. – Вылитый Пётр Первый. Экспедицию сию, которая к моменту прибытия Неплюева в наши степи называлась уже Оренбургской комиссией, создали как раз для того, чтобы исполнить план императора торговать с Индией напрямую, без посредников. Помните его слова? «Орда Киргиз-кайсацкая всем азиатским странам и землям ключ и врата». Поэтому было решено по рекам Самаре и Яику-Уралу строить крепости-фортеции и главный город новой губернии – Оренбург. И уже из Оренбурга вести всю торговлю и с Центральной Азией, и с Индией. Пробил, как сейчас говорят, идею Оренбургской комиссии ещё один сподвижник Петра – образованнейший человек, обер-секретарь Сената Иван Кирилов. Его считают основателем экономической географии России. Иван Кириллович первым составил экономико-географическое описание нашей страны и назвал его «Цветущее состояние Всероссийского государства, в каковое начал, привел и оставил неизреченными трудами Пётр Великий». Вот так! Ни больше, ни меньше. Думаете, царю хотел польстить? Нет, Петра уже на свете не было, когда вышел труд Кирилова. Это дань уважения великому человеку, создавшему великое государство. Словом, Кирилов Оренбургскую комиссию придумал, он же её и возглавил. 18 июня (по новому стилю) 1734 года императрица Анна Иоанновна подписала «Привилегию» городу Оренбургу – то есть указ об особых правах: всем народам разрешалось тут «приходить селиться, жить, торговать и всяким ремеслом промышлять». В том же документе город получил от императрицы Анны своё название: «Сему городу, с Богом, вновь строиться назначенному, именоваться Оренбург, и во всяких случаях называть его и писать сим от нас данным именем». Сейчас «Привилегия», написанная от руки на трёх листах телячьей кожи, хранится в Государственном архиве Оренбургской области на Советской, 16, как раз напротив сарматского оленя…

– Вот бы посмотреть! – размечтался Семён.

– Это, Сёма, очень ценный и, можно сказать, хрупкий документ. Его даже из хранилища не выносят, потому что он света боится. Но его фотокопию можно в Интернете найти… Словом, Оренбургская комиссия получила все права и полномочия от самой императрицы. И за семь лет работы основала пятьдесят три крепости и четыре десятка редутов и форпостов. Кирилов, к сожалению, в 1737 году умер от чахотки, как раньше называли туберкулёз, а болезнь эта в те времена была неизлечимой… На смену ему пришёл не менее талантливый учёный и государственный человек, будущий автор труда «История Российская» Василий Татищев. Можно сказать, наш Геродот. Но он не сошёлся характерами с фаворитом императрицы Анны Иоанновны Бироном, и за два года работы в Оренбурге на него якобы написали множество жалоб. Для их разбора Татищева отозвали в столицу. Следующим главным командиром Оренбургской комиссии стал – вы не поверите! – генерал-поручик Василий Алексеевич Урусов. 

– Из рода Урус-бия? – оживился Семён.

– Из него. Праправнук Андрея Сатыевича Урусова, до крещения – Касыма-мурзы. Науками Василий Урусов тут занимался мало, хотя в его ведении была, кроме всего прочего, калмыцко-татарская школа. Ему, как, впрочем, всем командирам Оренбургской комиссии пришлось усмирять башкирские восстания. Дело в том, что при закладке новых крепостей некоторые башкиры лишились части своих исконных земель, а многие стали опасаться, что земли у них отнимут вовсе. Целых пять лет – с 1735-го по 1740 год – башкиры нападали на строящиеся поселения, на уже существовавшие русские сёла и заводы, на обозы и военную охрану Оренбургской экспедиции. Города и сёла жгли, обозы грабили, строителей, жителей и солдат с офицерами убивали. Конечно, восстание было жестоко подавлено. Как раз при командирстве генерала Василия Урусова.

– Очень грустно это, – опечалилась Ника.

– Не то слово, – вздохнул дед. – Вот почему башкиры первыми присоединились к Пугачёвскому бунту, который случился через тридцать пять лет. Но про него я вам расскажу потом. А сейчас вы мне ответьте на вопрос, который мне задавал учитель истории ещё в школе: почему Оренбург называют городом-путешественником?

– Разве может город путешествовать? – ответил Семён вопросом на вопрос.

– Это, конечно, образное выражение, но по сути правильное. Не знаете, выходит, ответа?
Ника и Семён отрицательно помотали светлыми головушками.

– Тогда слушайте, – продолжил дед. – Дело в том, что Оренбург закладывали три раза, и всё в разных местах. Сначала глава Оренбургской экспедиции Иван Кирилов распорядился основать город на слиянии рек Яика (то есть Урала) и Ори. Есть два объяснения, почему назвали его Оренбургом. Первое – простое и понятное: «Орен-бург» – это город, точнее крепость, на реке Орь. «Бург» в переводе с немецкого и будет «крепость». В те годы была мода давать российским городам немецкие названия: Санкт-Петербург – крепость святого Петра, Екатеринбург – крепость Екатерины. А ещё под Петербургом появился Ораниенбаум, по-русски – «апельсиновое дерево». Теперь город носит имя великого учёного Ломоносова, но апельсиновое дерево на городском гербе осталось. В 1702 году Пётр Первый отвоевал у шведов старинный русский город Орешек на Ладожском озере и переименовал его в Шлиссельбург – «ключ-крепость»… И уж если переводить слово «Оренбург» с немецкого полностью, то выйдет «уши-крепость». Потому что «орен» по-немецки – уши.

– Какие такие уши? – удивилась Ника. – При чём тут уши?

– Может быть, при том, что эта пограничная крепость должна была внимательно слушать Азию? Опять же если говорить образно. Но это только предположение. Самый первый раз Оренбург заложили 26 августа 1735 года на горе Преображенской. На вершине горы построили крепость, под горою – Преображенскую церковь. Но спустя семь лет, когда Иван Иванович Неплюев с молодой женой Анной (в девичестве Паниной, и, между прочим, фрейлиной императорского двора), с дочерью и сыном приехал в наши края, то понял: этот самый первый Оренбург расположен неудобно. Вокруг нет лесов, значит, не из чего строить дома и нечем топить печи. Город построен в пойме рек, и потому весной его заливают талые воды. К тому же он расположен в стороне от торговых путей – а его для торговли-то и строили! Ну и вообще место глухое – купцов тут на дороге постоянно грабили. Всё это понял ещё предшественник Ивана Неплюева на посту руководителя Оренбургской комиссии Василий Татищев и в 1739 году предложил перенести город на 150 вёрст ниже по течению Яика – на Красную гору. Российское правительство с этим согласилось, но приказ о строительстве Оренбурга номер два отдало уже новому командиру экспедиции – Василию Урусову. Так в 1741 году Оренбург «переехал» в первый раз. Только и новое место для строительства оказалось не подходящим. К тому же строители города и крепости инженеры Тельной, Лейтгольд и Ратиславский никак не могли договориться, где же именно возводить город – на склоне горы или под горой, на ровном месте. На косогоре, говорил Ратиславский, «место виднее и воздух чище». Зато, возражали Тельной с Лейтгольдом, на равнине и улицы будут ровнее, и колодцы можно выкопать. А на горе – какие колодцы?.. В конце концов, Неплюев распорядился Оренбург номер один переименовать в Орск, а Красную гору оставить в покое. На память о второй попытке основать Оренбург осталось село Красногор в 73-х километрах на восток от нашей нынешней областной столицы. С разрешения Сената Иван Иванович выбрал окончательное место для главного города будущей губернии – при впадении Сакмары в Яик. Здесь-то в 1743 году, 30 апреля по новому стилю был в третий и последний раз заложен Оренбург. «С помощию Божиею и с надлежащим молебствием, также и с пушечною пальбою», написал о дне рождения нашего города исследователь Оренбургского края Пётр Иванович Рычков. Жаль, что сам Иван Иванович Неплюев при этом не присутствовал: он уехал в Орск, а после – на север губернии, в Вехнеяицк, сейчас Верхнеуральск Челябинской области. Поэтому закладкой города руководил прибывший из Самары генерал-майор фон Штокман. Как я ни бился, имени его, увы, нигде не нашёл. Штокман даже не стал ждать застрявших где-то по дороге строителей и приказал своим солдатам начинать возведение крепости. Ну и, конечно, как всякий уважающий себя город, Оренбург был построен не на пустом месте.

– Здесь раньше кто-то жил? – спросил Сёма.

– Конечно! Что в наших краях кочевали разные народы, вы уже поняли. Вот и ногайский хан Басман в конце XV – начале XVI века откочевал сюда из Крыма, спасая свой народ от вспыхнувшей там эпидемии моровой язвы, как называли в древности чуму. Прибыл с 17 тысячами кибиток и устроил тут ставку. Называлась она Актюбай, то есть Белый стан, или Актюба – Белый холм, и располагалась на горе, которую мы сейчас называем Маяком. Ногайские ханы тогда постоянно воевали друг с другом. И вот однажды что-то не поделили друг с другом два подчинённых Басману мурзы – Алтакар и Бийтюряк. Басман выступил на стороне Бийтюряка, и они вместе решили напасть на Алтакара. А что было дальше, мы с вами можем посмотреть одним глазком…

– Почему только одним? – оживился Сёма.

– Дело было в степи, там укромное место найти трудно – как бы нам под копыта коннице не попасть. Поэтому наблюдать придётся с воздуха.

– Так это же здорово! – воскликнула Ника. – Мне ещё в самый первый раз, когда мы были у динозавров, так понравилось летать!

– Летать мы с вами в истории, конечно, можем, но недолго, – развёл руками старик. – Я пока не знаю, почему, но природа в том прошлом, куда мы совершаем броски, как будто начинает нас постепенно различать. Сначала опускает на землю, если мы слишком долго парим в небе, а если задерживаемся в истории больше, чем на три часа, словно пытается оставить там, куда мы перенеслись. Я пару раз почувствовал, как трудно вернуться в наше время, если загостишься в минувших веках: будто наступил в расплавленный асфальт и никак не можешь оторвать от него подошвы. Словом, у нас с вами будет всего минут десять на этот раз. И ещё: мы с вами отправимся в ночной полёт. Поэтому нам мало будет просто держаться за руки, надо обвязаться верёвкой, чтобы не потеряться в темноте.

Старик вышел на балкон и вернулся с мотком бельевой верёвки. Её он велел внукам обмотать вокруг пояса и даже продеть в шлёвки – то есть петли для ремня на брюках. А после оставшимся концом верёвки обмотал себя.

– Ну, где же ваши ручки? – улыбнулся дед притихшим Нике и Сёме. – Боитесь?

– Ну уж нет! – твёрдо ответила Ника за себя и за брата.

– Готовы? Бросок!..

Перепуганная сова бесшумно метнулась в сторону луны, когда у неё на воздушном пути из ниоткуда появились вдруг три человеческие фигуры.

– Озадачили птицу, – указал на сову старик, паря над ночной степью. – А теперь посмотрите вниз. Видите тот огромный овраг? 

Ночь была тихая, ясная, и при сиянии звёзд, при лунном свете на земле действительно можно было многое различить.

– Видим! – крикнули дети.

– Нам туда. Полетели! А по дороге я вам расскажу, что тут происходит. Алтакар, когда узнал, что против него замышляют недоброе, покинул ставку на горе Актюбе – нынешнем Маяке – и откочевал в степи за Яиком, ближе к реке Эмбе. Ну и, как водится, совершал набеги на владения Басман-хана. Тот, конечно, решил такое безобразие прекратить и однажды вышел с войском на Алтакара, который в это время остановился рядом с большим оврагом. Мир не без доброжелателей, и Алтакар узнал о том, что на его стоянку собираются напасть. Тогда он перешёл на другую сторону оврага. Подготовился к приёму незваных гостей. А гости-то уже близко – вон они, подъезжают.

Во тьме действительно стали различимы силуэты всадников, старавшихся ехать как можно тише, крадучись, чтобы их не обнаружили раньше времени.

– На месте же своей прежней стоянки, на самом краю оврага, Алтакар приказал развести костры. Будто и не уходил никуда, – продолжал старик.

И костры в самом деле вспыхнули. Тут же воины Басмана, увидев огни, пришпорили коней и с гиканьем понеслись на невидимого противника. Они проскакали через пустую стоянку, подлетели к кострам!.. И, не успевая остановить коней, ничего не понимая, падали один за другим прямо в овраг да там, на дне, и оставались. В степи не было больше видно ни пешего, ни конного…

С другой стороны к оврагу подъехала сотня всадников во главе с мурзой Алтакаром. Они заглянули вниз, во тьму, перебросились парой фраз. Кто-то засмеялся, но Алтакар прикрикнул на весельчака, и тот затих. Всадники развернулись и уехали в ночь.

– И нам пора, – сказал дед и тут увидел, что Ника отрешённо смотрит вверх, на бесчисленные густые звёзды.

– Грустная история? – спросил дед, когда вместе с внуками вернулся в своё время и распутал соединявшую их верёвку.

– Грустная и жестокая, – ответила Ника. – Неужели нельзя обойтись без войн?

– Человечество, как ни печально, воюет, сколько себя помнит, – вздохнул дед. – Как будто всё доказывает правильность теории Чарлза Дарвина о естественном отборе: кто сильнее и хитрее, тот и выживает. Надеюсь, однажды всё же люди отучатся от этой первобытной привычки – выяснять отношения кулаками, саблями и дубинами, в том числе ядерными!..

– Скорее бы уж! – откликнулась Ника.

– А ведь хан Басман не успокоился. Но и вторая его попытка наказать Алтакара тоже окончилась неудачей. На берегу реки – Яика или какой-то другой, история умалчивает – изобретательный мурза нашёл ковыль, да такой высокий, что воина скрывал по плечи. Здесь Алтакар со своими людьми и расположился. А вокруг велел спрятать в густом ковыле каменные глыбы, соединив их жердями. И новая атака Басмана захлебнулась – кони ломали ноги о камни и жерди, падали, давили всадников. Ну а воины Алтакара довершили разгром. Басман в этом бою погиб. Он и его убитые батыры были привезены в Белую ставку и похоронены на берегу Яика, в том месте, где сейчас берёт начало улица Кобозева. При строительстве здесь Нагорного бастиона Оренбургской крепости, писал Пётр Рычков, «немалая часть того кладбища в целости была, и разные камни с арабскими надписьми найдены». А мурза Алтакар стал ханом и устроил теперь уже свою ставку на Актюбе – горе Маяк.

– Да-а, – протянул Сёма. – Много, оказывается, было в прошлом в наших местах. А мне казалось, что история тут началась только после основания Оренбурга. 

– История наша богатая. Её просто надо знать. Но и Актюба – это ещё не всё. В 1736 году Иван Кирилов разрешил казачьему старшине Степану Шацкому из Яицкого городка (сегодня это казахстанский город Уральск) поселиться при Яике и именовать свою станицу Бердским городком, «понеже близко речки, впадающей с бухарской стороны, называемыя Берды, и быть ему станичным атаманом, а к себе в старшину и в казаки 200 человек набрать».

– Дедушка, что такое «понеже»? – поинтересовалась Ника.

– «Потому что», «поскольку». Самое интересное, что название Берды переводится с башкирского языка как «хариус». То есть речной лосось! Но хариус живёт только в реках с чистой и холодной водой. Трудно поверить, что речка Берды, которая сейчас называется Бердянкой, была когда-то именно такой и в ней водились хариусы.

– Это та речка, которую мы проезжали по пути к меловому оврагу? – уточнил Семён.

– Да, она самая. А Бердская крепостца, как её называли, находилась на том месте, которое сейчас занимают часть улиц Максима Горького и Бурзянцева, переулки Фабричный и Диспансерный. В 1742 году в Бердах имелось 132 избы и десять землянок. После начала строительства Оренбурга крепостцу решено было перенести севернее на семь верст, то есть примерно на 7,5 километров. Поселок Бёрды и поныне там… Между прочим, город Оренбург по своей планировке и размерам – около 280 гектаров – считается самой большой крепостью в России. Современные архитекторы и историки говорят, что таких не строили ни до, ни после Оренбурга. На строительство города собирали всех, кого могли найти в округе. Условия были тяжёлыми. Из работавших здесь только за одно лето от цинги умер 631 человек…

– Подожди, дедушка, – остановила рассказ старика Ника. – Ведь цингой человек болеет, когда ему не хватает витамина С, нам учительница биологии рассказывала. Как же можно умереть от цинги летом, когда вокруг столько растений, в которых есть этот витамин?

– Ты забываешь, что город строился в степи, а трава у нас к середине лета почти полностью выгорает на солнце. Наверное, можно было найти какие-то ягоды в пойменных лесах и рощах вдоль Яика. Но, боюсь, для тысяч строителей никакой ягоды не хватило бы. И уж точно на полтысячи вёрст в округе не было ни одной аптеки, чтобы купить аскорбинку… И всё-таки к осени город почти построили. На высоком берегу Яика стен решили не делать, потому что взобраться на кручу и без того было тяжело. Даже сейчас, когда мы с вами поднимаемся от белого моста на Набережную по лестнице, ноги очень устают. А представьте, каково было бы карабкаться по крутому берегу воинам в полном боевом облачении да ещё с оружием в руках! На всём остальном протяжении границ города его обнесли четырёхметровым валом, облицованным камнем. А вокруг выкопали ров шириной метров десять и глубиной метра четыре. Попасть в Оренбург и выехать из него можно было через пять ворот: Орские, Чернореченские, Яицкие, Сакмарские и Водяные.

– Те самые, под которыми мы от дождя спрятались? – оживился Семён.

– Нет, те красивые ворота были подарены городу императрицей Елизаветой только в 1755 году. А самые первые, подозреваю, были попроще. После с восточной, степной стороны Оренбург прикрылся Форштадтом (в переводе с немецкого это значит «пригород», «предместье»). Тут поселились 550 казаков из Уфы и Самары. Вместе со старожилами здешних мест – бердскими казаками – они вошли в Оренбургский нерегулярный корпус. Прошло меньше года со дня закладки крепости на Яике, и 26 марта 1744 года указом императрицы Елизаветы Петровны была учреждена огромная Оренбургская губерния. В неё вошли все города, станицы и крепости Оренбургской военной линии, Уфимская провинция со всеми «башкирскими делами», Исетская провинция (сейчас это Челябинская область и часть Свердловской), яицкие казаки, ставропольские калмыки, киргиз-кайсацкий народ, Ставропольская крепость – нынешний город Тольятти. Позже указом Сената от 31 августа 1773 года ещё и город Самара из Казанской губернии передан был в состав губернии Оренбургской. Общая площадь Оренбургского края после этого составила примерно 2 миллиона квадратных километров. В нашей губернии тогда можно было бы разместить восемь таких стран, как Великобритания, да ещё для Люксембурга место осталось бы. И, конечно, первым оренбургским губернатором назначен был Иван Иванович Неплюев. До ноября он с женой и дочерью жил в палатке или землянке. А в построенный для него командирский дом вселился только после того, как в свои новые жилища вошли горожане и в казармы – солдаты. Не стану утверждать наверняка, но, мне кажется, именно те полгода в непривычных суровых условиях могли стать причиной болезни молодой супруги Ивана Ивановича. В 1745-м, возвращаясь с мужем из поездки на северо-восток губернии, она умерла в Орске. Там и похоронили её. Всего двадцать восемь лет прожила на свете Анна Ивановна. «Превозмогла грусть жену мою», – сказал Неплюев.

Небо за окном понемногу темнело. Дни, чем ближе к зиме, тем становились короче. Старик засобирался:

– Пойду-ка домой. К тому же я обещал бабушке хлеба купить и колониального товару. Приду с пустыми руками – она ведь меня не пустит, вы бабушку свою знаете, – улыбнулся дед. – К тому же и вам надо перед новой учебной неделей отдохнуть и выспаться.

– А у нас, между прочим, дедушка, следующая неделя короткая, – сообщила Ника. – Понедельник, вторник – и всё, каникулы начинаются.

– Приходи к нам в среду, ладно? – попросил Сёма.

– Раз так, приду, конечно, – пообещал дед.

Когда дверь за ним закрылась, Сёма спросил сестру:

– Ты не знаешь, что такое колониальные товары?

Ника только плечами пожала…

Приобрести книгу В. Моисеева “Степная Крепость” в Оренбурге можно здесь:
– магазин “Фолиант”, ул. Советская 24;
– магазин “Фолиант” в ТЦ “Север”;
– Агентство воздушных сообщений, ул. Туркестанская 9;
– МЦ “Велнес Таун”, ул. Восточная 42/2;
– Магазин “Сувениры”, ул. Советская 27;
– Аэропорт Оренбурга, “Сувениры” (1 этаж) и Бизнес-зал 2 этаж.

Обсуждение текста в группе “Старый Оренбург”